Вопросы - Страница 66

– Как самочувствие?

Она кивнула.

– Отвечать вы можете? – спросил он снова.

– А вы? – спросила она.

Он улыбнулся.

– Смотря что вас интересует…

– Где я?

– Вы… в железнодорожной больнице станции Удачная.

– Какой станции?

– Удачная.

– Это она так называется?

Из «Фортуны» – в Удачную? Таня усмехнулась.

– Да, она так называется, – кивнул доктор. – А я называюсь Виктор Карпович Иванченко.

– А я – Таня. Это большая станция?

– Нет. Маленькая, – доктор почему-то смутился. – Вас сняли с электрички в бессознательном состоянии. Медлить было нельзя…

– Что со мной было? – спросила она безразлично.

– Очень серьезное воспаление, по всей видимости, после выкидыша, слабость, истощение организма, что – при вашей одежде – довольно странно. А потом – остановка сердца и клиническая смерть.

– Действительно, странно, – согласилась Таня. –  То есть вы – гинеколог?

– Нет, я хирург. Гинекологии в этой больнице нет, врача вам вызывали из районной. Теперь я должен за вами приглядывать, пока вы не поправитесь…

– Как решили с деньгами? – спросила Таня.

– Я заплатил.

– Вы?

– А что мне оставалось делать? – он развел руками. – Мне не нужен был летальный исход – на мою совесть…

Она кивнула.

– Я верну вам все. Потом… Я просто не ожидала… летального исхода. Я ехала… к бабушке.

Оттого, что Таня не успела обдумать то, что хотела сказать доктору, врать было неловко.

– Откуда?

– Из дому.

Он кивнул.

– Сколько я еще здесь пробуду?

– Это зависит.., – он оборвал фразу. – Вы очень слабы. Сейчас вам капают витамины и прочее. И ваше воспаление было очень запущено. Вам нужно было обратиться к врачу давно, немедленно…

– Я знаю. Я не могла.

Снова он удержался от вопроса.

– Поэтому состояние ваше теперь очень неопределенно. Радует только то, что сердце удалось завести заново. Это значит, что у вас будет новая, совершенно другая жизнь.

Теперь он смотрел очень внимательно. По лицу Тани текли слезы, но она не вытирала их, словно все происходящее в этой палате продолжало существовать отдельно от нее. Слезы стекали по вискам и впитывались в подушку, оставляя мокрые пятна. Она шмыгнула носом.

– Спасибо. Обещаю, что скоро поправлюсь, расплачусь и исчезну.

– Это вовсе не обязательно, – сказал он. – Здесь очень тихое, уютное место.

В первую секунду показалось, что он ее знает. Но в его взгляде Таня не заметила узнавания. Мог ли знать ее хирург захудалой, провинциальной железнодорожной больницы? Вряд ли… Просто предположил что-то.

– Спасибо, – сказала она снова.

Доктор больше не спрашивал больше ни о чем, но и не уходил. Просто сидел рядом и смотрел за окно. Таня видела, что его растерянное лицо кажется старше, а на самом деле ему, может, нет и сорока. Вдруг он снял свою смешную шапочку и обнажил бритую голову. Только теперь она заметила, как тихо и спокойно вокруг, и как он скромен в своих расспросах.

– Я помню, как села в поезд, – сказала она. – И как пересела на какой-то станции. Я не знала, куда еду. Чувствовала только одно – свою смерть. Она была вполне осязаемой. Я помню, как вы спасали меня. Как женщина говорила о Масленице, а вы – о своей совести… А потом я провалилась куда-то и очнулась в этой палате. Я не видела ни тоннеля, ни света вдали, ни Выготцева, ни синих глаз, которые бы меня влекли вперед. Я ничего не видела. Я просто очнулась здесь…

– Это я распорядился перенести вашу кровать сюда, чтобы вас меньше тревожили, – кивнул доктор, по-прежнему не задавая лишних вопросов.

– Меня никто не искал? – спросила Таня.

– Нет.

– А где мой мобильный?

– Его не было. Наверное, украли в поезде, – виновато сказал он.

Она помолчала, вспоминая свое ночное путешествие.

– Зря вы старались, доктор...

– Я понял, что вы доводили себя очень долго. Организм отказывался бороться за жизнь, но, что бы ни привело к этому, ваши лучшие годы еще впереди и ничего не потеряно.

– Вы ничего не знаете, – Таня отвернулась.

