Вор в роли Богарта - Страница 21

Я потянулся к телефону и снова набрал ее номер — с тем же успехом, что и все предшествующие разы.

Вот тут-то коротышка вошел и ткнул мне в физиономию пистолетом.

Его я заметил еще на пороге и принял за ребенка в одежде с отцовского плеча. Росту в нем было не более пяти футов трех дюймов, и, судя по походке, в ботинки он вставлял специальные вкладыши, чтобы казаться повыше. Личико странно узенькое — словно он высунулся на божий свет как раз в тот момент, когда мать-природа хлопнула в ладоши. Нос длинный и узкий, губы тонкие. Волосы и брови черные, а кожа очень бледная, почти прозрачная. На щеках пятна румянца, но они скорее наводили на мысль о чахотке, нежели о цветущем здоровье.

На нем была салатовая тенниска, застегнутая под самый воротничок с удлиненным концами; брюки из залоснившегося синего габардина и туфли типа мокасин из коричневой плетеной кожи. Была на нем и шляпа — соломенная панама с перышком, заткнутым за ленту, — и я подумал, что именно она делает его похожим на ребенка на маскараде. Во всяком случае, шляпа удачно довершала всю картину.

— Назовите свою цену, — сказал он.

Я не растерялся.

— Прошу прощения, — ответил я. — Мы, к сожалению, не продаемся.

Первое, что пришло мне в голову — первое и единственное, — он хочет купить мою лавку. Нет, я вовсе не заблуждался на тот счет, что он, изучив, как идут дела у «Барнегат Букс», решил приобрести лавочку как золотую жилу. Напротив, я был уверен, что коммерческая ценность данной недвижимости равна стоимости самого земельного участка. А потому он, видимо, намеревался купить меня, только чтобы завладеть арендными правами, потом оптом спихнуть весь товар, опять-таки по дешевке, куда-нибудь в «Аргоси» или «Стрэнд» и устроить на этом месте какой-нибудь тайский ресторанчик или корейский маникюрный салон, обогатив тем самым окрестную культурную среду. Как ни странно, но я довольно часто получал такого рода предложения и обычно не утруждал себя объяснениями на тему того, что здание принадлежит мне, что я, таким образом, землевладелец, а не просто арендатор. С одной стороны — это являлось моим маленьким секретом, с другой — могло просто спровоцировать на дальнейшие совершенно ненужные расспросы. Я просто отвечаю, что бизнес не продается, и рано или поздно им ничего не остается, как поверить мне на слово и убраться восвояси.

Кому угодно, только не этому парню. Потому как он, черт возьми, полез в карман и вытащил пистолет.

Это был маленький пистолетик, плоский, никелированный, с отделанной перламутром рукояткой, — достаточно маленький для того, чтобы удобно уместиться в его маленькой руке. Не знаю, какого калибра там были пули, — думаю, двадцать второго или двадцать пятого, — но и одна такая может успешно прикончить вас, если попадет в нужное место, а он в это время стоял по ту сторону прилавка, прямо напротив меня и вполне близко, чтобы всадить эту пулю куда ему заблагорассудится.

Если бы я осмыслил все это как следует, то неминуемо впал бы в панику. Он обладал как раз той внешностью и росточком, какими характеризуются закоренелые убийцы-психопаты, которых то и дело показывают по телевизору. Эдакие мелкие твари с душой ящера, которые убьют, не дрогнув ни лицом, ни сердцем. И вот как раз такой тип находился сейчас у меня в лавке и целился в меня из пистолета.

— Ты, идиот! — рявкнул я. — Какого дьявола тебе надо? А ну убери эту штуку сию же секунду!

Дело в том, что выглядел пистолет, как игрушка. Как детский пистолетик, из которого стреляют пистонами, или же зажигалка оригинальной формы. Я не говорю, что я подумал именно это, я знал, что пистолет вполне настоящий, но никак иначе свою реакцию объяснить не могу. Вместо того чтобы задрожать от страха, я возмутился. Да какого, собственно, черта? Является в мою лавку какой-то шкет и размахивает тут пушкой! Ну скажите, разве не заслуживал он самой суровой выволочки?

— Сию же секунду! — повторил я, видя его колебание. — Неужели непонятно, что с такой штуковиной можно нарваться на неприятности? Ты хоть знаешь, который теперь час?

— Час?

