Вопросы - Страница 64
– Да, – сказала Таня.
Она вышла на перрон и пошла за старушкой к другой электричке. Она не волновалась ни о чем… но теперь уже – по другой причине: боль вернулась. На каком-то полустанке боль догнала ее и снова вошла в тело. Таня поняла, что куда бы ни ехала, путь один. И от этого стало еще лучше и еще спокойнее.
Она будет ехать дальше… Еще раз пересядет. Потом еще раз. Будет смотреть в окно на февраль, а февраль – через окно на нее. И потом все кончится…
Она села у окна и улыбнулась. Ноги, успевшие замерзнуть на перроне, стали согреваться. Вокруг сидели люди с сумками и говорили о ценах на сало и подсолнечное масло, о том, где подешевле купить и подороже продать. Таня слушала и улыбалась. Так прошло часа два или три, за окнами было еще темно, все, кто сумел найти подходящее положение для сна, спали, только бабушка напротив Тани все ерзала и переставляла свой скудный багаж. И вдруг уставилась на нее немигающим, испуганным взглядом. Таня тоже смотрела на старушку, пытаясь понять, что же привлекло ее внимание.
– Девочка, – вдруг спросила та. – Куда ты едешь?
Таня улыбнулась. Бабушка продолжала пристально смотреть на нее, и ее взгляд наполнялся ужасом.
– Как ты себя чувствуешь, девочка?
– Хорошо, – кивнула Таня.
Та махнула рукой перед глазами, словно хотела отогнать наваждение.
– Показалось, значит. Недавно я сестру похоронила. Старше меня была, болела, долго мучилась. Дети к ней уже не ходили, одна я ухаживала до самого последнего дня. И когда она уже умирала, я тоже видела вот такое… вот это…
– Что? – спросила Таня.
Но та опять замотала головой, словно прогоняя призрак.
– Что вы видели? – спросила Таня снова.
В тот самый миг Таня почувствовала, что ее ноги снова леденеют, а руки не слушаются. Взглянула на свои ладони и заметила, что ногти стали голубого цвета. Боль, как зима, проникла в тело и уже подступила к самому сердцу.
– Вы видите смерть? – спросила Таня с улыбкой. – Не бойтесь, бабушка. Это моя смерть. Она идет за мной, едет за мной, и теперь уже меня не отпустит. Она нашла меня, наконец…
Таня взглянула за окно. И последнее, что увидела, была непроглядная тьма, нахлунывшая на нее снаружи.
Нельзя сказать, что боль была непереносимой. Скорее, это была невесомость. Неожиданная легкость и парение в темноте. Но сознание стало возвращаться.
Сначала Таня почувствовала, что с ее телом что-то происходит, что ее несут куда-то, опускают, поднимают и перекладывают. И снова наступила неподвижность.
Когда сознание вернулось во второй раз, она услышала чьи-то голоса. Женщина спросила:
– Так там что, снова снег?
– Опять повалил, – ответил в темноте мужской голос. – Без УЗИ не обойдемся.
– Обойдемся, тут все ясно, – сказала женщина. – До Масленицы не растает.
– В мае ваша Масленица! – буркнул мужчина.
– В мае уже Пасха.
Обыденный разговор о погоде и церковных праздниках успокоил Таню, и она снова провалилась в темноту и покой.
Потом очнулась оттого, что что-то постороннее стало скрести ее изнутри.
– Она под наркозом? – уточнил тот же женский голос.
– Да. Но она и была без сознания. Наверное, не ела ничего, – сказал голос помоложе.
– Документы нашли?
– Нет. Но одежда дорогая. Она в шубе была.
– Мобилка есть?
– Нет. Сперли, наверное, в поезде. Потом выясним, если придет в себя. Денег при ней немного.
– Да, лечить надо, – решила старшая женщина так, словно до этого еще сомневалась.
Молодая коллега ответила ей в тон:
– Придется…
На этом приключения ее тела не закончились. Она почувствовала, как ее снова перекладывают, и услышала чью-то брань:
– Какого черта у нее нет пульса?!
Жизнь все-таки ушла. Может, произошло это не из-за боли или болезни, и даже не из-за сомнительного лечения местных эскулапов, а по той простой причине, что впереди у Тани ничего не было.
