Вор в роли Богарта - Страница 34

Я уже взялся за ручку двери и поднес одну из отмычек к верхнему замку, как вдруг мне пришло в голову, что сперва не мешало бы позвонить. Нет, я был уверен, что дома никого нет, считал это само собой разумеющимся, однако напомнил себе, что звонок — золотое правило, одна из тех обязательных профессиональных мер предосторожности, которые следует соблюдать свято и неукоснительно и которой я никогда не пренебрегал на протяжении всей своей сознательной жизни.

И я позвонил, и выждал несколько секунд — таково второе неукоснительное правило, и можете вообразить мое удивление, когда за дверью послышались шаги.

Я едва успел отдернуть уличающий меня инструмент от замка и спрятать его в карман, как дверь распахнулась и на пороге предстал молодой человек очень приятной наружности. Ростом примерно шесть футов два дюйма, широкоплечий, узкий в талии, с красивым лицом, квадратным подбородком и открытым взглядом. И на лице этом сияла широкая улыбка. Он понятия не имел, кто я такой, однако это, по всей видимости, вовсе не означало, что он не рад меня видеть.

— Приветствую, — дружелюбно сказал он. — Погода сегодня замечательная, верно?

— Просто потрясающая, — согласился я.

— И чем же могу вам помочь?

Хороший вопрос.

— О, — сказал я, — позвольте представиться: Билл Томпсон, избран от жильцов нашего дома представителем в «Американскую ассоциацию по борьбе с дисплазией тазобедренного сустава».

— Вы из нашего дома?

— Я живу в этом доме, — ответил я, — на другом этаже. Вообще-то работаю на Уолл-стрит, но собираю пожертвования на чисто добровольной основе. Цели, как вы сами понимаете, более чем благородные.

— Да, конечно, — сказал он и сунул руку в карман джинсов. На нем были черные джинсы «левайс» и тонкий свитер, цвет которого я бы определил как сине-зеленый, но в каталогах «Лэндз Энд» его почему-то принято называть «перо селезня». — Да, разумеется, я бы тоже хотел внести свою лепту.

Господи, ну куда меня понесло?

— Ой, знаете, я не захватил с собой учетной книги, — сказал я. — Да и шел к вам, собственно, совсем не за этим. Так, погодите-ка, вы ведь Джеймс Дрисколл, я не ошибаюсь?

Он улыбнулся и покачал головой.

— Нет? Но как же так… — Я вытащил портмоне и взглянул на клочок бумажки, который предписывалось сохранять, если я хочу получить свои рубашки из китайской прачечной, и снова поднял глаза на хозяина «8-В». — О’Дрисколл, — сказал я. — Вы либо Джеймс О’Дрисколл, либо Эллиот Букспен. Либо третье — я попал не в ту квартиру.

— Похоже, вы действительно попали не в ту квартиру.

— Да, наверно. Это «восемь-Би»?

— Да.

— И ваше имя?

— Ну уж во всяком случае не О’Дрисколл. И не то, другое. Как, вы сказали, имя того, второго, человека?

— Букспен.

— Букспен, точно, — согласился он. — И не Букспен тоже.

— О черт… — пробормотал я, покачал головой, прищелкнул языком. — Ну конечно, вам оно видней… Как правило, люди все же неплохо знают свое имя. Очевидно, я просто неправильно записал номер квартиры. Простите за беспокойство.

— Да что вы, какое беспокойство…

Ну что, что мне надо сделать, чтоб выудить из этого молодого человека его имя? Или хотя бы бегло осмотреть его квартиру? И я осторожно и почти без надежды в голосе заметил:

— Вы не позволите мне сделать один звонок?

Еще одна улыбка, снова легкое покачивание головой.

— Извините ради бога, — сказал он. — Но это будет… э-э… не слишком удобно. У меня люди.

— О… понимаю.

— А так бы — со всей радостью, но вот теперь…

— Понимаю. Молчу, молчу.

— Итак?.. — сказал он.

— Итак, — ответил я, — мое имя Билл Томпсон (а как твое, идиот?), и еще раз простите за беспокойство.

— О, сущие пустяки. Вам не за что извиняться.

— Вы очень добры, — заметил я. — Могу ли я рассчитывать на столь же любезный прием, когда через пару дней снова нагряну к вам за пожертвованием?

— О, — сказал он и снова полез в карман. И вытащил оттуда чековую книжку в черном кожаном переплете. Вырвал листок и выписал чек на двадцать долларов.

