Волшебники Маджипура - Страница 138

Все это время Свор продолжал крепко держать корчившегося Фаркванора за воротник.

— Отпустите меня, Свор. Ведь между нами нет никакой ссоры. Пусть эти грубые большие животные режут друг друга; но зачем сражаться нам с вами? Мы, обитатели духовного мира, являемся естественными союзниками.

— Как интересно это узнать! — рассмеялся Свор. — Тогда скажите мне, мой дорогой любимый союзник: это вы посоветовали Гониволу на переговорах посулить мне Тизмет в качестве платы за предательство? На всем, что он говорил мне, я видел отчетливый отпечаток вашей руки.

— Отпустите меня, — повторил Фаркванор. — Мы сможем обсудить все это в другое время и в другом месте. Давайте уберемся отсюда подальше и предоставим этим грубым мужланам возможность и дальше упражняться в разрушении.

— Ну нет. Думаю, что я наконец стану героем. Пришло время показать, что я могу быть отважным, по крайней мере имея дело с такими, как вы.

С этими словами он вынул меч, который так редко в своей жизни использовал, и отступил на шаг, чтобы пронзить врага. Но одновременно с выпадом Свора Фаркванор молниеносным движением извлек кинжал, висевший на поясе у него за спиной и нанес резкий быстрый удар Свору чуть ниже ребер. Этого следовало ожидать, с горечью подумал Свор, ведь не могло быть такого, чтобы у Фаркванора не было припрятано оружие, которое он мог бы пустить в ход. Но сделать он уже ничего не мог, острие вонзилось ему в незащищенный живот, и он почувствовал, как по его внутренностям мгновенно разлилась река расплавленного металла.

— Ловко сделано, — через силу улыбнувшись, пробормотал Свор. — Вы верны себе до последней минуты. — С этими словами он пронзил своим мечом Фаркванора так, что острие показалось со спины. Затем ноги его подкосились, он навалился на врага, словно хотел обнять его. И в этом странном объятии они оба упали наземь, и их кровь смешалась на поле битвы.

Престимион потерял уже второго скакуна, того, которого уступил ему Гиялорис; животное убили под ним, когда он пробирался в полуденной тьме, призывая своих людей. Он пошел дальше пешком, прицепив лук за спиной и держа меч в руке. Действие заклятия темноты начало ослабевать, небо понемногу светлело, и он уже отчетливо различал усеявшие землю тела погибших и умирающих людей, мелкие стычки, на которые разбилось общее сражение. Ему казалось, что инициатива боя полностью перешла в руки его армии. Не осталось и следа ни от той стены из людей со щитами, которую Корсибар разместил на вершине холма, ни от подразделений второй линии: обе эти группы, каждой из которых вполне подошло бы название «армия», вместе спустились на середину склона и сейчас пребывали в состоянии полного хаоса, а мятежники, похоже, готовились замкнуть вокруг них кольцо и запереть ловушку, из которой уже никто не смог бы ускользнуть.

Он разыскивал Септаха Мелайна, Гиялориса, Абриганта или еще кого-нибудь из знакомых. Но никого из них найти не удалось, а встреча с единственным знакомым — он действительно хорошо знал этого человека — не доставила ему ни малейшей радости. Сквозь редеющую тьму к нему направлялся Дантирия Самбайл в прекрасных доспехах, вид которых, правда, несколько портили царапины и грязь. В одной руке он держал обнаженный меч, а в другой — большой топор грубого вида, очень похожий на те, которыми пользуются лесорубы. Сначала лакей, а теперь хозяин, подумал Престимион. В этот день ему приходилось иметь дело поистине с безмерным количеством зла.

А прокуратор, похоже, прекрасно чувствовал себя на залитом кровью поле сражения.

— Ну, кузен Престимион, вот мы и встретились! — с неподдельной веселостью крикнул он издалека, — Не стоит ли нам подраться? Победитель становится короналем, поскольку Корсибар наверняка уже захлебнулся собственной желчью при виде того, как его несомненная победа пошла прахом из-за ваших триггойнских волшебников. Так что претендентов на корону осталось двое: вы и я. Волшебники, Престимион! Кто бы мог подумать такое про вас?

Прокуратор хрипло расхохотался, высоко поднял топор и резко опустил его.

