Ворчание старика (СИ) - Страница 4

Владелец особняка не мог устроить торги в собственном доме, потому снял на сутки зал ресторана средней шикарности. Удовлетворенно осмотрев хрустальные фужеры, полировку на столах и накрахмаленные переднички на юбках официанток (две живые - остальные механические), он приказал перевозить на место продажи три маски.

"Жадность", "Страх" и "Власть" были сделаны им во время самой черной депрессии, в них он выплеснул всю темную сторону своего ювелирного таланта. Человеческая корысть получилась в виде лица с тройным подбородком, отвисшими щеками и почти незаметными в потеках жира глазами. Материалом для нее могло быть только золото, однако старик, верный принципу инкрустации, где только мог, вставил железный колчедан - золотую обманку. Если смотреть в упор - два материала легко различались, и казалось, что золотая паутина лишь облегает неуемно фальшивую кичливость. "Страх" был единственной маской, которой не нужна была электроника - она была вырезана из цельного куска горного хрусталя. Сама по себе маска почти ничего не выражала, но заложенные в ней оптические эффекты делали лицо каждого одевшего ее человека искаженным ужасом. Ее владелец казался окружающим трусом - испуганно приоткрывались глаза, чуть-чуть вытягивался подбородок, иллюзия заставляла дрожать щеки.

"Власть" была самой дорогой маской, хоть основой в ней служило железо. Десятки спиц, проволочек, иголок и гвоздей, каждое острие которых было увенчано брильянтом, сплетались в жесткое, почти жестокое и одновременно сверкающее лицо. И казалось что глаза, большие, чистой воды камни, смотрят сквозь зрителей, скользят всепроницающим взглядом по их душам.

Покупатели, только рассевшиеся по столикам, увидели все три маски не сцене под охраной того молодого человека, что обычно помогал старику в бутике. Сам хозяин бодрой походкой вышел к микрофону.

- Дамы и господа! Есть вещи, которые не предназначены для ежедневного использования. Даже по прямому назначению их редко употребляют. Они предмет вечности... - старик выдал весьма убедительную речь, в которой просил от покупателей сначала мыслей, а уж потом банковских переводов.

Засим продавец вынул из кармана молоточек, а молодой человек ловко подставил ему гонг. Начались торги. О, это было зрелище: старик поднимал цену медленно, давая разгореться взаимной зависти, жадности и простой жажде стяжательства. Люди выходили из игры, включались в нее снова, в раздражении сбрасывали на пол дисплеи и вскакивали от радости. Старик наслаждался каждой секундой - он ловил взгляды, прислушивался к протестам, поздравлял покупателей и сочувствовал проигравшим.

Аукцион плавно перешел в банкет, продлившийся далеко за полночь. И когда за очередным столиком, под водочку, старик вел душевные беседы с покупателями, пытаясь растолковать им, в чем суть ювелирного искусства, а они рассказывали ему, как лучше коллекционировать предметы роскоши, казалось, что вернулась молодость.

Хозяин особняка вернулся к себе откровенно счастливым человеком и на следующее утро, как только перестала болеть голова, бросился к станкам. Он даже попробовал сам держать камень во время огранки, но понял, что это уже не его. Но старик ничуть не расстроился и, чему-то улыбаясь, опять лег в кресло.

Еще через три дня он продал самую свою неудачную маску: "Вдохновение" в тот раз работа с агатом у него откровенно не получилась, слишком уж картинно это бесполое лицо радовалось понятной только ему удаче, слишком аляповато смотрелись на этом фоне прожилки в камне. Тогда ему надо было просто убить время, а сейчас он не считал маску за вещь и отдал без особой торговли. Всю свою внешнюю активность он направил на устройство второго аукциона.

