Вопрос и ответ - Страница 13

– Корень Джефферса, – говорит она, глядя в пол. – От боли…

– Да-да, конечно. – Сложив руки за спиной, мэр Прентисс отходит от кровати. – Делайте что нужно.

Мэдди наливает мне стакан воды и смотрит, как я проглатываю четыре желтые капсулы – на две больше, чем мне давали раньше. Потом она забирает стакан и, стоя спиной к мэру Прентиссу, бросает на меня многозначительный взгляд – без тени улыбки, зато очень решительный и храбрый, – так что мне сразу становится чуть спокойней, чуть легче.

– Она быстро утомится, – предупреждает Мэдди мэра Прентисса, все еще не глядя на него.

– Понимаю, – кивает тот.

Мэдди выходит, закрывает за собой дверь, и по моему животу тут же разливается приятное тепло. Однако боль и дрожь уходят не сразу.

– Ну, можно? – спрашивает мэр Прентисс.

– Что? – не понимаю я.

– Называть тебя Виолой?

– Я не в силах вам помешать, – говорю я. – Зовите как хотите.

– Хорошо, – отвечает мэр Прентисс, не садясь и не шевелясь, с прежней улыбкой на лице. – Когда тебе станет лучше, я бы очень хотел с тобой побеседовать.

– О чем?

– Как же, о кораблях, разумеется. Которые с каждой минутой все ближе и ближе.

Я проглатываю слюну.

– О каких еще кораблях?

– О нет, нет, нет. – Мэр Прентисс качает головой, хотя продолжает улыбаться. – В начале нашего знакомства ты проявила такую храбрость и ум… Прошу, не порть это впечатление. Страх не помешал тебе обратиться ко мне уверенным и спокойным голосом. Твое поведение достойно восхищения. – Он опускает голову. – И все же этого недостаточно. Мне нужна честность. Мы должны начать с честности, Виола, иначе как мы вообще можем чего-то добиться?

«Добиться чего?» – думаю я.

– Я сказал тебе, что у Тодда все хорошо, – говорит мэр Прентисс. – И это чистая правда. – Он кладет руку на спинку моей кровати. – С ним и дальше будет все хорошо, обещаю. – Он умолкает. – А ты будешь честна со мной.

Я начинаю понимать, что это ультиматум.

Тепло от живота расходится по телу, замедляя и сглаживая все вокруг. Молнии в животе утихают, но с облегчением приходит и сон. Зачем мне дали целых две дозы? Я так быстро усну, что даже не смогу поговорить с…

О…

О!

– Мы с Тоддом должны увидеться, иначе я вам не поверю, – говорю я.

– Скоро, – отвечает мэр Прентисс. – Сперва нам предстоит еще очень многое сделать в Нью-Прентисстауне. И переделать.

– Даже если никто этого не хочет…

Мои веки начинают смежаться. Я с трудом их разлепляю и только тогда до меня доходит, что я сказала это вслух.

Мэр вновь улыбается:

– Последнее время мне часто приходится это говорить, Виола. Война кончилась. Я тебе не враг.

Я поднимаю на него удивленный сонный взгляд.

Я боюсь его. Честное слово.

Но…

– Вы были врагом женщин Прентисстауна, – говорю я. – И всех жителей Фарбранча.

Лицо мэра Прентисса неуловимо каменеет, и ему явно не хочется, чтобы я это заметила.

– Сегодня утром в реке обнаружили труп, – говорит он. – Труп с ножом в горле.

Я изо всех сил стараюсь удержаться, чтобы не вытаращить глаза: не помогает даже корень Джефферса.

– Вероятно, смерть эта вполне объяснима. У жертвы определенно были враги.

Я вспоминаю, как сделала это…

Как вонзила нож…

И закрываю глаза.

– Что же до меня, – говорит мэр Прентисс, – то моя военная служба подошла к концу, теперь моя задача – править и объединять людей. Война закончилась.

Ну-ну, объединять, разлучая, думаю я, но дышу все медленней, а белый цвет стен вокруг становится все ярче и ярче – он не слепит, он мягкий и ласковый, в нем хочется утонуть и спать, спать, спать… Я еще глубже погружаюсь в подушку.

– Что ж, я пойду, – говорит мэр Прентисс. – До скорых встреч.

Я начинаю дышать ртом. Со сном бороться уже невозможно.

Мэр Прентисс видит, что я уплываю.

И делает ужасно странную вещь.

Он подходит ближе и почти заботливо накрывает меня простыней.

