Вообще ЧУМА!
(История болезней от лихорадки до Паркинсона) - Страница 5
Именно в этой лаборатории, укомплектованной отличными кадрами, оснащенной мощными микроскопами, лучшими материалами и лабораторными животными, Кох приступил к исследованию главного «убийцы» того времени — туберкулеза. Выбор темы, однако, многим его коллегам показался странным: большинство экспертов считало чахотку наследственным заболеванием. Ведь статистика показывала, что эта болезнь чаще всего распространяется внутри семей.
Тем не менее доктор Кох счел туберкулез обычной «природной» инфекцией. Работая в одиночку, тайком от коллег, он заперся в лаборатории почти на полгода — до тех пор, пока не смог выделить и вырастить культуру туберкулезной палочки Mycobacterium.
24 марта 1882 года Кох представил свои выводы на ежемесячной встрече Общества физиологов в Берлине (опять же, злокозненный Вирхов не дал выступить Коху на широком собрании берлинских медиков), по-настоящему ошарашив коллег, которые не могли не только аргументировано апеллировать, но и аплодировать.
Семнадцать дней спустя, 10 апреля 1882 года, Кох опубликовал свою лекцию «Этиология туберкулеза», и факт открытия возбудителя смертельного заболевания не только стал новостным поводом для крупных медицинских изданий, но и облетел первые полосы ведущих газет по всему миру. В течение нескольких недель «Кох» стало именем нарицательным.
Но Роберт Кох не остался почивать на лаврах. Он уехал в правительственную научную экспедицию в Египет и Индию, где охотился на возбудителя холеры. И нашел его: он выделил микроб, который назвал холерным вибрионом. Это открытие принесло ему не только дополнительную популярность, но и премию в 100 тысяч немецких марок.
Но уже довольно скоро, в 1885 году, доктор Кох вернулся к «любимому» туберкулезу, сосредоточившись теперь на поиске способов лечения этого заболевания. К тому времени он уже успел разойтись со своим учеником Эмилем Берингом (о нем подробно читайте в главе о дифтерии): они поспорили отнюдь не по поводу одного места из Блаженного Августина, а о том, может ли человек заражаться туберкулезом от животных. Кох, к тому времени уже «забронзовевший» авторитет, считал, что не может, а молоко и мясо зараженных животных безопасно. Ученик считал, что Кох неправ. Этого «великий» не стерпел, и между ними случился разрыв (хотя время показало, что прав был Беринг).
Кох спешил открыть свое средство от туберкулеза. В 1890 году ему удалось выделить туберкулин — вещество, вырабатываемое туберкулезной палочкой в процессе жизнедеятельности. Ученый полагал, что оно способно помочь в лечении чахотки, и 4 августа 1890 года без тщательной проверки объявил: средство от туберкулеза найдено. Короткий и бурный триумф — ведь после открытия возбудителей «сибирки», чахотки и холеры выше авторитета в медицине, чем у Коха, не было. Но триумф обернулся трагедией и волной остракизма.
Выяснилось, что туберкулин вызывает серьезные аллергические реакции у больных туберкулезом. Посыпались сообщения о смертях от туберкулина. А потом оказалось, что и эффективность лекарства невелика. Туберкулиновые прививки не давали иммунитета к чахотке.
Интересно, что семнадцать лет спустя именно этот эффект туберкулина позволил применить его для туберкулиновой пробы — теста, диагностирующего туберкулез. Его разработал австрийский педиатр, ассистент иммунолога-нобелиата 1908 года Пауля Эрлиха, Клеменс Пирке. Пирке был блестяще образованным аристократом, именно он ввел в оборот слово «аллергия». Потом пробу Пирке (втирание в царапину на предплечье туберкулина) заменила всем известная подкожная проба Манту (которую на самом деле изобрел не французский врач Шарль Манту, а немецкий врач Феликс Мендель).
Тем не менее карьера Коха продолжила продвигаться. Ему присудили звания врача 1-го класса и почетного гражданина Берлина. Спустя год он стал директором вновь созданного Института гигиены в Берлине и профессором гигиены в Берлинском университете.
