Волшебники Маджипура - Страница 10

Корсибар ничуть не меньше других верил в могущество магии. И все же он был удивлен и немного встревожен, увидев своего коронованного отца столь глубоко погрузившимся в эти сокровенные обряды, тратящим на них неведомо сколько своей уменьшающейся с возрастом энергии. Видимо, чересчур много.

Черты лица лорда Конфалюма заострились, кожа посерела, и он казался сильно утомленным, хотя утро еще было в самом разгаре. От внутреннего напряжения над бровями и на щеках появились морщины, которых Корсибар прежде не видел.

Принц и его сестра Тизмет появились на свет, когда годы короналя уже клонились к закату и разница в возрасте между отцом и детьми составила несколько десятилетий. Но, пожалуй, только сейчас она впервые проявилась с такой отчетливостью. Действительно, совсем недавно в вестибюле зала Правосудия корональ показался Корсибару намного моложе, чем сейчас. Хотя принц не исключал, что утреннее поведение отца, под стать молодому мужчине, было не более чем позой, личиной, которую лорду Конфалюму удавалось надевать на себя в присутствии принцев и герцогов, Но в уединении личных покоев во время разговора с сыном сил на это уже не хватало.

При виде столь явной усталости отца у Корсибара сжалось сердце. Он отлично знал, что у короналя и без колдовских упражнений имелось достаточно причин для утомления. В течение минувших сорока трех лет — Корсибару такой срок было трудно даже представить — на короналя лорда Конфалюма было возложено управление всей гигантской планетой. Безусловно, он правил от имени понтифекса, на которого в конечном итоге ложилась вся ответственность за принимаемые решения. Но понтифекс был сокрыт от мира в загадочных глубинах Лабиринта. А короналю приходилось вести публичную жизнь под пристальными взорами всего населения Маджипура, держать открытым двор в Замке на вершине Горы, а кроме того, по традиции каждые шесть-семь лет выходить в мир, отправляться в великое паломничество, являясь собственной персоной перед обитателями каждого из крупнейших городов всех трех континентов.

В ходе каждой из таких великих процессий младший монарх должен был посетить Пятьдесят Городов Замковой горы, переправиться через море, навестить прекрасную столицу Зимроэля Ни-мойю и мрачный Пилиплок с на удивление прямыми улицами, и Кинтор, и Дюлорн, и цветущий Тил-омон, и Пидруид, и неисчислимое множество других отдаленных мест, существование которых представлялось Корсибару скорее легендарным, нежели реальным. Толпы народа взирали на него как на живой символ системы, руководившей бытием этого гигантского мира с самого начала его исторического периода, уже много тысяч лет. И потому не было ничего удивительного в том, что лорд Конфалюм выглядел утомленным. Он прожил достаточно долго и принял участие не в одной, а в целых пяти великих процессиях, Более четырех десятилетий он нес на своих плечах весь Маджипур.

Корсибар молча стоял в ожидании. Прошло уже довольно много времени… и еще… и еще… И тем не менее корональ по-прежнему увлеченно занимался гаданием, как будто забыл о том, что рядом с ним находится сын. А Корсибар все ждал…

Он безмолвно застыл поодаль. Если корональ находил нужным, чтобы кто-нибудь дожидался его, тот дожидался, не спрашивая о причинах задержки. Даже если ждать приходилось собственного отца.

По прошествии изрядного времени лорд Конфалюм наконец поднял глаза и несколько раз моргнул, словно впервые увидев в своем кабинете Корсибара.

Затем без всякого вступления корональ сказал:

— Ты изрядно удивил меня сегодня утром, Корсибар. Я и подумать не мог, что у тебя появятся какие-то возражения против досрочного начала Игр.

— А меня удивляет твое удивление, отец. Неужели ты считаешь меня настолько никчемным созданием? Или думаешь, что я не имею никакого представления об этикете?

— Разве я когда-нибудь давал тебе повод для подобных мыслей?

