Вор в роли Богарта - Страница 9

Именно на этом и были сосредоточены мое внимание и мысли, когда она вошла в магазин и в мою жизнь.

Стоял чудесный весенний день, исполненный какого-то особого магического очарования, из тех, какие выдаются только в Нью-Йорке и заставляют задуматься, как человек по доброй воле может согласиться жить где-то еще, кроме этого города. Дверь лавки была распахнута настежь, а потому висевший на ней маленький колокольчик не возвестил о ее приходе. Мой кот Раффлс обычно приветствует гостей, трется об их ноги, бесстыдно выпрашивая внимание и ласку. Но на этот раз он лежал, растянувшись в витрине, в полоске солнечного света, в своей излюбленной позе, изображая нечто вроде кухонного полотенца.

Но я все равно догадался, что у меня посетитель. Сперва заметил ее уголком глаза, затем уловил запах духов — это она прошла мимо прилавка и исчезла за книжными стеллажами.

Глаз я не поднял. Я был где-то на второй или третьей главе и читал о каннибализме. Точнее говоря, о каком-то племени — забыл, каком именно, но всегда можете посмотреть: ей-богу, книги эти стоят совсем недорого — так вот, о племени, которое никогда не устраивало похорон. Перед ними не стояло дилеммы — кремация или погребение. Они предпочитали поедать своих покойников.

Я пытался сосредоточиться на каннибалах, но мысленно перенесся уже совсем в другую сферу — в современный мир, где подобная практика приобрела бы поистине вселенский размах. Какой-нибудь Фрэнк Кэмпбел вполне мог считаться международным поставщиком такого рода провизии. А Уолтер Б. Кук владел бы сетью ресторанов «фастфуд». А в Квинсе, вдоль автострады на Лонг-Айленде, выстроились бы не могильные плиты, а киоски с хот-догами, и…

— Прошу прощенья…

Первое, на что я обратил внимание, еще не успев поднять головы, это ее голос. Довольно низкий, хрипловатый, с европейским акцентом.

Он и привлек мое внимание. И я поднял голову от книги и увидел ее. Нет, я не сказал бы, что сердце у меня остановилось или дрогнуло, екнуло, словом, проделало одну из тех штук, что дают кардиологам пищу для размышлений. Но что-то с ним произошло, это определенно…

Как описать красивую женщину, не засоряя страниц набившими оскомину прилагательными? Я мог бы обрисовать цвет ее волос (светло-каштановые с рыжеватыми прядками), рост (пять футов семь дюймов), кожу (светлая, чистая, безупречная). Я с врачебным беспристрастием мог бы перечислить ее черты (высокий выпуклый лоб, четко очерченные брови, широко расставленные глаза, прямой изящный нос). Или мог бы прибегнуть к избитым эпитетам (кожа цвета слоновой кости; карие глаза — такие глубокие, что в них можно утонуть; рот, созданный для поцелуев). Нет, извините, не могу! Лучше уж вы дайте волю своему воображению.

Из всех книжных лавок во всем мире она выбрала именно мою.

— Мне страшно неудобно вас беспокоить, — сказала она. — Вы так задумались…

— Ерунда, — ответил я. — Я просто читал.

— А что читали?

— «Историю цивилизации».

Она приподняла свои безупречные бровки:

— Ерунда?

— Нет, это я в том смысле, что может и подождать. Прождали же шумеры тысячи лет. Могут и еще подождать.

— Вы читали о шумерах?

— Еще не дошел, — признался я. — С них, собственно, и началась цивилизация, но я до этого еще не добрался. Я еще в доисторических временах.

— Ах вот как…

— Да. Первобытный человек. Его надежды, страхи, мечты о светлом будущем. Его совершенно замечательные обычаи.

— Замечательные обычаи?

Я не удержался от соблазна.

— Да, особенно одного племени, — пояснил я. — А может, их было больше чем одно.

— И чем же они так замечательны?

— Они поедали своих мертвецов… — О господи, ну зачем, зачем я только это сказал? Она не ответила, и я опустил глаза на страницу, где внимание тут же привлекла одна фраза. — «Фуэгины, — процитировал я, — обычно предпочитали собакам женщин».

— В смысле — в качестве компаньонов?

— В качестве обеда. Они говорили, что от собачьего мяса воняет выдрой.

— А это плохо, когда выдрой?

— Не знаю, — честно сознался я. — Наверное, на вкус она напоминает рыбу.

— Фуэгины… Надо же, никогда о них не слышала.

