Вольно, генерал (СИ) - Страница 88

Люциан шлёпнул себя по бедру и ушёл, оставив Молоха накрывать помидоры и фантазировать о том, как смачно он отшлёпает этого наглеца ближе к ночи.

Анри приготовила на ужин запечённое мясо с овощами, сочившееся соусом из уксуса и чеснока. Острота разгоняла аппетит, и было невозможно оторваться, не доев до конца. Овощи мягкие, тающие во рту, перемежающиеся со свежими, сочными помидорами. Молох подумал, что мог бы так жить бесконечно. Он чувствовал себя сыном очень толковой и заботливой матери.

— Мама, — галантно обратился к ней главнокомандующий, — а расскажите, каким был Люциан в детстве.

— О, — женщина подняла голову от тарелки и обрадовалась вопросу, как будто искала возможности хоть кому-то рассказать о сыне. — С радостью!

Люциан посмотрел на Молоха так, будто лишил бы его ночью секса за такой вопрос, да не мог, ведь тот подошёл и взял бы сам.

— Правда, я немного расскажу, — вздохнула Анри. — Я помню Люциана где-то до двенадцати лет. Знаешь, это был очаровательный и бойкий мальчик. Вечно встрянет в какую-нибудь переделку! И довольный всегда стоял, когда я ему заклеивала царапины на лице. Уж не знаю, где он лазал, чтобы так окарябаться… Когда мы были вместе с Легионом, то дети жили тут. Я ещё кур тогда держала… Люциан обожал за ними бегать. Мало того, он облазал все крыши здешних домов. Уж сколько я жалоб от соседей выслушала, невозможно… Но сколько не наказывай этого сорванца — не слушает! — посмеялась Анри и погладила Люциана по голове. — Правда, после поступления в Академию он очень изменился. Если верить письмам Легиона, то кардинально. Я понимала, что Люциану плохо, что ломается его характер… Пыталась воздействовать на Легиона, а ему хоть бы хны. Говорил, что не вечно Люциану держаться за мою юбку, — женщина начала сердиться, как только вспомнила о муже. — Ох, если бы у меня тогда было достаточно сил…

И дальше Анри в основном причитала. Молох отвлёкся на собственные мысли. Он рассматривал Люциана и пытался представить его в двенадцатилетнем возрасте. Определённо, Моргенштерн был милый и прекрасно сложенный мальчик с дивной гладкой кожей и певучим голосом. Молох подпёр голову рукой, представляя, как ему было бы весело наедине с таким сладким мальчишкой, но Люциан вытащил его из омута пошлых фантазий лёгким тычком в плечо.

— Я почти уверен, что ты думаешь о каких-то извращениях, — с наигранным возмущением прошептал Люциан на фоне причитаний Анри о том, как прекрасно могли бы жить её дети.

Молох подмигнул генералу и цокнул языком.

На самом деле, Люциан тоже размышлял о нехорошем. Он хотел представить, каким ребёнком был бы Молох. Генерал был уверен, что это был замкнутый мальчишка-задира, характер которого проявлялся бы в шалостях. Если бы он говорил, то только по делу. Если бы что-то делал, то обязательно небеспричинно. Такой хмурый мальчишка с вечно сжатыми кулаками и волчьим взглядом. Моргенштерн бы проводил с таким очень много времени, потому что хотел бы проникнуть во внутренний мир, посмотреть, как всё устроено, и, возможно, привнести немного гармонии. Читал бы ему сказки, играл бы — и сам бы рядом с ним стал ребёнком.

Чуть позже, когда они оба лежали в постели, генерал решил спросить Молоха кое о чём.

— Слушай, а с какого возраста ты себя помнишь?

Главнокомандующий задумался и закинул руки за голову. Простынь аккуратно прикрывала его пах — и только — а остальные части тела обдувал приятный сквозняк.

— Где-то с четырнадцати, — хмыкнул Молох. — Мы все тогда были одинакового возраста. Горячие, готовые служить всему. Творцу того и надо было — неопытных и легковерных. Таким я, пожалуй, и был. Первым из нас, кто задумывался о том, как поступал Творец, стал Люцифер. Он давал указания, а я исполнял. Это было ещё до сотворения людей. Меня наказывали за драки, но ты себе даже представить не можешь, как чешутся кулаки в таком месте, как Эдем. Тошно видеть всех этих снобов в рясах и не иметь возможности хорошенько вмазать. Хотя за твоей коротенькой юбочкой я бы приударил, — посмеялся Молох, и Люциан с наигранным возмущением шлёпнул его по бедру.