— Ровно четыре тридцать, — сказал я. — А это означает, что с минуты на минуту сюда заявится полицейский. И как, скажи, ты собираешься тут стоять с этой игрушкой и глядеть ему в глаза? И как ты ему объяснишь все это?

— Но…

— Да уберешь ты его наконец или нет, черт возьми? — черт возьми, он его тут же убрал.

— Я… э-э… простите, — пробормотал он, и пятна румянца на его лице потемнели, а все остальное лицо стало еще бледней. Он посмотрел на пистолет, словно то был некий постыдный предмет, опустил его и сунул туда, откуда прежде достал. — Я не имел в виду… Не хотел бы… Я страшно сожалею.

— Вот так-то уже лучше, — ласково заметил я. — Куда лучше… А теперь скажите, чем могу быть вам полезен. Может, вы ищете какую-нибудь книгу?

— Книгу? — Он взглянул на меня, глаза его как-то странно расширились. — Вы же знаете, что я ищу. И пожалуйста, простите за этот дурацкий пистолет. Я просто хотел произвести впечатление…

— Для этого есть способы и получше, — сказал я.

— Да, конечно, конечно. Разумеется, вы правы.

В его речи проскальзывал еле уловимый иностранный акцент, «с» звучало как-то слишком свистяще. Прежде я этого не замечал — на такие мелочи, как правило, не обращаешь внимания, когда в лицо тебе смотрит дуло пистолета.

— Я заплачу, — сказал он.

— Вот как?

— Я дам вам очень хорошую цену.

— Сколько именно? — И за что, добавил я про себя.

— Сколько вы хотите?

— Как можно больше.

— Но вы должны понимать, я не слишком богат, и…

— Тогда, наверное, вы не можете себе позволить этого? — Чем бы оно ни было.

— Но я должен, должен получить это!

— Тогда уверен, вы найдете какой-то другой способ.

Он сунулся ко мне своим узким личиком, вздернул заостренный подбородок.

— Вы должны гарантировать, — прошептал он, — что он этого никогда не получит.

— Да о чем это вы, черт возьми?

Он поморщился.

— Мне обязательно называть его имя?

— Желательно.

— Толстяк, — произнес он. — Царнофф.

— Сарнов?

— Царнофф.

— Цтранно! Извините, что-то не пойму, — сказал я.

— Он опасен. Ему нельзя доверять. Все, что бы он вам ни говорил, ложь, сплошная ложь!

— Ах так..

— Да, так! Но я скажу вам вот еще что. Сколько бы он ни заплатил, я дам больше. Но только не говорите, что они уже у него!

— Что ж, — заметил я искренне, — я, во всяком случае, ему этого не давал.

— Слава богу!

— А теперь давайте внесем ясность, — осторожно предложил я. — Просто хотелось бы убедиться, что вы не ошиблись адресом. Может, вы все же скажете, что это такое?

— Что «это»?

— Ну, то, что вы от меня хотите. Вы хотите, и Царнофф хочет. Почему бы не сказать прямо, что это за штуки?

— Вы прекрасно знаете.

— Может, и знаю. Но откуда мне знать, что мы с вами думаем об одной и той же вещи?

— Нет! — вскричал он и забарабанил кулачками по прилавку. Лично я терпеть не могу, когда делают такие вещи. — Прошу вас, умоляю! — продолжал он. — Я очень нервный. Вы не должны испытывать мое терпение!

— Больше этого не случится, обещаю.

— Мне нужны документы. Остальное можете оставить себе. Мне нужны только документы, и я заплачу, хорошо заплачу, если сумма не будет превышать разумных пределов. Сам я вполне разумный человек, уверен, что и вы тоже, верно?

— О, разумность — мое второе имя, — ответил я.

Он нахмурился.

— А я считал, что Граймс. Или я ошибаюсь?

— Нет, вы совершенно правы. Это девичья фамилия моей матери.

— А Роденбарр? Это ведь тоже ваше имя?

— И это тоже, — согласился я. — Это девичья фамилия моего отца. И то, что я говорил о разумности в качестве моего второго имени… Это просто такое выражение, фигура, так сказать, речи. Я хотел подчеркнуть, что являюсь вполне разумным человеком.

— Но ведь и я вроде бы говорил то же самое?.. — Он пожал плечами. — Нет, этот язык просто ставит меня в тупик.