Вор под кроватью - Страница 27

Я всегда жму протянутые мне руки. Может, и есть способ увернуться от рукопожатия, которое навязывают незнакомые люди, но я так и не постиг этого искусства и пожимаю руки направо и налево, не важно, нравится мне или нет. Впрочем, этому посетителю я пожал руку с охотой. Он был покупателем, но, если даже и не стал бы ничего у меня покупать, что с того? Он улыбался, хотел познакомиться, так за что же держать его с протянутой рукой?

Пока мы трясли друг другу руки, Раффлс вдруг раскрыл жёлтые глаза, спрыгнул с нагретого солнцем подоконника и заходил кругами вокруг ног толстяка, громко урча и потирая спину о его брюки. Он обычно делает так по утрам, когда я отпираю магазин, — хочет показать, что ему давно пора завтракать. Но, во-первых, он уже сегодня ел, а во-вторых, Раффлс достаточно умён, чтобы не ждать, что незнакомый посетитель, пусть сам и любитель покушать, станет его кормить.

Незнакомец отпустил мою руку и взглянул на Раффлса.

— Какая милая кошечка! — вскричал он с восторгом. — Я обожаю кошек. Но что случилось с нашим бедным хвостиком?

— Он родился без хвоста, — объяснил я, надеясь, что говорю правду. — Такая порода, бесхвостая.

— Ах да, конечно. Кошки с острова Мэн.

— Ну сам-то он вряд ли оттуда, но его предки произошли с острова Мэн. А Раффлс родился в Нью-Йорке.

— Какая прелесть. Обожаю кошек!

Чтобы подтвердить это заявление, он наклонился и почесал Раффлсу шею. Мелкий негодяй заурчал так, что на улице было слышно. Обрадованный толстяк почесал его между ушами, Раффлс замурлыкал ещё громче, а потом прыгнул на книжную полку, четвёртую от пола, и уселся между книгами, наблюдая за нами круглыми глазами. Если бы его дедушка происходил из Чешира, я уверен, что мы увидели бы на его лице широкую улыбку.

— Как приятно, должно быть, иметь кошечку, — задумчиво проговорил толстяк. — Если бы у меня был книжный магазин, я тоже непременно завёл бы кошку. Как мудро вы поступили.

— Благодарю вас.

— А теперь перейдём к делу, — сказал незнакомец. — Полагаю, что у вас для меня кое-что есть.

— У меня?

— Точно так.

Толстяк снова сверкнул белозубой улыбкой, и я подумал, что зубы у него всё-таки свои. Он выглядел таким ухоженным, чистеньким, наверное, к стоматологу ходил раз в месяц, а сейчас они умеют так отбеливать зубы, что все будут думать, будто они не настоящие.

Но чего же ему надо?

Ах да!

— «Тайный агент»! — воскликнул я, и он вновь заулыбался.

Я пошарил на полке за прилавком, вытащил книгу и показал ему. Он протянул руку, но я вдруг заколебался.

— Ведь это не вы звонили утром, верно? — Толстяк растерянно поднял брови, и мне пришлось додумать за него. — А, понимаю, наверное, ваш друг прислал вас за книгой.

Он с облегчением кивнул головой. Я передал ему книгу, и он повертел её в руках, рассматривая обложку. Делал он это как-то странно: не открыл книгу, не пролистал её, даже не взглянул на название, просто ощупал со всех сторон, как будто хотел запомнить ощущения в ладонях. Конечно, коллекционерам тоже свойственно нежно гладить древние переплёты из натуральной кожи, но у этой-то книги обложка была самая простая, обычный картон.

Если он забирает книгу для друга, может, он вообще не знает названия? А может, он не любит читать и о книжных магазинах ему известно только то, что кошки хорошо смотрятся на полках?

— Да, — с удовольствием повторил он, глядя на книгу. — И сколько же вы за неё хотите?

— Я же сказал вашему другу по телефону. Двенадцать плюс налог, выходит тринадцать с копейками, но мы можем остановиться на тринадцати.

— Тринадцать… — В его синих глазах промелькнуло весёлое изумление.

Толстяк повернулся к Раффлсу, вытащил из нагрудного кармана увесистый бумажник, закрыв его телом от моих глаз, отсчитал купюры, провозгласил: «Тринадцать, сэр!» — с тем же несколько недоверчивым выражением — и спрятал бумажник обратно в карман. Потом аккуратно сложил купюры пополам и подал их мне.

