Вор под кроватью - Страница 3

— Ни о чём, — откликнулся Мартин Джилмартин. — Однако то, что я нашёл за ним, сказало мне многое, и весьма красноречиво…

— Сейф в стене? — спросила Кэролайн Кайзер. — Я почти не сомневаюсь, что это так. Он решил выпрямить картину и обнаружил за ней стенной сейф.

— Точно.

— Ага, — сказала Кэролайн, — так вот где собака зарыта! Марти пригласил тебя в ресторан для того, чтобы объяснить, как добраться до Ривердейла, дабы ты смог залезть в сейф к Мейпсу.

— Ну, знаешь, — обиделся я, — надеюсь, что Марти пригласил меня в ресторан не только с этой целью. Всё-таки мы друзья, забыла? Мне кажется, ему нравится моё общество.

— Да ладно тебе, не дуйся. Мне тоже нравится твоё общество: если я когда-нибудь вступлю в элитный клуб, Берни, клянусь, ты будешь первым, кого я приглашу на ужин. Но, к сожалению, всё, что мы имеем на сегодняшний день, — скромный ланч в собачьем салоне. Боюсь, ничего лучше пока предложить не могу.

Мы обедали в салоне «Пудель» — вотчине Кэролайн, всего в паре кварталов от моего книжного магазина на 11-й улице Ист-Сайда, между университетом и Бродвеем. Вообще-то была среда, по средам мы перекусываем бутербродами у меня в «Барнегат Букс», а к Кэролайн ходим по вторникам. Но из-за Марти наш график сдвинулся, значит, в понедельник мы обедали у меня, вторник вообще пропустили, так что сегодня настала очередь Кэролайн принимать у себя гостей. По дороге я заскочил к «Двум парням из Кандагара» и купил парочку лавашей, фаршированных чёрт знает чем, и два салата, ингредиенты которых я тоже не смог опознать. Хотел купить там же и напитки, но побоялся брать их шипучку — она была странного, химического сине-зелёного цвета и пахла фисташками. Пришлось купить пару банок колы в соседнем магазинчике.

— Неплохо, — пробормотала Кэролайн, откусывая лаваш. — Но ты уверен, что они настоящие? Я хочу сказать, вообще-то в Афганистане едят фаршированные лаваши?

— Господи, ну какая разница? А в Пекине едят мексиканские лепёшки? А в Тиране едят пиццу?

Кэролайн усмехнулась. Мы же жили в Нью-Йорке, чёрт побери, где половина пиццерий принадлежала китайцам, а мексиканские лепёшки продавали исключительно албанцы.

— Ладно, ты прав, — проворчала моя подружка, — однако давай вернёмся к Марти. Это что-то новенькое, я не ошиблась? Я имею в виду, обычно он сбивает тебя с пути истинного, только если надо ограбить кого-то из друзей, чтобы они смогли получить страховку. А Мейпс как-то не тянет на друга…

— Нет, разве что «Говноед» с недавнего времени превратилось в уменьшительно-ласкательное словечко.

— Ха-ха, вряд ли, и этот тип тоже вряд ли обрадуется возможности быть ограбленным. А что в сейфе?

— Деньги.

— Откуда Марти знать? Не говори мне, что сейф был открыт.

— Если бы сейф был открыт, моя помощь Марти уже не понадобилась бы, — заметил я. — Хотя на тот момент Марти ещё не питал такой острой ненависти к Говноеду. Впрочем, справедливости ради надо признать, что Марти изначально не любил этого типа, всегда отзывался о нём как о халявщике и проныре. Но то было задолго до встречи с Марисоль.

— Тогда она ещё училась в школе в прекрасном пуэрто-риканском городе Сан-Хуан.

— Вообще-то в Окмонте, Пенсильвания.

— Не важно. Окмонт? Почему я ни разу не слышала о нём, Берни?

— Я же говорю, он в Пенсильвании. Где-то там, не доезжая Питсбурга.

— Филадельфия тоже. Я имею в виду, не доезжая Питсбурга, — сказала Кэролайн. — Так каким же образом Марти стало известно про наличку?

— Он выспросил Мейпса. Не знаю, что тот сказал конкретно, но Марти понял, что ему часто платят наличкой и он не держит её в банке, чтобы она не попала под прицел налоговой.

— А мне практически никогда не платят наличкой, — вздохнула Кэролайн — Всё по кредиткам, блин. Ну и то хорошо, что не чеками — помнишь, какая морока была обналичить их?

