Волшебники Маджипура - Страница 12

Септах Мелайн вошел в зал, который обычно называли Палатой Меликанда — неширокое извилистое помещение в имперском секторе Лабиринта, примыкавшее к покоям Престимиона. Апартаменты здесь были предназначены для спутников будущего короналя. Там уже находились герцог Свор и Гиялорис Пилиплокский.

— Ну вот, — заявил с порога Септах Мелайн, — у меня есть хоть какие-то новости. Названы три кандидата на должность распорядителя Игр: Великий адмирал, прокуратор и наш маленький друг Свор. По крайней мере, так мне сообщил один из лакеев понтифекса.

— Полагаю, вы полностью доверяете этому человеку, — заметил Свор.

— Не меньше, чем собственной матери, — ответил Септах Мелайн. — Или вашей, если бы я когда-либо имел удовольствие быть с нею знакомым. — Он поправил свой изумительно расшитый плащ из темно-синего шелка с частыми вкраплениями серебряных нитей, который и без того прекрасно сидел на нем, и принялся быстрыми резкими шагами мерить отполированный до зеркального блеска серый каменный пол, не теряя при этом от природы присущей ему ленивой кошачьей грации. Выражения на лицах наблюдавших за ним Свора и Гиялориса были разными: губы Свора скривились в усмешке, а во взгляде Гиялориса читалось обычное для него меланхолическое неодобрение элегантности и блеска Септаха Мелайна.

Трое ближайших друзей будущего короналя никоим образом не походили друг на друга ни телосложением, ни манерами, ни характерами. Худой и долговязый Септах Мелайн с чрезмерно длинными руками и ногами выглядел изможденным. При этом он обладал тонким юмором, держался изящно и легко. Кожа у него была очень бледной, а блестящие глаза — светло-голубыми. Золотые волосы, ниспадавшие тщательно завитыми локонами на плечи, сделали бы честь любой девушке. Лицо его украшали коротенькая аккуратно подстриженная бородка и тонкая золотая полоска усов над верхней губой. Рыцари немало потешались над этими усами у него за спиной, но никто не осмеливался высказать эти насмешки ему в лицо, так как Септах Мелайн никогда не прощал обид и был искусным и неутомимым фехтовальщиком.

Невысокий Гиялорис, напротив, был чрезвычайно массивным и выделялся среди окружающих колоссальным объемом груди и могучими плечами. На его плоском широком лице можно было прочесть не больше эмоций, чем на куске мяса, лежащем на столе в кухне. Руки его выше локтей равнялись по толщине ляжкам среднего человека, пальцы были толстыми, как колбасы. Он коротко стриг свои темные волосы, а лицо брил начисто, оставляя только грозного вида щетинистые темно-бурые бакенбарды, доходившие до нижней челюсти.

Он владел клинком не так искусно, как Септах Мелайн, однако тоже обладал репутацией человека, которого опасно задевать, поскольку ни один противник не смог бы устоять против его ярости и физической силы. По характеру Гиялорис был мрачным и задумчивым, как и приличествует человеку, появившемуся на свет в непривлекательном городе Пилиплоке на Зимроэле и воспитывавшемуся там же в семье суровых скандаров. Престимион встретил его в Пилиплоке лет десять назад во время одного из посещений западного континента, и благодаря извечному, хотя и непостижимому, притяжению противоположностей они сразу стали друзьями.

Что касается Свора, носившего титул герцога Толагайского, но не имевшего ни владений, ни богатства, которыми можно было бы распоряжаться, то он рядом с этими двумя казался карликом: хрупкий, хилый человечек маленького роста, смуглый почти до черноты, как большинство людей, рожденных под яростным солнцем южного континента, с жесткой копной непослушных темных волос, темными ядовитыми глазками и еще более темной, исковерканной душой. Его тонкий, острый, крючковатый нос с первого взгляда говорил о хитрости хозяина, рот был слишком мал для крупных зубов, подбородок окаймляла короткая жесткая бородка, а верхнюю губу он брил начисто. Свор не имел ни малейшей склонности к военным искусствам, зато был политиком и интриганом, а его невероятный успех у женщин многие относили за счет колдовских чар.

