Волнолом (СИ) - Страница 9

Труп лежал за пакгаузом – мужчина лет сорока пяти в разодранном длиннополом пальто. На горле зияла рваная рана. Кровь растеклась вокруг, прежде чем ее прихватил мороз; она почти не выделялась на бурой, закопченной земле.

Да, рана явно осталась от таких же шипов, как в профессорском доме. Вот только сами шипы отсутствовали.

– Погодите, – сказал Генрих. – Я что-то не совсем понимаю…

Генерал посмотрел на Либхольца. Тот неохотно принялся объяснять:

– Судя по всему, эта жертва – первая, просто ее обнаружили позже всех. Засветка меньше, чем в аптеке и тем более у профессора. Шипы сразу распались. А сам убитый пролежал как минимум сутки. Нашли сегодня случайно. Сюда почти никто не заглядывает, вход в пакгауз – с другой стороны.

Мастер-эксперт еще раз огляделся. И правда, закуток довольно глухой. До ближайшего перрона – пара сотен шагов, оттуда ничего не увидишь. Да никто и не смотрит – как раз началась посадка, локомотив уже под парами.

– А личность установили?

– Да, у него были при себе документы. Старший механик в таксомоторном парке. Ехал по служебной надобности в Тильзит. Точнее, собрался ехать – билет мы тоже нашли. Поезд ушел вчера в пятнадцать-пятнадцать, но он на него не сел. Зачем-то сошел с перрона и оказался здесь, у пакгауза.

– То есть получается, если по хронологии…

– Сначала убили этого господина. Потом аптекаря. Потом историка. Мощность выброса каждый раз нарастала.

– И связь между ними установить, конечно, не удалось?

Либхольц пожал плечами.

Фон Рау попытался проанализировать ситуацию, но голова отказывалась работать. Слишком много он увидел за этот день. Хотелось сесть где-нибудь, закрыть глаза, и чтобы никто больше его не трогал. Еще не мешало бы пообедать, но ведь кусок не полезет в горло после таких картин.

Он отошел на несколько шагов, поднял лицо к небу, вдохнул дымно-морозный воздух. Стало немного легче.

– Что в университете? – Генерал остановился рядом.

Генрих пересказал беседу с библиотекаршей. Развернул свой пакет, показал книгу и рукопись генералу. Тот бегло пролистал их, прочел оглавление. Спросил:

– Есть мысли, как нам это поможет?

– Пока нет. Надо отдать какому-нибудь историку. Особенно рукопись – она тут явно важнее. Ну и, конечно, с автором нужно поговорить.

– С автором – да. Расспросим его сегодня же. А вы пока прочитайте рукопись. Прикиньте по содержанию, с кем еще можно проконсультироваться. Но, самое главное, я хочу услышать ваше личное мнение. Вы знаете нашу специфику и поймете, на что обратить внимание.

– Хорошо, Теодор. Только, если не возражаете, я поеду домой. Раз уж мы все равно на вокзале… Нет, серьезно, так будет больше толку. Я сяду в тишине, почитаю и поразмыслю. Если наткнусь на что-то сверхважное, сразу вам позвоню. Мой поезд – через двадцать минут.

Генерал посмотрел на него с некоторым сомнением, но все же кивнул:

– Поезжайте. Завтра изложите ваши выводы. Утром меня в конторе не будет – ждут на доклад, – он возвел глаза к небу, демонстрируя уровень предстоящей аудиенции, – так что звоните ближе к полудню.

– Договорились. И, Теодор, еще вопрос напоследок. Зачем вы сейчас приехали лично? Сюда, на место убийства? Ну, первый раз – понятно, случай слишком неординарный. Но теперь-то история уже повторяется. Новости вам и так сообщили бы.

– Не ходите вокруг да около, Генрих, – усмехнулся генерал, – спросите прямо.

– Ладно, пусть будет прямо. Вы, по вашему утверждению, ощутили мой отсвет в аптеке. След моего присутствия. И наверняка решили проверить в других местах. Вот я и хочу узнать, каков результат. Что вы почувствовали у профессора дома? И здесь, на вокзале?

– У профессора – ничего. Но там и засветка самая мощная. А здесь…

– Ну, Теодор, не тяните же.

– Снова мимолетное ощущение. Но слишком слабое, будто отраженное от чего-то. Нет, вас тут не было, это ясно. А была – как это сформулировать? – словно бы мысль о вас. Только не переспрашивайте, я сам пытаюсь понять. Главное, что к убийствам вы не причастны – теперь я стопроцентно уверен. В этом смысле можете работать спокойно.