— Знаешь, когда сумма меньше десяти долларов, почти все платят наличными. А буквально вчера один парень набрал книг на сорок восемь долларов с копейками и протянул мне пятидесятидолларовую купюру. Но вообще-то такое случается крайне редко.

— Что, продажа на сорок восемь долларов? Или купюра?

— И то и другое. Но я тоже грешен — бывает, кладу пару баксов себе в карман, особенно когда продаю уценку. Но чаще всего провожу продажи через кассу. Мне ведь самому невыгодно уводить деньги из бизнеса. Лучше уж я покажу реальную прибыль и заплачу налоги по полной.

— Ага, потому что твой второй заработок — чистая наличка.

— Что ж, в этом краже со взломом не откажешь, — согласился я. — Никаких налогов, и практически нет бумажной работы.

— А про пенсию ты, конечно, не думаешь! Ладно, с тобой всё понятно, но чем занимается Мейпс?

— Он врач.

— Врач, которому платят наличкой?

— Не все, конечно, но довольно часто.

— Странно, — сказала Кэролайн. — Сейчас у всех страховка. Кому придёт охота выкладывать за лечение собственные деньги?

— Страховка не у всех, — заметил я. — У меня, к примеру, её никогда и не было.

— Кстати, у меня тоже. Но мы не в счёт, Берни, у нас собственный бизнес, мы не имеем возможности нагружать наши хрупкие кораблики дополнительным весом. Не знаю, как ты, я сразу пойду ко дну. К счастью, я на здоровье не жалуюсь, но, когда случается обращаться к врачам, обычно выписываю чек. По крайней мере, его можно списать на расходы.

— Точно.

— Может, этот Мейпс — старомодный доктор, как мой любимый врач, что принимает в Стайвесант-таун? Заранее назначить время приёма нельзя, просто приходишь и получаешь номерок — прямо как в том еврейском магазинчике на Бродвее, как его? «Забар»? И обычно я плачу за приём не больше пятнадцати-двадцати баксов. Но мой доктор — святой человек, а этот Мейпс как-то не тянет на святого, ты не находишь?

— Совсем не тянет.

— Так что же это за загадочный доктор?

— Пластический хирург.

— Шутишь? Ему платят наличкой за укороченные носы?

— По словам Марти, — объяснил я, — большинство услуг пластической хирургии попадают в категорию «элективных» и потому не включаются в медицинскую страховку. Страховые компании не обязаны возмещать подобные убытки. Если тебе придёт в голову сделать себе ринопластику, липосакцию или увеличить грудь, придётся платить из своего кармана, милочка.

— Тогда уж я бы перевела деньги безналичкой… — сказала Кэролайн. — Если я когда-нибудь решусь на дорогое безумство, пусть расходы хотя бы вычтут из налогооблагаемой базы. Их же всё равно должны вычесть, по крайней мере за элективные услуги, верно?

— Может быть, откуда мне знать?

— Ну так что?

— А то, что вокруг полным-полно сделок с наличкой, и те, кто их проворачивает, хотят, чтобы всё было шито-крыто. Понимаешь? Например, если ты зарабатываешь по-чёрному сто тысяч баксов в год поверх собственных доходов, то…

— О да, в моём бизнесе этого смог бы достичь только настоящий везунчик, — смеясь, заметила Кэролайн. — Берни, подумай сам, что ты такое говоришь! Сто тысяч баксов в год? Да скорее рак на горе свистнет…

— Я просто привёл гипотетический пример.

— Ясно. Только в будущем исключи собачий бизнес из круга подобных примеров.

— Короче, представь, что у тебя полно наличных денег, — продолжал я. — Как ты их потратишь? Конечно, можно купить бриллиантовое колье, но его нельзя будет застраховать, и рано или поздно кто-нибудь спросит тебя, откуда оно взялось. Правда, если ты — коллекционер, это сильно упрощает дело — тут тебе полное раздолье. Можешь покупать марки, старинные монеты или книги за наличку до скончания веков, хобби всё высосет, никаких денег не хватит. Или вот ещё один способ пристроить денежки…

— Сделать себе пластическую операцию?

— К примеру. Конечно, придётся выписать чек на счёт клиники, но, если тебе известно, что врач не против наличных, ты можешь даже получить небольшой откат за эту операцию. И все довольны, поняла?

— Круто.