В прежнее время он принадлежал к числу компаньонов молодого Корсибара — был, можно сказать, своего рода домашним животным или придворным шутом, которого рослый, спортивного склада принц держал при себе ради развлечения. Но как только стало ясно, что Престимион может занять трон короналя, Свор начал чрезвычайно тонко и осторожно маневрировать в его направлении и постепенно прочно вошел в окружение претендента на престол. Столь явная смена привязанности стала предметом долгих пересудов в Замке — правда, мнениями обменивались лишь вполголоса — и расценивали ее как пример широко известной страсти Свора к достижению выгоды и весьма эластичного толкования им понятия лояльности.

Казалось, эти трое не могли иметь между собой ничего общего, однако их объединяла труднообъяснимая взаимная привязанность, Каждый из них, в свою очередь, был всецело погружен в заботы об успехе и благосостоянии Престимиона. Никто из окружающих не сомневался в том, что, как только Престимион наденет корону с изображением Горящей Звезды, его ближайшие друзья станут высокими сановниками при новом дворе.

— Что касается проблемы контроля над проведением Игр, — вновь заговорил Септах Мелайн, — следует подумать, должны ли мы повлиять на выбор распорядителя. Если, конечно, это имеет для нас какое-то значение.

— Я считаю, что имеет, — решительно заявил Гиялорис, — и, уверен, вы того же мнения. — Уроженец восточного Зимроэля, он говорил с заметным акцентом, который зачастую смешил окружающих, но, конечно, не в том случае, когда звучал из уст Гиялориса, чей гулкий, рокочущий голос, казалось, исходил из недр земли. — Распорядитель составляет пары. Может быть, вы желаете сразиться на поле с несколькими болванами подряд — только потому, что ему захочется посмеяться над вами? Я не хочу, чтобы распорядитель Игр затевал со мною собственные игры. И всякий раз, когда на тех или иных соревнованиях возникают моменты, связанные с риском, все мы хотим, чтобы детали определял наш человек. В конце концов, от этого иногда зависят жизни.

— Значит, вы советуете поддержать кандидатуру герцога Свора, — подытожил Септах Мелайн. — Я займусь этим.

— Отпадает, — немедленно откликнулся герцог Свор из дальнего угла комнаты, где рассматривал какие-то эзотерические хартии, написанные на длинных свитках из желтовато-коричневого пергамента. — Я понятия не имею о том, как составляются подобающие пары, и…

— Мы можем подсказать… — перебил его Гиялорис.

— …И в любом случае, — продолжал Свор, — я не хочу принимать никакого участия в ваших глупых ссорах. Наверняка противники будут что-нибудь кричать в лицо распорядителю. Так вот, пусть это лицо принадлежит кому-нибудь другому.

— Что ж, Свор, быть по сему, — улыбнулся Септах Мелайн. — Умоляю вас, — игривым тоном обратился он к Гиялорису, — объясните, что вы подразумеваете, говоря «наш человек»? Что у нас тут есть разные фракции и тех, кто входит в одну из них, можно определенно рассматривать как людей Престимиона, а остальных следует в целом считать недружелюбными по отношению к нему? Разве мы все не объединились, чтобы отпраздновать начало нового царствования?

— Глупейшие рассуждения! — рявкнул Гиялорис. Но Септах Мелайн, казалось, не заметил оскорбления.

— Естественно, вы считаете Свора нашим человеком, я понимаю. Но разве прокуратор наш враг? Или адмирал Гонивол?

— Они могут быть врагами. Любой из них.

— Боюсь, я не в состоянии понять вас.

— Переход от одного царствования к другому никогда не проходит гладко.

Всегда находится кто-нибудь, кто тайно, а иногда и явно возражает против кандидатуры вновь выбранного короналя. И может продемонстрировать свое несогласие самыми неожиданными способами.

— Вы только послушайте его! — воскликнул Септах Мелайн. — Мыслитель! Ученый историк! Приведите мне хоть один пример такого предательства, друг Гиялорис!

— Что ж… — Гиялорис на некоторое время задумался, закусив нижнюю губу. — Когда Хэвилбоув стал понтифексом, — сказал он наконец, — и объявил, что его короналем будет Трайм, то, насколько мне известно, какой-то очень недовольный лорд, не питавший ни малейшей любви к Трайму, устроил заговор, чтобы посадить на трон Дизимаула, и чуть не…