Волшебный локон Ампары - Страница 91
Секундное замешательство. Он не был готов к такому повороту событий и не сразу поверил, что впереди светит Пянж. Тот самый Пянж, который только что светил со стороны затылка!..
Поверить пришлось: с крейсерской скоростью он мчался в направлении Пянжа, удаляясь от воображаемой плоскости, а на альфу Жезла был направлен теперь задний луч сута!.. Вспомнилось изумление Олу Фада при «штурме» Зердема. Тот же эффект неожиданной и, главное, инерционно неощутимой смены курса на прямо противоположный. Эффект курсового реверса.
Трама развернулась внутри челнока вместе с пилотом (исходная позиция по направлению). Быстрое торможение. Просто так сдаваться он не собирался, хотя уже чувствовал, что попытки прорваться на «ту сторону» методом лобовой атаки обречены. Пришлось перенацелить ориент-систему с альфы Жезла на альфу другого созвездия — он назвал его Крюк. Идея состояла в том, чтобы пронзить воображаемую плоскость планарной ориентации под острым углом. Во время разгона он обратил внимание, что Пянж светит слева. Почти по левому траверзу.
Попытка проникнуть на ночную сторону Планара не удалась и под острым углом. Опять, увы, разрыв пространственного занавеса, и прямо по курсу — оранжевый зрак с арками переплетенных, точно кровеносные сосуды, протуберанцев. Итак, вход под углом — то же самое, что и при лобовой атаке: выход курсом прямо на Пянж. Не так, как было у Олу Фада при «штурме» Зердема: там угол входа в невидимую плоскость был строго равен углу выхода из нее (зеркальный эффект). Что ж, Планар — это вам не Зердем. Совершенно разные объекты.
Неудача кавалерийских наскоков на ветряную мельницу топологической тайны побуждала вернуться к первоначальной программе-минимум. Вернее — к первой ее половине: пройтись по диаметру дневной стороны.
Астроидно-крестовидная тень трепетала, как мотылек, на слегка всхолмленной равнине чуть впереди летящего челнока. Высота полета была без малого пятьдесят метров, но отчего-то казалось, будто сут сглаживает брюхом спины холмов или — лучше сказать — извилистых валов. Вялый узор извилистых валов местами слабо напоминал извилины коры человеческого мозга. Он улыбнулся забавному сравнению. Ничего более занятного на освещенной Пянжем каменистой равнине он пока обнаружить не мог.
Пустынный ландшафт был настолько однообразен, что это ему надоело, и подчиненный его желаниям сут невольно увеличил скорость.
На левом траверзе проступила гряда возвышенностей темно-коричневого цвета, которые с большой натяжкой можно было бы назвать цепочкой гор. Жалкие морщины, рубцы… Очень похоже на засохшую кору старого дуба… Он назвал новооткрытую «горную область» Кавказом, решив для себя, что потом непременно тут побывает, и продолжил полет по диаметру. И лишь через тысячу километров встретил первую систему глубоких каньонообразных трещин — риллей. Этой системе он дал название Дельта Первая. В большинстве своем рилли соблюдали относительную прямолинейность, но все тянулись в одном направлении. Здесь, видать, поработали силы мощного растяжения… Дальше — снова равнина. Степь широкая… Слишком широкая… Где-то здесь надо выбрать место для запланированной посадки.
Никакой практической пользы от посадки в центре планарного блина он не ожидал. Можно остановиться на этом участке безрадостно плоской равнины, можно сесть на другом — ничего не изменится. Важно соблюсти ритуал. Посадка в центре Планара должна быть чем-то вроде водружения флага на планетарном полюсе, вот и все. Он приятно ошибся.
