Вор в роли Богарта - Страница 31

— Кролик?

— Да, Боб Бейтмен. Видите ли, у всех, нас были подпольные клички — по названиям животных. Я, разумеется, был Мышью. Именно поэтому Кэппи и подарил мне эту игрушку, хотя, каким образом она попала к нему в руки, ума не приложу. Бейтмена звали Кроликом. И знаете, он и в самом деле немного напоминал кролика. Кроличья мордаха, кроличий носик, типично кроличьи робкие повадки, хотя в моменты опасности от этой робости не оставалось и следа. Сам я был мало похож на мышь, но, видимо, кому-то показалось, что я веду себя скромно и незаметно, как мышке и подобает. Лично мне не кажется, что я так уж скромен, но со стороны, наверное, было видней.

— Ну а Хоберман?

— О, он был у нас Бараном! Нагибал голову и мчался вперед, напролом. Вполне могу представить, как он проламывал линию защиты, играя за студенческую футбольную команду. Роб Ренник, у него были такие вкрадчивые, немного женственные манеры, а потому он заработал кличку Кошка. Ну а о том, как прозвали Чарльза Вуда, вы, думаю, догадываетесь сами.

— Слон, — предположил я.

— Слон? Но почему именно слон?

— Никогда ничего не забывает, — ответил я. — Не распускает хобот… Никогда не встречал этого человека, так, как вы думаете, я могу догадаться, какая у него была кличка?

— Ах, ну да, конечно… Но стоит мне сказать, и вы тут же сообразите. Единственный среди нас, чье прозвище имеет чисто вербальную природу. Звали его Чак Вуд, а подпольная кличка была Вудчак. [19]Не стану утверждать, что внешне он хоть чуточку напоминал это создание, но по натуре наш Чак был терпелив и прямо-таки вгрызался в работу. Вцеплялся в работу. Вцеплялся намертво, пока не добивался результатов.

— А резные фигурки?

— О, их делал человек по фамилии Лечков. Болгарская фамилия. Он был болгарин, как большинство остальных, с кем мы имели дело, хотя назвать его таковым значило нарваться на нешуточные неприятности, мог и на дуэль вызвать. Он твердил, что он анатруриец. Лечков уже тогда был весьма преклонного возраста, так что, должно быть, его уже давно нет в живых… Итак, все мы пятеро имели свои клички, ну и другие в своих группах тоже. Свинья, Козел, остальных не помню. У многих анатрурийских активистов были какие-то свои прозвища. Но я их не знал.

— А что стало с его работами?

— Они остались в Анатрурии, если вы по-прежнему настаиваете на этом названии. Ну, по крайней мере, это я так думаю, что остались. Однако моя маленькая мышка все же нашла путь через океан. Дальнее плавание для такой маленькой мыши…

— Если это та самая мышь.

— Я был бы весьма удивлен, — сказал он, — если бы узнал, что нет… Однако я и без того отнял у вас уйму времени, мистер Томпсон, повествуя об этой закрытой, если можно так выразиться, главе моей жизни. Надеюсь, что за давностью лет не подорвал тем самым нашу государственную безопасность. Теперь, как мне кажется, надо дать и вам возможность поведать мне, каким образом наши действия в Анатрурии связали вас с капитаном Хоберманом и привели в этот дом.

— Я разыскиваю одну молодую женщину, — ответил я. — Она анатрурийка, и…

— Как ее имя?

— Илона Маркова.

— Похоже на болгарское. Но может оказаться и анатрурийским.

— Мне она говорила, что она анатрурийка, — сказал я. — И в комнате у нее на стене висела карта Восточной Европы с границами Анатрурии, обведенными красным. И еще там на почетном месте красовались портреты Влада и Лилианы.

— Лилиана… — протянул он. — Это была их королева. Да, правильно, а я забыл ее имя. А ваша приятельница рассказывала, как умерла Лилиана?

— Она даже не удосужилась объяснить, кто эти двое. Так как умерла Лилиана?

— Погибла в автомобильной аварии на юге Франции примерно за год до начала Второй мировой войны. Влад получил серьезные ранения, но выжил. Все анатрурийские сепаратисты считали, что это дело рук МРО.

— МРО?

— «Македонской революционной организации». Бог их знает, чем они там занимались в этой организации, но только вряд ли стали бы тратить время на уничтожение претендента на мифический трон несуществующего королевства. Лично я думаю, что Влад был просто пьян. Или он, или его шофер, если, конечно, таковой у него имелся. — Он задумчиво глядел через комнату на пейзаж в раме, затем отвернулся и посмотрел на меня. — А как вы узнали, что это были Влад и Лилиана?