— Можно подумать, что ты рясу не носил, — хмыкнул генерал.

— Нет, — шутливо нахмурился Молох, — я заставил Астарота сшить себе штаны. Творцу не понравилось, остальным — тоже, но мне было плевать. Какого чёрта я должен сверкать своей задницей? Если у них нет чувства собственного достоинства, то у меня для них плохие новости. Плаксивые педерасты.

Люциан не стал спрашивать, к кому относятся они с Молохом, но тот продолжил, будто отвечая на вопрос.

— Они порочат представление и об ангелах, и обо всех остальных. Мне нравилось в Древней Греции. Знаешь, почему? Связь между двумя воинами делала их свирепее. Любовники воевали гораздо лучше тех, кто предпочитает женщин. Я ничего не имею против женщин, подо мной было множество человеческих самок, выносивших настоящих бойцов. Но мужчины казались мне более совершенными.

Моргенштерн повернулся к главнокомандующему и губами коснулся его плеча. Вдохнул терпкий запах тела. Почувствовал, какой Молох сейчас большой и горячий — от кожи до сих пор разило жаром после солнцепёка. Люциан не смог преодолеть желания ежесекундно оседлать бёдра мужчины и стать к нему ближе.

— Мужчин связывает нечто большее? — спросил генерал, испытывая желание поцеловать Молоха.

— Определённо. Но я ценил это только с той стороны, где они становятся эффективными бойцами. Мне было нужно войско, а не толпа геев с копьями.

Генерал фыркнул в плечо, сдержав смех.

— А у тебя много было таких… боевых «друзей»?

— Даже слишком, — Молох накрыл ладонями упругие бёдра Люциана. — Я их убивал, как только они мне надоедали. Слёзы, мольбы, увещевания… Первую сотню лет меня это веселило.

— А потом? — генерал склонил голову набок.

— А потом я стал делать это прежде, чем они начинали ныть. Если они так делали, я убивал их без сожаления, потому что они уже не были мужчинами. Женщины с членами. Что может быть отвратительнее? — Молох поморщился, но после — заправил Люциану прядь волос за ухо. — Мне понравилось, что ты никогда не хныкал, — далее пальцы проскользили по щеке и губам. — Пассивность не умаляет твоего достоинства. Я это уважаю. Тебе будет приятно знать, что до тебя я с мужчинами брака не заключал.

Люциан улыбнулся и отвёл взгляд. В груди у него очень потеплело. Ему хотелось сидеть так вечно. Разговаривать при свете Луны и чувствовать мягкие прикосновения.

— Ты очень редко становишься откровенным. И когда это происходит, я как будто сплю или вижу перед собой совершенно другого демона.

— Это чтобы ты не расслаблялся и не становился слишком сентиментальным, — усмехнулся главнокомандующий. — Мой брак с тобой — самый долгий, принцесса.

— Ты так говоришь, будто я тебе теперь в ноги кланяться должен, — посмеялся генерал, и Молох прищурился. Ему понравился этот ответ. Пожалуй, ответь Люциан иначе, возможно, главком изменил бы к нему своё отношение. Но этот сорванец всегда попадал в точку. Молоха бы не остановило ничего, но Моргенштерн подзывал его психопатию к себе на колени и чесал за ушком, как будто это какая-нибудь ласковая дворовая кошка.

— Принцесса, — фыркнул главнокомандующий и повалил демона на кровать.

Люциан очутился на животе, прижатый к постели. Стало тесно, жарко и приятно. Генерал закусил губу, когда почувствовал влажные пальцы на колечке мышц. Молох впился губами в его плечо, и томление в груди возобновилось. Моргенштерн немного выпятил бёдра и закусил наволочку подушки. За несколько лет совместной жизни Молох обходился с ним как с давно освоенным, но любимым музыкальным инструментом, когда струны бьют по пальцам, а не наоборот.

Люциан насаживался на пальцы и рвано вздыхал, очень быстро преодолев момент дискомфорта. Пожалуй, за такое время генерал привык. Единственное, чему он удивлялся — плодам фантазии Молоха. Главнокомандующий наполовину развернул генерала к себе и закинул его ногу себе за пояс. Люциан оказался в неудобной для него, но комфортной для Молоха позе. Пальцы проникали глубже и лучше, и вскоре Моргенштерн вскрикнул, резко откинув голову.