И снова исследовательская жилка (и чувство вины, и желание реванша) не дало Роберту Коху жить спокойно. В 1896 году он отправился в Южную Африку, чтобы изучать происхождение чумы крупного рогатого скота. И хотя ему не удалось определить причину чумы, он смог локализовать вспышки этого заболевания, делая здоровым животным инъекции препарата желчи зараженных. Затем Кох исследовал в Африке и Индии малярию, лихорадку Черной Воды, сонную болезнь у крупного рогатого скота и лошадей. Результаты своей титанической работы он опубликовал в 1898 году после возвращения в Германию.
Дома он продолжил исследования и в 1901 году на Международном конгрессе по туберкулезу в Лондоне сделал заявление, породившее в научных кругах много споров: бациллы человеческого и коровьего туберкулеза различаются. Ученого подвергли критике, но время показало, что он был прав (кстати, это тоже было предметом спора Коха и Беринга, и тут уже ошибался Беринг; хотя сейчас известно, что туберкулез у животных и человека могут иногда вызывать другие, близкородственные М. tuberculosis, виды микобактерий, способные преодолевать межвидовой барьер).
В 1905 году Роберта Коха удостоили Нобелевской премии по физиологии и медицине «за исследования и открытия, касающиеся лечения туберкулеза». Но уже в 1906 году он вернулся в Центральную Африку для продолжения работ по изучению сонной болезни (африканского трипаносомоза). Он нашел, что синтезированный Эрлихом и Хата в 1905 году атоксил (на путать с современным энтеросорбентом из диоксида кремния, тогда это было органическое соединение мышьяка!) может быть эффективен при этом заболевании так же, как хинин против малярии.
До самого конца жизни Кох продолжал исследования по серологии и микробиологии. Он умер 27 мая 1910 года в санатории в Баден-Бадене. Смерть его тоже привела к интересным событиям. Тело Роберта Коха было кремировано, однако в Пруссии в то время законодательно не было разрешено захоранивать урны на кладбищах. В результате было принято решение создать мавзолей Коха прямо в институте его имени. 10 декабря 1910 года состоялась церемония захоронения праха. Этот мавзолей можно посетить и поныне, увидеть там портрет Коха, прочесть эпитафию: «Роберт Кох — работа и успехи». И просто побыть наедине с великим ученым, очень непростым человеком, без сомнения достойным вечной памяти и благодарности человечества.
Вторым героем борьбы с этим недугом, отмеченным Нобелевской премией всего за год до собственной смерти стал малоизвестный ныне датчанин, Нильс Рюберг Финзен, первый и единственный нобелевский лауреат — уроженец Фарерских островов. На самом деле Финзен получил премию раньше Коха, еще в 1903 году, но чтобы соблюсти логику изложения, мы решили рассказать сначала о том, кто открыл возбудителя этой болезни, а потом о том, кто смог победить одну из ее форм.
Итак, Нобелевская премия по физиологии и медицине 1903 года — всего лишь третья в истории — и снова за инфекционные заболевания (о лауреате 1901 года Эмиле Беринге вы прочитаете в главе о дифтерии, а о лауреате 1902 года, сэре Рональде Россе — в «малярийной» главе). Формулировка Нобелевского комитета: «В знак признания его заслуг в деле лечения болезней, особенно обыкновенной волчанки, с помощью концентрированного светового излучения, что открыло перед медицинской наукой новые широкие горизонты» («inrecognition of his contribution to the treatment of diseases, especially lupus vulgaris, with concentrated light radiation, whereby he has opened a new avenue for medical science»).
Удивительное дело, большинство «естественнонаучных» нобелевских лауреатов, о которых нам доводилось писать, жили весьма долго, 80–90 лет. Наш нынешний герой — фигура, наоборот, трагическая.
Первый в истории датский нобелевский лауреат умер, не достигнув 44 лет, и получил Нобелевскую премию, будучи уже при смерти. Его болезнь стала решающим аргументом за присуждение премии, хотя это нисколько не умаляет его заслуг, ведь эта же болезнь еще в трехлетием возрасте стала толчком к его нобелевским работам.