Волшебники Маджипура - Страница 7
Но сейчас на арене происходило религиозное таинство. И потому зрителям было позволено то, что никогда не допускалось на обычных представлениях: спускаться с трибун на сцену. Отряд стражников-скандаров поддерживал порядок; резкими ударами длинных дубинок они заставляли взволнованных богомольцев, сорвавшихся с мест, выстраиваться в очереди и поторапливали тех, кто уже получил желанное благословение и должен был уступить место следующим. Медленно, терпеливо присутствовавшие пробирались на возвышение, преклоняли колени перед тем или иным уродцем, благоговейно прикасались к его колену, или ступне, или краю одежды и уходили прочь.
И лишь в пяти точках, находившихся на равном расстоянии одна от другой, — на остриях огромной воображаемой звезды — среди этого несчетного множества чудищ и их поклонников можно было найти островки свободного пространства. Там обретались существа, обладавшие наивысшей святостью из всех; гермафродиты — создания, сочетавшие в своем теле признаки и мужской и женской природы и таким образом воплощавшие единство и гармоничность космоса. Сохранение этой гармонии было предметом самых страстных чаяний всех обитателей Маджипура.
Никто не имел представления о происхождении гермафродитов. Кое-кто утверждал, что родиной их является Триггойн, полумифический город, расположенный в северных пределах Алханроэля, где, по легендам, обитали исключительно волшебники. Некоторые где-то слышали, что они пришли из Тиломона, или Нарабаля, или Ни-мойи, или еще какого-то города на Зимроэле. Было мнение, согласно которому они явились из Нату-Горвину, что на отдаленном Сувраэле — правда, тем, кто так говорил, сразу же возражали, что они происходят из одного из великих городов Замковой горы. Так что единого мнения о том, откуда гермафродиты приходят в мир, не было. Однако подавляющее большинство пребывали в убеждении, что все они родились одновременно от ведьмы, которая оплодотворила самое себя без постороннего участия, с помощью одних лишь могущественных заклинаний.
Гермафродиты были хилыми, бледными, маленькими существами, ростом не выше детей, но при этом их тела обладали всеми внешними признаками зрелости. У троих были нежные женские лица, определенно женские, хотя и небольшие, груди и в то же время хорошо развитые мужские гениталии. Оставшиеся двое имели мужские торсы: мускулистые, поросшие курчавыми жесткими волосами, с широкими плечами и плоской грудной клеткой, но тем не менее плавные линии бедер и пухлые округлые ягодицы, а там, где ноги соединялись, не было и намека на мужские органы размножения.
Обнаженные, безразличные, они весь день и всю ночь демонстрировали себя в пяти вершинах невидимой звезды, надежно огражденные от изумленных, жаждущих чудес толп народа линиями холодного алого колдовского пламени, через которые никто не осмеливался переступить, и отрядами вооруженных дубинками невозмутимых и непреклонных скандаров.
Словно пришельцы из какой-то совершенно иной сферы бытия, гермафродиты отстраненно взирали на проходившие неподалеку от них толпы народа. Испуганные неведомым будущим жители Дюлорна день и ночь нескончаемым потоком текли через барабан Непрерывного цирка; тысячи, сотни тысяч поклонялись священным чудовищам, умоляюще протягивали руки к бесстрастным гермафродитам и отрывисто выкрикивали мольбы срывающимися от волнения голосами, настолько визгливыми, что, казалось, способны были проткнуть само небо. Богомольцы беспрестанно повторяли те же слова, что обращали к небесам участники шествия по улицам Сайсивондэйла: «Спасите нас… Спасите нас…»
Далеко к югу от Дюлорна, в сердце огромного Зимроэля, располагался населенный людьми город Нарабаль, где не знали, что такое зима, где буйная растительность чувствовала себя в полной безопасности под защитой густого, влажного, теплого воздуха и где процветал культ флагеллантов. Мужчины в белых одеждах, перекрещенных широкими желтыми полосами, бешеными прыжками носились по улицам, потрясая мечами, булавами и кинжалами. Время от времени они неожиданно останавливались, склоняли головы так, чтобы длинные волосы закрывали их лица, и принимались приплясывать сначала на одной, а потом на другой ноге, неистово мотая головами и безжалостно кусая себя за руки, но при этом, казалось, не чувствуя боли. Исполненные дикого веселья, они полосовали свои тела ножами или же подставляли обнаженные спины женщинам, которые хлестали их плетьми, сделанными из гибких лоз сокки с вплетенными в них тяжелыми бабками блавов. На мостовых блестели лужи крови, которую смывали и уносили прочь струи благодатных нарабальских дождей.