Ее жизнь заканчивалась много раз, следуя рваным линиям на ее ладонях. Впервые это произошло в доме Дави, когда она поняла, что уже не будет прежней и не сможет любить Дима по-прежнему. Во второй раз пульс оборвался, когда она увидела Дима после своего освобождения.
Любовь оставила ее сердце и впустила в него холод. Любовь закончилась. Таня не знала, что такое сильное, такое горячее чувство имеет свой конец. Она была уверена, что – что бы ни случилось – она всегда будет любить Дима, что ее отношение к нему – это то настоящее, что держит ее на свете. Это был стержень.
Но стержень сломался. Оказалось, что любовь проходит, и на ее месте остается пустота. Сохранился антураж прошлой любви – «Фортуна», побережье, отель и чайки в небе, но самой любви не осталось, сердце стало полым и застучало совершенно иначе.
Эта перемена поразила ее. Если не любить Дима – как жить дальше? Зачем? Почему бы – в таком случае – не выйти замуж за Ригу? Не заниматься с ним сексом? Не уехать с ним в столицу и не вернуться обратно? Она потеряла свой путь. Без любви к Диму все утратило смысл.
В третий раз ее жизнь закончилась вместе с жизнью ее нерожденного ребенка. Таня уже смирилась с итогом.
Итог был равен нулю. Она не свила гнезда – ни с любимым человеком, ни с нелюбимым, не родила детей, не нашла даже безопасной крыши над головой. То, как она жила все это время, ее не устраивало. Ее судьба ей не подходила, и она не пожелала бы такой судьбы своим детям или близким.
С другой стороны, это был тот максимум, который ей удалось выхватить. Она стала королевой, женой короля и первой леди сети, ее многие знали и многие застывали перед ней в полупоклонах. А сама она чувствовала себя ничтожной, несчастной, грязной, измученной ласками Риги, униженной и растоптанной. Распоряжаясь тысячами безо всякого контроля, она чувствовала себя дешевкой. И кроме того – перестала чувствовать себя женщиной, не только женщиной, желающей или способной иметь детей, но даже женщиной, способной получать удовольствие от близости и дарить удовольствие в ответ. Она перестала чувствовать себя живой.
Тот, кто вскрикнул испуганно «Какого черта у нее нет пульса?!», не знал этой истории. Он видел только, что жизнь покинула тело молодой женщины, угрожая в него не вернуться. Применили все известные в провинции способы – от искусственного дыхания до дефибриллятора.
– На хрена это нужно?! – продолжал возмущаться доктор. – В пять утра? Неизвестная в шляпе?! Зачем мне это? Она не могла съездить умереть в какой-нибудь другой город?
– Она была без сознания, – мягко сказала девушка. – Ее сняли с электрички.
– Отнесите, откуда взяли! Мне лишняя смерть не нужна! Моя совесть – это вам не мусорный бак! Не морг! Мне на совести такое не надо!
– Виктор Карпович, кажется, есть пульс…
– Нет, грузите это все на мою больную совесть! – отказался доктор.
Таня не понимала, что происходит. В то время как ее душе было хорошо и легко, тело продолжали терзать и пытать до тех пор, пока сознание не ушло окончательно.
– Мы теряем ее, – констатировала на прощанье медсестра.
– Я и не сомневался, – обречено бросил доктор.
Это было последнее, что услышала Таня из разговора уездных лекарей.
После звонка Риги Дим пошел в казино «Корона», проиграл тридцать четыре тысячи долларов, выиграл двенадцать тысяч и провел ночь с сербской проституткой Миленой. Милена была очень худой, высокой брюнеткой с острым носом, узко посаженными карими глазами и сероватым лицом под броской косметикой черных и серебристых тонов. У нее была по-мальчишески худая задница, и Дим, входя в нее и держа ее за бедра, чувствовал себя едва ли не педерастом. И только потом осенило: «Рига звонил не просто так».
– Еще будешь? – спросила Милена, поднимаясь с кровати.
– Буду, подожди, – кивнул Дим.
– Я иду? – не поняла она.
– Ты – здесь, – он указал взглядом на постель, и она снова покорно легла.