Сильный широкий удар, достигни он цели, отсек бы Престимиону руку в плече. Но Престимион быстро шагнул вперед, подняв меч, подставил эфес под топорище, и топор ушел в сторону.

А потом он поднял голову и посмотрел в лицо Дантирии Самбайлу встретился взглядом с прекрасными аметистовыми предательскими глазами этого уродливого не то человека, не то воплощенного дьявола.

— Опустите топор, кузен, и давайте прекратим войну между нами, — негромко сказал он. — У меня нет намерения лишать вас жизни, но я сделаю это, если вы меня вынудите.

— Вы щедрый человек, Престимион. У вас слишком большая душа, — сказал прокуратор и разразился еще одним взрывом неистового, похожего на ржанье хохота.

Его глаза превратились в колючие лиловые огоньки. Он резко подался вперед и попытался ударить Престимиона плечом и сбить с ног. Это могло бы ему удасться, так как Дантирия Самбайл был на полголовы выше ростом, чем Престимион, и, возможно, вдвое тяжелее. Но Престимион стремительно отскочил. Его меч рядом с тяжелой саблей прокуратора казался легкой рапирой, но был единственным оружием, которое он имел, и он должен был суметь воспользоваться им.

«Ты сейчас не Престимион Малдемарский, — сказал он себе. — Ты должен превратиться в Септаха Мелайна или умереть».

В течение нескольких лет Престимион с глубоким удовольствием изучал фехтовальное искусство Септаха Мелайна. Это было необыкновенно красивое зрелище. Это была поэзия, это была музыка, это была математика. Помимо всего прочего для него требовалось быстрое и мощное запястье, точный глазомер и четкость движения руки. Прирожденное изящество и чрезвычайно длинные конечности Септаха Мелайна давали ему значительное преимущество перед всеми остальными. Невысокий коренастый Престимион, естественно, обладал совсем иными природными данными. Но он должен был сделать все, на что способен.

Сейчас перед ним стоял истинный виновник всех его бед, наконец понял он. Ни одно из его несчастий не произошло без того, чтобы Дантирия Самбайл хоть как-то не приложил к нему руку, Престимион почувствовал, как закипает внутри ярость. Проткнуть его, думал он, это значит покончить со всеми своими мучениями.

Дантирия Самбайл с неожиданной для его массивной фигуры скоростью уже мчался к нему с поднятым топором и саблей наготове, для того чтобы нанести ей второй, решающий удар. Престимион чуть отступил в одну сторону, сделал четкий пируэт и ринулся навстречу своему огромному противнику. Он оказался совсем вплотную к прокуратору, и тот не сумел ударить его топором, зато Престимиону удалось изящным движением вонзить острие клинка прямо в подмышку Дантирии Самбайлу, проткнув сразу и нерв, и мышцу, и сухожилие.

— Ха! — от неожиданности и боли вскрикнул Дантирия Самбайл. Его рука разжалась, и топор с громким стуком упал на землю. Но у него хватило присутствия духа и свирепости для того, чтобы не растеряться и нанести Престимиону плашмя клинком сабли, которую он держал в другой руке, ужасный удар, чуть не сломавший ему ребра. От удара у Престимиона перехватило дыхание, он на секунду потерял ориентировку и, пошатываясь и чуть не падая, отступил на пять-шесть шагов. Когда в глазах у него прояснилось, он увидел, что противник, предвкушая триумф, тяжело бежит к нему, угрожающе размахивая саблей. Но движения были неловкими — видимо, прокуратор не слишком хорошо владел левой рукой. Престимион, содрогнувшись от боли в ушибленном боку и той раны, которую ему ранее нанес Мандралиска, поднял меч и сделал несколько выпадов, целясь прямо в сердце Дантирии Самбайла. Тот вынужден был опустить саблю, чтобы защититься. И затем, неуловимо быстрым движением изменив направление атаки — этот финт, пожалуй, заставил бы зааплодировать самого Септаха Мелайна — Престимион ударил острием по внутренней стороне руки прокуратора, оставив на ней глубокую ярко-красную полосу от запястья до локтя.

Оружие Дантирии Самбайла со звоном упало на землю. А Престимион немедленно приставил острие к мягкому жирному горлу противника чуть ниже подбородка.