Доктор взглянул на ее искалеченную худую руку и на серьги с бриллиантами в ее ушах. Снова поймал себя на том, что не может подняться и уйти, хотя его смена давно закончилась.

Появление Тани всколыхнуло привычную жизнь. Показалось, что в его скучный мир влетела удивительная птица, и, несмотря на то, что ее крылья искалечены, чудесное сияние перьев озарило все причудливым светом. В этом свете совсем другой казалась обычная обстановка. Он смотрел на окружающие его вещи словно впервые – взглядом постороннего человека, и находил их нелепыми. Печать на краю занавески, пыльные швабры в углу комнаты, – все заставляло его смущенно улыбаться.

Он не знал ничего о ней, но вдруг понял, что и о себе – тоже ничего не знает, а иначе сумел бы объяснить себе, что заставляет его сидеть у ее постели.

Девушка больше не плакала. Лежала молча, закрыв глаза. И ему и в голову не приходило расспрашивать ее о документах и домашнем адресе.

– Таня, я оставлю вас, – решился, наконец. – В коридоре – дежурная, если что – зовите. Завтра утром… навещу. Набирайтесь сил, отдыхайте. Вас никто не потревожит.

Она кивнула, не открывая глаз. Он вышел. Прислонился спиной к двери палаты и приложил руку ко лбу.

         Зима, наконец, стала отступать. Снег, успевший занести «Фортуну», сделался сырым и рыхлым, небо поголубело, потом – взлетело ввысь над побережьем, и проглянуло солнце. Уже на следующий день под ногами и колесами машин захлюпало.

Руст колесил по городу, нырял в разные бары, потом снова всплывал на поверхность и понимал только одно: путь в «Фортуну» для него закрыт, по крайней мере – до тех пор, пока он не соберет нужную информацию. Но, уйдя с головой в поиски пропавшей Тани, он не обнаружил ничего такого, что можно было бы представить Риге в качестве результата своей работы. Результата не было.

Смол так и не выдвинул условий. Одна из бригад Риги была разбита в столице, то есть передел шел своим ходом – вне зависимости от присутствия или отсутствия Таня в «Фортуне».

Руст вдруг подумал о том, что она могла просто уехать – сбежать от Риги. Просто сбежать из города. Хотя для Тани это не очень просто: ее знают. Документы она оставила в отеле. Взять такси – практически без денег – тоже не смогла бы.

Но с другой стороны – ничего невозможного нет. В таком случае, у нее был только один путь… 

Рассуждая подобным образом, Руст допускал ту же ошибку, что и Рига до этого. И тот, и другой, стремясь к простому решению, позабыли, что путь ветра непредсказуем и что пути Господни неисповедимы. И что все проходит, и что нет ничего постоянного, и что именно это непостоянство жизни и делает ее прекрасной. Оба привыкли к распорядку «Фортуны» и четкой структурированности сети и принять что-то другое были не в силах. Поэтому Руст почти без колебаний набрал номер Дима и спросил:

– Как ты?

Дим расхохотался.

– В последнее время вы стали очень часто интересоваться моими делами. Я – прекрасно! У меня все отлично! А вот вы – вы оба – оказались очень плохими хозяевами моего имущества! Теперь вы теряете все! Вы теряете! Теряете!

– Что?! – опешил Руст.

– Где Таня? – вдруг спросил Дим.

– Не знаю. Никто не знает. Она исчезла.

– Она исчезла! У вас снова война! С кем на этот раз? Со Смолом? А моя сеть обвисает в воздухе, как размокшая паутина! Вы ничтожны! Вы ни к чему не способны! Вы оказались не в силах даже удержать то, что я вам оставил!

– Дим…

– Да, я уехал. Допустим даже, я уехал, чтобы завязать, – продолжал он. – Допустим, я нашел здесь простую работу и женился на Милене. Разве вы оставили меня в покое?! Вы звоните мне каждый день и интересуетесь, как мои дела! Разве вы даете мне забыть о «Фортуне»?!

– Дим, я…

– И ты тоже! И все остальные! Я думал, здесь, за долбаным океаном, никто не будет меня знать. Но здесь все меня знают – знают, что я Дим, что я был держателем восточной сети, и знают, что моя сеть теперь у Риги, но это МОЯ СЕТЬ. На меня смотрят так, как будто я здесь случайно и ненадолго. И каждый второй хочет купить у меня товар. Ты это понимаешь?