— Ты не давал мне повода мыслить по-другому. Я уже взрослый, а мне по-прежнему, словно слабоумному мальчишке-переростку, предоставляются лишь широчайшие возможности для увеселения. Разве меня приглашают на заседания советов? Может быть, мне поручают важные должности, сопряженные с высокой ответственностью? Нет и нет. Все, что у меня есть, это счастливая жизнь с неограниченным простором как для лени, так и для развлечений, чтобы отдыхать от нее. «Смотри, Корсибар, тебе нравится этот прекрасный меч? А это седло, этот лук работы кинторских оружейников? Эти горячие скакуны, которых нам только что прислали заводчики из Марраитиса, — нравятся, Корсибар? Выбирай, мой мальчик; даже самый лучший из них недостаточно хорош для тебя. Где ты будешь охотиться в этом сезоне, Корсибар? На северных землях или в джунглях Пулидандры?» И так на протяжении всей моей жизни, отец.

По мере того как Корсибар произносил эту тираду, выражение усталости на лице короналя становилось все заметнее.

— Ты сам желал для себя такой жизни, — произнес он, когда принц умолк. — По крайней мере, я был в этом уверен.

— Да, твоя уверенность справедлива. Но разве был у меня иной выбор?

— Ты мог бы стать кем угодно, стоило только сделать выбор. Ты получил наилучшее королевское образование, мой мальчик.

— Да, образование действительно прекрасное! Но для чего я смогу его применить, отец? Я могу назвать по порядку сотню понтифексов, от Дворна до Вильдивара, а потом добавить еще полсотни. Я изучил Кодексы законов, установления, Декретный и Синодальный своды, я могу начертить по памяти карты Зимроэля и Алханроэля, поместив все города на должные места. Я знаю пути звезд и могу цитировать вдохновенные строки всех лучших эпических поэтов, начиная от Фёрвайна и кончая Олиаси. Ну, и что из этого? Какой мне самому от этого прок? Может быть, я должен сам писать стихи? Стать стряпчим? Или философом?

Веки короналя затрепетали и на мгновение опустились; он прижал кончики пальцев к вискам. Потом открыл глаза, прищурился и вперил в лицо сына сердитый и одновременно исполненный сурового терпения взгляд.

— Установления, говоришь… Ты изучал установления? Если так, то ты должен понимать непреложные правила нашей системы управления и обязан знать, почему тебе давали мечи, седла и прекрасных скакунов, а не высокие общественные должности. У нас нет наследственной монархии. Ты выбрал себе не того отца, мальчик. Для тебя, единственного из всех принцев Замковой горы, никогда не найдется места в правительстве.

— И даже места в совете?

— И даже этого. Стали бы говорить, что одно влечет за собой другое, что если тебя включить в совет, то вскоре ты станешь претендовать на регентство в мое отсутствие или на звание Верховного канцлера, или даже будешь стремиться стать короналем, когда придет мое время переселиться в Лабиринт. Мне пришлось бы постоянно защищаться от обвинений…

— Отец…

— …Бесконечных сплетен и инсинуаций, возможно, даже от настоящего бунта, если…

— Отец, я прошу…

Конфалюм умолк на полуслове и вновь заморгал.

— Ну?

— Все это я понимаю. Я давно примирился с особенностями моего положения. Престимион станет короналем, и да будет так Я никогда не надеялся стать короналем, право же, никогда. Я не желал этого, даже не мечтал об этом. Но, с твоего позволения, я хотел бы вернуться к исходному пункту нашей дискуссии. Я спросил тебя: неужели ты на самом деле считаешь меня недоумком, все мысли которого сводятся лишь к стремлению избыть скуку пребывания в этой злосчастной дыре, усевшись верхом и размахивая мечом на каком-нибудь турнире, и который даже не помышляет ни о традициях, ни об этикете?

Корональ не стал отвечать сразу. Его глаза подернулись пеленой, словно он углубился в себя и не слушал сына, а омраченное тенью лицо ничего не выражало. После длительной паузы он наконец заговорил:

— Корсибар, тебя задевает, что Престимион станет короналем?

— Ты имеешь в виду, завидую ли я ему? Да. Он будет королем, а кто не позавидует человеку, которому предстоит получить корону? А что касается возможной обиды на то, что короналем станет он, а не я — нет. И еще раз — нет. Мне известно, что это звание не для меня. На нашей планете обитают девять миллиардов жителей, и я единственный из них с самого рождения твердо знал, что никогда не смогу стать короналем.