— Чертовски щедро и благородно с вашей стороны, сэр, — сказал я. — Но на сегодня я не планировал никаких сборов. И не могу выписать вам квитанции.

— Мне не нужны никакие квитанции. И потом, это избавит вас от необходимости тратить время и заходить еще раз.

А заодно и его от ненужного общения со мной. Впрочем, об этом он умолчал.

— Но я не…

— Прошу вас, возьмите.

Рука сама потянулась к чеку, но я сделал над собой усилие и отдернул ее.

— Я обязан выдать вам расписку, — сказал я. — А потом могу отправить ваш взнос по почте. В любом случае я должен знать ваше имя, для отчета.

— Ах, ну конечно, имя, — сказал он. — Тодд.

— Рад познакомиться, Тодд. А фамилия?

— Нет, нет. Тодд — это и есть фамилия.

— И уж определенно, что не О’Дрисколл или Букспен, верно? — И оба мы рассмеялись, и я снова спросил его об имени.

— Майкл, — ответил он.

— Майкл Тодд… Но ведь точно так же…

— Как и продюсера, да.

— Готов поклясться, разные шутники все время донимают вас расспросами, а не женаты ли вы случайно на Элизабет Тейлор, верно?

— О нет, не так уж часто, — ответил он. — Да и имя довольно распространенное.

— Как, черт побери, и мое. Стоит только подумать, сколько Биллов Томпсонов разгуливает по свету…

— Да, — согласился он. — А теперь я действительно не смею задерживать вас дольше, мистер Томпсон.

— Майкл, — раздался женский голос откуда-то из глубины квартиры. — Ну что так долго? Что-нибудь случилось?

— Сию минуту! — крикнул он ей и снова улыбнулся, уже не бараньей улыбкой, а скорее козлиной. — Вот видите? — сказал он. — К сожалению, вынужден попрощаться с вами. И еще раз спасибо.

За что? Но я все равно кивнул и улыбался, пока он не закрыл дверь, а затем стоял еще несколько секунд, переваривая виденное и слышанное. Затем направился к лестнице и снова поднялся на двенадцатый этаж. Тут мне пришло в голову, что я рискую столкнуться в холле с Чарли Уиксом, и я стал придумывать, что ему совру. Не мог же я притвориться, что все это время прождал лифт, иначе бы он бросился к телефону — выяснять, что, черт возьми, происходит с хваленым сервисом «Боккаччо».

Скажу ему правду, решил я.

Правду, но с небольшими поправками. Скажу, что довольно долго проторчал в ожидании лифта, а затем спустился на восьмой — еще раз взглянуть на эту загадочную квартиру. Не надо ему говорить, что хозяин оказался дома. Нет, скажу, что дома никого не было и что я решил наведаться туда самостоятельно. Или же нет, наверное, следует сказать, что…

Но мне не пришлось ничего говорить. Подъехал лифт, двери раскрылись, мы с лифтером обменялись улыбками, и я благополучно спустился и вышел на улицу.

Погода действительно стояла замечательная, как справедливо заметил Майкл Тодд — не кинопродюсер, а тот, другой. Я прошел два квартала по направлению к парку, купил с лотка хот-дог и кныш с гречкой и присел на лавочку. Она показалась вполне удобным местом для размышлений. А мне было над чем поразмыслить.

Во-первых, тот женский голос… Ведь она назвала его вовсе не Майкл. В ее произношении это имя звучало скорее как «Михаил».

А во-вторых, этот голос я узнал.

Я прошел через Центральный парк и немного задержался в зоопарке, поглазеть на белого медведя, о котором последнее время довольно много писали в прессе. Какой-то человек заметил, что, плавая в бассейне, зверь выписывает восьмерки. Это почему-то взволновало многих. Предполагалось, что это невроз, а в качестве причин различные эксперты называли условия содержания в неволе, неправильное питание, тоску по самке, непрестанное раздражение оттого, что на тебя глазеют, чувство одиночества оттого, что на тебя глазеют недостаточно, и даже отсутствие занимательного чтения. Результатом этой шумихи, поднятой средствами массовой информации, стал невиданный доселе наплыв посетителей в зоопарк, причем буквально каждый, подойдя к бассейну, спрашивал у несчастного, сколько будет четыре плюс четыре. «Он сделал это!» — радостно объявляли они, а медведь все продолжал выписывать восьмерки, и наконец они довольные уходили, а на смену им заступали другие и снова кричали: «Он сделал это!» — а он все продолжал свое.