Продажу последних трех масок он собирался превратить в настоящее действо, на котором хотел выйти из подполья и объявить о своей действительной личности. Естественно, он не мог пригласить туда журналистов - для его опекунов это было бы слишком подозрительно. Потому он созвал всех уже купивших его маски людей, или хотя бы их представителей. Дал чуть больше информации на сайте бутика и отобрал на проведение аукциона уже не десять, а двадцать человек. Но в преддверье "выхода в свет" ему нужна была еще одна маска, которая была бы уже точно его - старик хотел избавиться от ощущения, что продает последние свои творения. Она нужна была ему, как символ возвращения, обретения той частички славы, благодаря которой он мог жить дальше, как залог будущих успехов. И старик работал так, как не всегда работал в молодости, весь новый жар своей души он вложил в это переплетение нитей, которое должно было стать почти неотличимо от кожи, в эти каменные глаза, которые должны были заглядывать в глаза живые.

В тот день, что он назначил днем своего триумфа, он сам выбрался из постели, шлепнул сиделку ниже спины и почти взбежал по ступеням. Позавтракав и отсмотрев новости со своими всегдашними прибаутками, в мастерской он долго, с немыслимым тщанием, наводил последний блеск на готовую уже маску. Наконец, пальцы титанового скелета в силиконовой плоти легли ему на плечо.

- Вам пора, иначе вы опоздаете...

Все было почти как в первый раз - только маски были немного другие. Бывший глава корпорации вошел в зал, как повелитель бури, как властитель молнии. Здесь были все, с кем он торговался, не хватало разве что питерской коммерсантки. Взгляды этой небольшой толпы, что собралась там, были прикованы к нему. Он говорил долго, купаясь в человеческом внимании. Старик подробно рассказал, как делал каждую маску, что чувствовал при этом и какие надежды вкладывал в нее. Постепенно он подошел к самому главному.

- ...и вот вы, все здесь присутствующие, наверняка задавали себе вопрос: кто этот мелкий лавочник, торгующий такими произведениями искусства? Подозрения вились вокруг вас осиным роем, но моя биография была совершенно прозрачна, я был абсолютно законопослушен и никак не мог быть тем, кого вы во мне подозревали. Но слушайте! Это - я!!

Он сорвал с себя пиджак и вынул контактные линзы. Зал замер.

- Да, я! Корпорация "Фасеты". Десять лет я мариновался в собственном особняке, умирая от скуки и безделья. Я пытался вернуться на работу, но не мог. Я стал почти никем, живой горстью праха...- старик задыхался от желания говорить еще и еще, бросать людям в лицо свою так давно накопившуюся ярость и презрение.

Вот только с залом было что-то не то. Все зрители смотрели в одну точку, они замерли, как манекены - не звенели бокалы, никто не шептался, не шевелилась ни единая складка ткани. Они даже перестали дышать. Старик на секунду замер, удивленный этим, но вся эта неестественная статичность сохранилась, лишь тихо, на самом пределе слышимости, звучал Вивальди. Глаза старика несколько раз дернулись от одной человеческой статуи к другой, он ничего не понимал, и страх заставил его немного попятиться.

- Когда замышляешь обман при заключении сделки, очень помогает, если знаешь о схожих замыслах другой стороны, - полноватый широкоплечий человек с зелеными глазами вышел из-за той портьеры, которая скрывала вход на кухню.

Вальяжной походкой хозяина положения он пересек зал, небрежно отодвигая плечом замерших гостей, выхватил у какой-то дамы из рук фужер шампанского и уселся на маленький столик чуть слева от эстрады. Старик не отрывал от него потрясенного взгляда.

- Да ты садись, садись. В ногах правды нет. Можешь прямо на сцене.

- Ты, ты... Они что, все!?

- Да, да. И что характерно - с самого начала. Ты говорил с пустотой, с собственными иллюзиями.

Старик не выдержал, неловко запустил в бывшего ученика микрофоном и попытался спрыгнуть с эстрады, но андроид "молодого человека", вдруг вышедший из коматозного состояния, придержал его за плечо. Старик в бешенстве оглянулся, но пластиковые глаза выражали ту непреклонную, вежливую решимость взбунтовавшегося дворецкого, которую не могут переломить никакие окрики.

- Да ты успокойся. Сядь, шампанского выпей, - полноватый непрошеный гость оглянулся, - Эй! Почему здесь так скучно?!