— По маркам.

— По маркам? Ах, ну да, конечно, анатрурийцы, с которыми мы работали, рассказывали о марках. Причем придавали им такое значение, словно от печатного станка в Будапеште зависели легитимность и само существование их государства… Не уверен, что кто-либо из них видел эти загадочные марки. Вы сами-то филателист? Насколько я понимаю, они очень редки.

Я рассказал ему об иллюстрациях в каталоге Скотта.

— Понятно, — заметил он. — Итак, ваша приятельница — анатрурийка и, по всей видимости, считает себя верноподданной Влада Первого и Последнего?.. Однако этого недостаточно, чтобы объяснить ваше… э-э… участие во всем этом деле.

— Она исчезла.

— Ах, вон оно что… Окончательно и бесповоротно?

— Исчезла без следа.

— Ну а какая связь с «Боккаччо»? Это была ее идея, навестить эту квартиру?

— Нет.

— Кстати, какую именно квартиру? Кто там живет?

— Квартире «8-Би», и я понятия не имею, кто там живет. Но он тоже анатруриец, это несомненно.

— Откуда такая уверенность?

— У него тоже есть фотография Влада.

— Вы серьезно?.. Да, вижу, что серьезно. Точно такая же фотография? В той же позе, и…

— Нет, другая. Там он один и на нем военная форма.

— О, все монархи почему-то обожают военную форму, — заметил он, — особенно когда у них нет страны и армии, которая может носить эту форму. Так, значит, вы побывали в той квартире? Иначе вы бы снимок не увидели, верно?

— Да.

— И ушли оттуда с тем, за чем приходили?

— Нет. Мне помешали, — ответил я и рассказал, как прятался в шкафу и как, выйдя оттуда, обнаружил, что портфельчик исчез.

— Так получается, вы все еще сидели в ловушке, когда Кэппи ушел от меня? Надо сказать, что пробыл он тут совсем недолго. Я рассчитывал, что он посидит хотя бы часок, но он зашел и вышел где-то минут через десять. Справедливости ради следует заметить, я не слишком уговаривал его остаться. Его присутствие вызвало всякие воспоминания, далеко не все — самые приятные. Надо сказать, что и подарок тоже. Мышь… Я всегда считал, что это лучшая из работ Лечкова. Может, потому, что она — моя. Я имею в виду, моя кличка. А теперь и сама эта резная фигурка принадлежит мне, и я рад, конечно, рад. Но надо сказать, теперь мне все меньше хочется обладать вещами. А что случилось с Кэппи?

Этот вопрос застал меня врасплох, но отвечать на него рано или поздно все равно пришлось бы. Я знал, что он обязательно спросит меня об этом, и уже решил для себя, каким будет ответ.

— Он мертв, — ответил я. — Его убили.

— Этот человек по имени Кэндлмас, — сказал Чарльз Уикс. — Совершенно очевидно, что это он убил Кэппи, не так ли? Но к чему оставлять тело в своей квартире?

Мы сидели на кухне за овальным столом светлого дерева и снова пили кофе. Раз уж я рассказал ему о Хобермане, почему бы не выложить и все остальное?

— Разве только, — продолжил Уикс свою мысль, — он считал, что тело никогда не найдут.

— Ну, проглядеть такое трудно, — заметил я. — Судя по тому, что лежал он, как я слышал, ровно посередине комнаты.

— И заливал кровью ковер.

— Верно.

— И нацарапал сокращенный вариант своего имени на атташе-кейсе.

— Да.

— Интересно, что именно на вашем атташе-кейсе. Хотя лично для него в тот момент было, думаю, все равно на чем писать. Наверное, то была единственная вещь, подвернувшаяся ему под руку. Но меня больше занимает другое. Что заставило убийцу действовать столь импульсивно?

— Не понял?

— Ну представьте, что я Кэндлмас, — предложил он. — А вы — Кэппи Хоберман, и я собираюсь вас убить. Вряд ли я в таком случае стану выхватывать нож и набрасываться на вас прямо посреди собственной гостиной. Но совсем другое дело, если никакого убийства не планировалось. Допустим, мотив к убийству возник неожиданно, внезапно, а заодно подвернулось и средство его осуществить. Допустим, что и время тоже играет очень существенную роль. Удобно или неудобно, ловко или неловко, но ждать я просто не могу.