— Ямагай! Ямага! — непрерывно выкрикивали флагелланты. Никто не знал значения этих слов, но окружающие были убеждены, что в них кроется великая мощь и эти люди остаются нечувствительными к боли от ножей и плетей, пока кричат: «Ямагай! Ямага! Ямагай! Ямага!»
Кровь буйволов-бидлаков — вот чем надеялись очиститься жители находившейся в семи тысячах миль к востоку от Дюлорна блистательной Ни-мойи, величайшего из городов западного континента. Сотнями они набивались во вновь выкопанные подземные святилища и, тесно прижимаясь друг к другу плечами, жадно вглядывались сквозь частые решетки вверх, где стояли, распевая, маги в богатых ритуальных облачениях и золотых шлемах, увенчанных трепещущими султанами в виде крестов из красных перьев. А на решетки заводили медлительных толстоногих бидлаков: сверкали длинные ножи, и кровь яркими струями текла вниз, на молящихся, которые, грубо отталкивая друг друга, стремились подставить запрокинутые лица под алый поток, поймать кровь губами, набрать ее в ладони, смочить ею глаза, размазать кровь по одежде… С нечленораздельными криками безумной радости они принимали кровавое причастие; от него кружились головы, воспламенялся дух. А потом они поднимались наверх; одни, приплясывая, уходили в неизвестном направлении, другие, нетвердо держась на ногах, брели куда глаза глядят, а третьи, видя, как на решетку заводят очередного обреченного бидлака, возвращались в подземный полумрак.
В золотом Сиппульгаре, расположившемся на противоположном конце света, на солнечном стойенском побережье Алханроэля, поклонялись Времени. Люди возносили мольбы безжалостной крылатой змее с ликом хищной всепожирающей джаккоболы, извечно летавшей над миром. Стеная, причитая, распевая, они под гром литавр, режущий уши звон цимбал и похожие на лошадиное ржание вопли труб возили по улицам образ божества, установленный на специальной повозке, сделанной из свежевыдубленной кожи вольванта, натянутой на раму из ярко-зеленой древесины габелы. А вслед за избранными, коим выпала честь везти повозку божества, следовали прочие добрые горожане золотого Сиппульгара, раздетые до набедренных повязок и сандалий; на их потных телах пестрели широкие полосы яркой краски, а лица были неотрывно обращены к небу.
В Банглкоде, расположенном на широком уступе неподалеку от вершины Замковой горы, причиной всеобщего страха являлись затмения лун. Особенно ужасным было исчезновение с небес Великой Луны. Чуть ли не каждую ночь кто-нибудь замечал, что свет одной из лун блекнет, и с выпученными от ужаса глазами, завывая, кидался бежать по улицам. Но в Банглкоде имелись могучие волшебники, чьей специальностью как раз и было возвращение лун в небеса. И, когда народ принимался горестно оплакивать исчезновение лун, эти колдуны выходили на улицы и принимались колотить в медные тарелки, дуть в трубы, испускавшие громкие визгливые вопли, звенеть цимбалами и воздевать к небесам священные жезлы. «Пойте!» — требовали они. Люди принимались петь, и постепенно — не спеша, потихоньку — луна послушно вновь обретала свой утраченный было блеск, а толпы все еще стенающих, но тем не менее радующихся очередному избавлению от злой напасти людей возвращались в свои дома. А на следующую ночь все повторялось снова.
— До чего же тревожное время эта эпоха чудес и таинств, — заметила Кунигарда, Хозяйка Острова Сна, а иерарх Внутреннего храма Табин Эмилда, ближайшая наперсница Повелительницы Снов, в ответ лишь кивнула со вздохом, так как в последние дни они уже не раз беседовали на эту тему.