— Я тоже не слышал, — сказал я. — Хотя наверняка Дарвин о них что-то писал. Они жили на Огненной Земле — Тьерра-дель-Фуэго — на самом юге Южной Америки.

— И до сих пор живут?

— Не знаю. Но, если соберусь когда-нибудь их навестить, обязательно захвачу с собой ланч.

— И собственную женщину.

— Нет у меня никакой женщины, — ответил я. — А если бы и была, не думаю, что я взял бы ее на Огненную Землю.

— А куда бы взяли?

— Ну, это зависит от женщины… К примеру, я мог бы отвезти ее в Париж.

— Как романтично!

— Или же пригласить в кино.

— Тоже очень романтично, — кивнула она, и на губах ее заиграла улыбка. — Я бы хотела купить книгу. Вы продадите мне книгу?

— Надеюсь, не эту?

— Нет.

— Хорошо. — Я закрыл «Наше восточное наследие» и поставил на полку за спиной. Она держала в руке какую-то книгу и положила ее на прилавок, чтобы я видел. Это была монография Клиффорда Маккарти «Богги: фильмы с Хамфри Богартом», том в твердой обложке, вышедший лет тридцать тому назад в издательстве «Цитадель-пресс». Я посмотрел на форзац — там карандашом была выведена цена. — Двадцать два доллара, — сказал я. — Но поскольку человек я безупречно честный, то должен заметить, что имеется точно такая же, только в мягкой обложке. Правда, называется несколько по-другому, но в целом то же самое.

— У меня она есть.

— Та стоит долларов пятнадцать, если мне не изменяет память, а она мне никогда не изменяет, — я подмигнул. — Так вы говорите, она у вас есть?

— Да, — ответила она. — Та называется «Фильмы с участием Хамфри Богарта», и память вам ничуть не изменяет. Она стоила четырнадцать долларов и девяносто пять центов.

— И она у вас уже есть..

— Да. Но я хочу в твердой обложке.

— Вы, наверное, его поклонница?

— Я его люблю. Просто обожаю, — ответила она. — А вы? Вы его любите?

— Он ни на кого не похож, — заметил я. То же самое, если вдуматься, можно сказать о ком угодно. — Он… ну, в общем, особенный. В нем…

— Есть что-то такое?

— Да, именно это я и имел в виду. — Пальцы мои лежали на книге всего в каком-то дюйме от ее пальчиков. Ногти у нее были ухоженные, покрыты ярко-алым лаком. Мои — нет. Я с трудом подавил желание коснуться ее пальчиков и сказал: — А знаете, у меня есть экземпляр его биографии, Джордана Мэннинга. По крайней мере, где-то был.

— Я видела.

— Она ни разу не переиздавалась, и отыскать ее не так-то просто. Но у вас, наверное, уже есть?

Она покачала головой.

— Вот как? Но говорят, что это весьма познавательная и занимательная…

— Это неинтересно, — ответила она. — Да и вообще меня мало интересует его жизнь. Мне совершенно все равно, где он родился, любил ли мать или нет. Мне совершенно наплевать, сколько жен у него было, много ли он пил и отчего умер.

— Неинтересно?

— Единственное, чего я хочу, — это видеть его на экране. Самого Хамфри Богарта. Рика в «Касабланке», Сэма Спейда в «Мальтийском соколе»…

— Диксона Стила в «Безлюдном месте»?

Глаза ее расширились.

— Все помнят Рика Блейна и Сэма Спейда, — заметила она. — И Фреда Доббса в «Сокровище Сьерра-Мадре», и Филипа Марлоу в «Глубоком сне». Но кто помнит Диксона Стила?

— Мне кажется, я, — вставил я. — И не спрашивайте меня, почему и откуда. Просто я запоминаю названия и авторов, ведь это — мой хлеб. Наверное, именно поэтому — и имена персонажей.

— Это из «Укромного места». Он сценарист, этот Диксон Стил, помните? Ему нужно написать сценарий по роману, а книгу читать лень, вот он и нанимает девушку-гардеробщицу, чтобы она пересказывала ему всю эту историю. И ее убивают, а он становится первым подозреваемым.

— Но существует и другая девушка, — заметил я.

— Да, Глория Грэм. Она его соседка и подтверждает его алиби, а потом влюбляется в него, печатает его рукописи, готовит ему еду. А потом вдруг замечает, что в нем таится насилие — это когда он попадает в аварию и избивает другого водителя, а потом избивает своего литературного агента за то, что тот забрал у него неоконченный сценарий. И вот она начинает думать, что он вполне мог убить ту девушку-гардеробщицу, и хочет от него уйти, а он узнает и начинает ее душить. Помните?