Волжская метель - Страница 27
Встретить подводу вышли две старухи скитницы. Марфа спросила, где келья Анастасии.
- Юницу нашу, господню радость, видеть желаете? Доброе дело. Избавление от муки телесной и душевной обрящете! Вон туда, за горку поезжайте, там сестрица Анастасия спасается. Батюшки-светы, да ты никак Ключовским бродом проехала? И жива добралась!
Потеряв старух из виду за поворотом, Марфа увидела отдаленный рубленый домик, одинокий среди островка темных елей. Над трубой вился парок. Забора или палисада у дома не было. Хозяйка "Лихого привета" привязала лошадь к дереву и вошла в келью.
Она не сразу и признала бывшую свою прислужницу Тоню в строгой и величавой женщине в черном. Ряса до пят. Платок черный до бровей, будто кистью наведенных. Огромные скорбные очи.
- Здравствуй, Тоня!
На лице инокини ни смущения, ни улыбки привета, ни даже удивления, словно бывшая хозяйка каждый день жалует сюда в гости. Но поклон монахини низок и смиренен
- Здравствуйте, Марфа Никитична! Зовут меня Анастасия. Мирское имя уж и сама забывать стала, дай бог и вовсе забыть скорее. Спасибо, что потрудились проведать. Не угодно ли щец с дороги? Еще, наверное, не остыли в печи.
- Нет уж, благодарствую. По делу я к тебе. Собирайся-ка поживее, уходить тебе отсюда пора. Отец Николай велел отвезти тебя к твоим провожатым, до лесов керженских ты с ними поедешь.
Осматривая комнату, Марфа увидела на стене черную схиму-клобук, епитрахиль на грудь, рясу с расшитыми на ней скрещенными костями, распятиями, изображениями ключей, петуха и лестницы. Они были вышиты белыми нитями по черному полю схимы.
- Не рановато ли тебе в схиму облачаться, чай, не старица еще? съязвила мимоходом посетительница.
- Схимы я никак еще удостоена быть не могу, ничем ее не заслужила, ответила молодая скитница. - Жила до меня в этой келье старица, схимница. Сорок лет больше трех слов в сутки не произносила. Мне велено схиму ее беречь, пока не удостоят кого этой святой одежды.
- Ладно, знаю, что скромница. Только собирайся живее!
- Напрасно себя побеспокоить изволили, Марфа Никитична, ехали в такую даль опасным путем. Вчера старец Савватий обо мне вспомянул и прислал сказать, что белогвардейские офицеры хотят меня в дорогу с собою взять, а он не благословляет меня ехать с ними.
- Это почему же так? Сам отец Николай ехать велит!
- Отцу Николаю неизвестно, что люди эти недобрые, не богомольцы, идти с ними погибельно. Пулеметчиком у них там Иван Губанов, мясник бывший наш, похваляется, что баржу в Ярославле с пленниками обстреливал. Он и застрелил в воде Сашу Овчинникова, да будет ему память вечная, людская, благодарная. Могу ли я с убийцей его, на руки те глядя, за одной трапезой в пути сидеть? Перед богом я грешна, а перед красной властью вины не имею, места лучше здешнего мне не найти, дай бог мне здесь и в гроб лечь.
А Марфа уже и не слушала, как только прозвучало у той на устах Сашкино имя. Горячая волна ярой ненависти залила Марфино сердце, ненависти к этой черной змее, посмевшей произнести Сашино имя при той, у кого отняла всю радость жизни...
Хмурое лицо Марфы потемнело, как Волга в грозу. Она опустила глаза, чтобы соперница не отгадала сразу, не прочитала приговора себе...
За окном будто скрипнул снег. Опасаясь, как бы ей не помешали, Марфа рванула кожаную застежку полушубка и сунула руку за отворот.
Пораженная неожиданным движением и, главное, страшным лицом Марфы, инокиня вдруг смолкла, отступила назад и подняла руку перекреститься.
Выхватывая нож из-за отворота, Марфа зацепилась рукоятью за кожаную застежку. Эта заминка приослабила замах, когда Марфа кинулась на свою жертву.
- В гроб, говоришь, змея? Вот и ложись в гроб за Сашку!
У Антонины в глазах сделалась ночь, и вдруг она всем телом ощутила странную легкость, будто разом потеряла вес и поплыла в келье по воздуху...
На пороге забытья она почувствовала в груди что-то постороннее, мешающее вздохнуть, но не поняла, что с нею, и даже не удивилась, когда в темном дверном проеме возникли четверо незнакомых мужчин. Лица их были странно испуганными, а сама она никак не могла объяснить этим людям, что теперь-то все стало очень просто и очень хорошо!