В момент, когда ориент-система лювера сверху помогала челноку точнее определиться по центру, пилот заметил далеко впереди на равнине продолговатую депрессию, и вопрос о месте посадки решился сам собой. На худой конец в качестве предлога для посадки может сгодиться любая занятная яма…
Она, эта яма, не впечатляла размерами, зато поражала необычностью и некоторой даже правильностью геометрической формы, вероятно, это было просто случайное совмещение двух близкорасположенных друг к другу провалов — круглого и прямоугольного. Круглый провал — глубокий кратер двухкилометрового диаметра, прямоугольный (тоже, видимо, глубокий) — каньон километровой ширины и длиной чуть больше трех километров. Каньон — остаток бывших здесь когда-то риллей, а кратер — след взрыва крупного метеорита, очень точно угодившего в торцевой конец каньона, — должно быть, именно так образовалась эта депрессия…
Определить глубину объединенного провала было нелегко: на дне кратера и каньона клубилась какая-то темная муть, подкрашенная в верхних слоях рыжеватым светом Пянжа. Испарения? Извержение? Вряд ли…
Подоспела строка цифро-буквенного формуляра от сканеров сута: клубилась, оказывается, мелкодисперсная фракция минерального крошева — пыль. В составе пыли: силикаты, окислы меди, ртути, серы, железа. По-прежнему — аномально высокое содержание осмия… Взрыв произошел совсем недавно? Да, похоже, Планар приветствовал прибытие первого дальнодея метеоритно-артиллерийским салютом.
Сут загнул книзу кончики своих лучей и совершил вертикальную посадку на бугре у провала — как раз против стыка кратера и каньона.
Трама судорожно шевельнулась, и пилот почувствовал покалывание массажирующих тело электроразрядов. Долгое время его мышцами, нервами и всеми органами чувств были лювер и сут. Электромассаж постепенно вернул ему ощущение собственного тела.
Он привычно подавил проснувшийся после массажной стимуляции дыхательный рефлекс (дыхание было делом невозможным еще многие часы — вплоть до минуты возвращения на орбиту финиша у Новастры). Специфическим усилием воли заставил тело покрыться зеркальной испариной — от макушки до пят. Как и всегда — неприятное, изнуряющее усилие… Он дал себе пятиминутный отдых, затем постепенно и тщательно, от сустава к суставу, на всех подвижных сочленениях тела нарастил толщину слоя зеркальной субстанции. Особенно был озабочен, чтобы зеркальной плазмы досталось в избытке на защитный слой для ладоней и голых стоп. Ощутив на ступнях нечто вроде тяжести прилипшей жидкой ртути, опять дал себе небольшой отдых.
Жизнерадостные строки поэта весьма суровой эпохи Петра Красноперова здесь и сейчас служили целям не столько эстетическим, сколько прагматическим — как стихотворный код-ключ для вскрытия обитали сута. Специально усложненный «сезам» надежно предохранял от случайной разгерметизации.
Трама колыхнулась и резко, толчком, расширилась. Пилот выскользнул из обитали — вниз и вперед — и, спружинив на ногах, выпрямился. В голове звенело, как это обычно бывает после быстрой декомпрессии, что-то подкатывало к горлу и ощущалась какая-то неподатливо-тугая упругость в суставах. Ладно, пройдет… Все это мелочи по сравнению с главным: он стоял ногами на поверхности новооткрытого объекта. И хотя пока он не мог даже приблизительно указать на звездной карте Галактики месторасположение ПБА-18, торжественности момента это не умаляло. Не каждый день и даже не каждый новастринский год Фортуна преподносит дальнодею планетомасштабный объект, на поверхность которого можно было бы запросто стать босыми ногами. Почти босыми.
Тяжелой, словно металлической ладонью он ощупал вздутые артерии на шее, потрогал набрякшее под слоем защитной зеркальной субстанции лицо с набухшими, как подушки, губами, и доведенным до автоматизма усилием откорректировал прозрачность защитного слоя против зрачков, чтобы на сетчатку попадало ровно столько световой энергии, сколько надо для восприятия цветовых оттенков спектра без существенных искажений. Повертел головой, резко выпрямился, пытаясь быстрее избавить онемелую спину от приобретенной в пути застойной сутулости. Он знал, что в скульптурном отношении сейчас проиграл бы сравнение с собственным дьяколом. Тот самый случай, когда псевдокопия выглядела бы краше оригинала. «Не все потеряно, — успокоил сам себя. — Начнешь двигаться — будешь в полном порядке».