Почему-то у меня возникло желание их пересчитать, но я одёрнул себя. Не станет же он надувать меня на пару долларов? А даже если станет, что с того? Ну, получу одиннадцать долларов вместо тринадцати… И я так же аккуратно забрал у него деньги и, не считая, сунул себе в карман. Выписал расписку, заложил между страницами, взял со стойки стандартный пакет из коричневой бумаги и опустил в него книгу.

— Моё почтение, — сказал толстяк, забирая пакет у меня из рук. Он снова широко улыбнулся, лихо щёлкнул каблуками, подошёл к тому месту, где сидел Раффлс, и со словами «Ну что за милая кошечка!» почесал его под подбородком. Раффлс вложил всю душу в оглушительное мурлыканье.

После этого толстяк вновь повернулся на каблуках и направился к двери.

Как только дверь за ним закрылась, я достал из кармана деньги и сразу же увидел, что он ошибся. Верхняя купюра была сотенной. Я бегло просмотрел пачку — оказалось, что все купюры сотенные.

Я, конечно, вор, но всю жизнь оставлял воровские привычки за дверью моего магазина. Работа — это святое, я никогда на свете не обману покупателей и не позволю им обманывать себя. Получается, что толстяк заплатил мне тысячу триста долларов за книгу, которая стоила двенадцать. Такого налога, знаете ли, нет ни в одной стране мира.

Я выскочил из-за прилавка как ошпаренный, дёрнул за ручку двери и вылетел на тротуар, оглядываясь по сторонам. Толстяк стоял около пешеходного перехода через два дома от меня и собирался перейти улицу.

— Эй! — нерешительно крикнул я, но он не повернул головы. Знал бы я, как его зовут, мог бы позвать его по имени, но я понятия об этом не имел, поэтому выпалил первое, что пришло мне в голову: — Эй! Тайный агент!!! — и потрусил в его сторону.

Толстяк удивлённо повернулся ко мне и… лучше бы он этого не делал. А впрочем, какая разница? Даже если бы он вовремя заметил ту машину, пользы бы это ему не принесло.

Она медленно появилась из-за угла, и я увидел, что водитель вдруг резко поддал газу, а затем ещё более резко затормозил и остановился прямо посреди пешеходного перехода. Тут стекло пассажирского окна плавно опустилось, и из него показалось чёрное дуло винтовки.

А больше я ничего не видел, потому что сработал инстинкт самосохранения. Я бросился ничком на асфальт и резво заполз за ближайший ко мне припаркованный автомобиль. Конечно, чёрное дуло смотрело не в мою сторону, но ситуация могла измениться в любую минуту — зачем рисковать?

И изменилась. Винтовка оказалась автоматом, который принялся выплёвывать пули направо и налево. И прямо, разумеется, туда, где стоял толстяк. Несколько пуль ударило в капот машины, за которой я прятался, одна проделала аккуратную дырку в витрине магазина европейской антикварной мебели, ещё парочка со звоном влетела в окна первого этажа. Однако большинство пуль полетели туда, куда их посылала рука убийцы, — в грудь толстяка. Уверяю вас, ничего хорошего они ему не сулили.

Я, конечно, ещё этого не знал, потому лежал на животе, закрыв голову руками. Однако я всё-таки умудрился слегка повернуться и сквозь просвет между колёсами увидел, как дверь машины распахнулась, кто-то, вероятно стрелявший, выскочил на дорогу, подбежал к толстяку, нагнулся и поднял что-то, что вполне могло быть бумажным пакетом с книгой внутри. Машина взревела и, оставляя на асфальте расплавленную резину шин, рванула с места. Около университета она свернула, не сбавляя скорости, направо и исчезла, провожаемая возмущёнными гудками десятка оторопевших от такой наглости водителей.

Не помню, как я поднялся и добежал до перехода, помню только, что нагнулся над толстяком, вглядываясь в его широко открытые мёртвые глаза. В моего недавнего посетителя попало не менее дюжины пуль, кровь ещё хлестала из ран. Он больше не улыбался, и кто стал бы его в этом винить?

— Берн? — раздался у меня над ухом голос Кэролайн. — Я услышала выстрелы и вышла посмотреть. Боже мой! Что произошло? Кто это? Откуда у тебя деньги?

Я всё ещё сжимал в кулаке тысячу триста долларов.