3
Стельцовская лыжня довела Сашку и капитана Дементьева до "Лихого привета". На подворье оказался один дед Павел. От него Сашка узнал, что ночные гости с хозяевами трактира подались за Волгу к мужским скитам, а Марфа за ними следом - к женскому. С нею человек, пришедший на лыжах и тоже пересевший на подводу. Попутчик этот знает Козлихинский брод.
- Опоздали мы с тобой, - сказал Дементьев. - Вострят лыжи. Теперь за любым деревом может быть засада. Найди тут пару седел, двинем верхами, обязательно надо оба следа проверить. Стельцовский и Марфин.
- Дорогу к Козлихинскому броду я знаю, - говорил Сашка уже в пути за Волгу, - туда и подамся, а вы налево, мимо хуторка, за Марфиными санями... Неужто она Ключовским бродом решила пройти? Он, говорят, еще хуже Козлихинского. Разве что по свежему следу вы ее догоните? Думается, Тоню они оттуда давно вывезли и уже в пути... Теперь до встречи, товарищ капитан! Засады стерегитесь!
И Сашка остался один на один с глухим бором, лесной тишиной и тайной тревогой за Антонину-Анастасию. Что это? Пулеметная очередь? Опять... Несколько винтовочных выстрелов? Странный шум, нарастающий треск, свист и удар, будто дерево повалили лесорубы. Может, конная группа летнаба Ильина, высланная из Яшмы на перехват банды, уже завязала бой где-то на болоте?
Легкий треск авиационного мотора. Вот и самолет в небе. Высоко забрался, разведку ведет. Но почему один? Сашка помнит, что комиссар Шанин должен был лететь на "сопвиче", а комэск Петров с бортстрелком - на "фармане". Жаль, что он не умеет различить их в небе. Неужели один из аппаратов сбит и упал в лесу?
Последние три версты он ехал крупной рысью. Расступилось мелколесье, открылся край болота. А по болоту, как раз посредине, всадники: двое, друг другу в след, на Сашкиных донцах. Чуть позади, вдвоем на- крестьянской лошади, трактирщики Степан и Артамон.
С коня долой! Скрыть его в ельнике от неприятельских глаз. Сашка срывает со спины шанинский карабин, ставит на боевой взвод. Осторожно выглядывает из-за веток.
В сотне шагов от берега, в болотной проталине, раскинул крылья подбитый самолет. Стойки колес ушли в болотную жижу, нос уткнулся в кочку, видна погнутая лопасть винта. В кабине чуть белеет лицо летчика, обрамленное вырезом шлема. Задняя кабина пуста. Значит, подбит самолет Шанина. Жив ли пилот?
Сашка выбирает укрытое местечко повыше, на гребне высотки. Стрелок едва успел занять позицию за поваленным деревом, как два всадника, посланных, видимо, в головной дозор, спешились в кустах и оставили лошадей трактирщикам. Сами же крадутся к подбитому самолету.
А с болота новый тревожащий звук: чавкают опять копыта. Мать честная! На переправу двинулась вся зуровская банда! Всадник. Второй. Подвода с санками-лодочкой. Еще подвода с пулеметом на задке саней. Разведчики же вот они, рядом, сейчас увидят летчика в кабине. Стрелять Сашке пока нельзя - спугнешь тех, на болоте, успеют кинуться назад. Пусть, сколько можно, углубятся в середину болота. На подводной бровке не развернешься, назад не поворотишь...
Передний разведчик кричит летчику петушиным голосом:
- Эй, пся крев, пшеклентый чекист, руки вверх!
Летчик в кабине пошевелился. Оба разведчика вскинули винтовки. Сашка выстрелил. Сраженный наповал близким выстрелом, пан Владек упал. Стреляя по второму, Сашка промахнулся. Разведчик по-заячьи отскочил в сторону, но изготовиться к ответному выстрелу не успел. Покончив с ним, Сашка обратил все внимание на болото...
Там, на потайной бровке, началась паника. Всадники ожесточенно шпорили коней, возчик одной подводы пытался развернуться назад, первая, разбрызгивая болотную жижу, мчалась вслед конникам. Под неярким солнышком они были четко видны среди снежного простора. Но и по Сашке начали стрелять. Значит, кто-то оставался на берегу прикрывать переправу огнем. Дрожь била Сашку, пока он менял обоймы. Но, как только припадал щекой к прикладу, дрожь стихала, и ему казалось, что он верно берет мушку. Однако выстрелы не попадали в цель, пока Сашка не догадался установить прицельную рамку выше, на деление "8".