– У меня к тебе последняя просьба.

– Какая? – спрашиваю я, не открывая глаза.

– Зови меня Дэвид.

– Что? – Язык едва ворочается.

– Я хочу, чтобы ты сказала: «Спокойной ночи, Дэвид».

Из-за лекарства я совершенно не владею собой, и слова слетают с губ без моего ведома:

– Спокойной ночи, Дэвид.

Сквозь дымку наркотического сна я вижу, что мэр выглядит удивленным… и даже немного расстроенным.

Однако он быстро берет себя в руки:

– И тебе, Виола. – Он кивает и шагает к двери.

Тут до меня доходит, в чем дело, что именно в нем изменилось.

– Не слышу вас, – шепчу я.

Он замирает и оборачивается:

– Я сказал: «И тебе…»

– Нет, я про другое, – с трудом выдавливаю я из себя. – Я не слышу ваших мыслей.

Мэр вскидывает брови:

– Ну еще бы!

Я засыпаю прежде, чем за ним закрывается дверь.

Я сплю долго, очень долго, а когда открываю глаза, комната уже залита солнечным светом, и я пытаюсь понять, что произошло на самом деле, а что мне приснилось.

(…отец протягивает руку и помогает мне забраться по лестнице в люк: «Добро пожаловать на борт, шкипер…»)

– Ты храпишь, – произносит чей-то голос.

На стуле сидит Коринн и так быстро орудует иголкой над тканью, что кажется, это чьи-то чужие и злые руки летают над ее коленями.

– Неправда, – говорю я.

– Ей-богу, как корова на охоте, – смеется Коринн.

Я сбрасываю одеяла. Кто-то сменил мне повязки, и резкая боль в животе исчезла – видимо, швы наложили заново.

– Давно я сплю?

– Больше суток. – В голосе Коринн слышится укор. – Президент уже дважды присылал людей справиться о твоем здоровье.

Я кладу руку на бок и осторожно щупаю рану. Боли почти нет.

– Что же, тебе нечего на это сказать? – спрашивает Коринн, яростно работая иголкой.

Я хмурюсь:

– Что тут скажешь? Я его первый раз в жизни видела.

– Зато он хорошо тебя знает, не так ли? Ай! – Коринн шипит и сует в рот уколотый палец. – Все это время мы сидим взаперти и даже на улицу выйти не можем!

– А я тут при чем? – недоумеваю я.

– Ты ни при чем, дитя мое. – В палату заходит госпожа Койл и строго смотрит на Коринн. – Никто здесь тебя не винит.

Коринн встает, вежливо кивает госпоже и молча выходит за дверь.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает госпожа Койл.

– Голова кружится.

Я немного приподнимаюсь на руках – получается гораздо лучше. Ноги не очень-то гнутся, но в конце концов мне удается встать и даже пройтись до двери.

– Не зря Мэдди говорит, что вы – лучшая целительница в городе! – с восхищением говорю я.

– Мэдди никогда не лжет, – улыбается госпожа Койл.

Она провожает меня по белому коридору к туалету. Когда я выхожу оттуда, мне протягивают белую рубашку – она теплей, длинней и вообще приятней, чем рубашка с завязками на спине. Я переодеваюсь, и мы идем обратно в палату, меня немного шатает, но все же я иду.

– Президент интересуется твоим здоровьем, – говорит госпожа Койл, придерживая меня рукой.

– Коринн уже сказала. – Я тайком кошусь на нее. – Это все из-за новых переселенцев. Я знать не знаю мэра! Я не на его стороне.

– О! – Госпожа Койл заводит меня обратно в палату и укладывает на кровать. – Так ты признаешь, что есть противные стороны?

Я откидываюсь на подушку, крепко прижимая язык к зубам.

– Вы мне нарочно вкололи две дозы Джефферса, чтобы я не смогла долго с ним разговаривать? – спрашиваю я. – Или чтобы я не успела рассказать ему лишнего?

Госпожа Койл одобрительно кивает, словно хвалит за сообразительность.

– Если я скажу, что и то и другое – правда, ты ведь на нас не обидишься? – улыбается она.

– Могли бы и меня спросить для начала, – говорю я.

– Времени не было, – отвечает госпожа Койл, садясь на стул рядом с кроватью. – О Прентиссе мы знаем только из истории, а история эта очень, очень скверная. Что бы он ни говорил о новом мире и новом обществе, лучше заранее подготовиться к беседе с таким человеком.