– Что ж, и на том спасибо. Но все равно я готов об заклад побиться – вы что-то недоговариваете. Знаете больше, чем сообщили мне.

– Ну естественно, Генрих! – охотно подтвердил генерал. – Начальство всегда знает больше, чем подчиненные. Неужели вы еще не привыкли? Подчиненным же надлежит не гадать о тайных мотивах, а всячески демонстрировать рвение.

– Спасибо, Теодор, – буркнул он. – Прикосновение к вашей бюрократической мудрости меня исцелило. Поеду работать, пока пыл не угас.

Он заглянул в кассу, купил билет и выбрался на перрон, откуда уходили пригородные поезда его направления. Кондуктор чинно кивнул ему, и Генрих шагнул в вагон. Сейчас он путешествовал вторым классом – отдельных купе тут не было, но кресла вполне удобные.

Свободных мест оставалось много – повезло, что уехал днем. Вечером картина была бы совсем иная. Железная дорога все больше входила в моду. Многие теперь приезжали в столицу утром, а к ужину возвращались обратно. Такие поезда уже окрестили «маятниками», и Генрих с тревогой думал, что будет, если билеты станут еще дешевле.

Он сел у окна. Поезд тронулся. За окном проплыл злосчастный пакгауз, потом депо. Вдоль колеи громоздились штабеля пропитанных шпал, топорщился мерзлый бурьян, чахли голые липы и тополя.

Мелькнул переезд. Перед шлагбаумом понуро стояла лошадь с телегой. К путям подобрались неуклюжие постройки без окон – военные склады. Длиннейшая глухая стена полностью перекрыла обзор. На ее темном фоне Генрих увидел в стекле свое отражение – физиономия недовольная, на лбу залегли морщины.

Дама, выглянувшая из-за его плеча, тоже отразилась в окне. Ее зеркальный двойник улыбнулся Генриху, и он узнал брюнетку с королевского бала.

Вздрогнув, он резко обернулся, но кресло рядом с ним пустовало. Несколько секунд Генрих тупо таращился на коричневую обивку. Наконец преодолев ступор, поднял голову и оглядел вагон. Пассажиры занимались своими делами, никто не обращал на него внимания. Дородный господин, сидевший через проход, читал «Приморский курьер». Позади него две матроны в безвкусных шляпках чинно переговаривались.

Брюнетка же исчезла бесследно. То есть вряд ли она вообще существовала в реальности – больше похоже на очередную галлюцинацию. Весьма убедительный, жизнерадостный морок.

На всякий случай он снова взглянул в окно, но тоже безрезультатно – стена снаружи отступила, стало светлее, и зеркальное изображение растворилось бесследно.

Проклятье, что же тут вообще происходит?

Дама со снимка четвертьвековой давности привиделась ему второй раз подряд. И это совсем не радует, если учесть, что профессор, которому красавица тоже не давала покоя, теперь лежит разодранный в клочья.

Ясно одно. Под этой историей с чертополохом и фотографией погребена какая-то тайна – огромная и старая, перебродившая, как тесто в квашне, и прущая теперь неудержимо наружу.

И чтобы найти убийцу, придется копаться в прошлом. В том самом времени, которое Генрих так старался забыть – даже жалел иногда, что затворяющее клеймо, которое ему наложили, не блокирует заодно и память.

Впрочем, если отвлечься от личных переживаний, эпоха тогда была и в самом деле неординарная. Да что там – уникальная была эпоха, величественная и звонкая. Не чета нынешней сытой дреме. Перелом уже назревал, и что-то манящее, тревожно-неуловимое носилось в воздухе. Все понимали, что Старый король не вечен, и шептались, увлеченно гадая, чем обернется его кончина. Реальность, правда, несколько превзошла ожидания.

Любопытно, что бы сказал о тех временах беспристрастный наблюдатель со стороны? Какой-нибудь иноземный исследователь, впервые в жизни услышавший про Девятиморье. Хотя где его такого найдешь? Страну Девяти морей знают в каждом уголке ойкумены.

Но, предположим, наблюдатель все же сыскался. Смотрит он, значит, и записывает в блокнот – ага, есть столица и есть король. Ну, это как у всех, ничего особенного. А вот дальше уже интереснее – король назначает канцлера, но не абы кого, а представителя одного из двух влиятельнейших родов. То есть человека либо из Железного, либо из Стеклянного Дома.