Волна мозга - Страница 38

Он взглянул на Манзелли.

– Я завидую тебе, дружище, – сказал он просто. В космос должны были отправиться несколько человек, которым предстояло вывести корабль на околоземную орбиту и запустить генератор ингибирующего поля, который был установлен на его борту. Все эти люди были смертниками – у заговорщиков не было ни времени, ни возможности, для того чтобы, оснастить корабль спускаемым аппаратом.

Грюневальд чувствовал, что времени осталось в обрез. Скоро другие люди должны были завершить монтаж нового звездолета, – постройка космических кораблей началась уже во всем мире. Если не остановить их сейчас, потом они окажутся бессильными что-то изменить – человечество уже никогда не сможет стать самим собой, обрести свой прежний лик. Провал этой попытки означал бы провал всего дела.

– Надеюсь, еще до восхода солнца весь мир вздохнет с облегчением, – сказал он.

– Увы, это не так, – возразил трезво мыслящий австралиец. – Толпа впала в полное безумие. Пока они поймут, что мы спасли их, пройдет немало времени.

Ничего, времени у них будет предостаточно. Космический корабль был оснащен средствами защиты, которые позволяли ему оставаться целым и невредимым, по крайней мере, столетие, что бы при этом ни пытались предпринимать люди, чей интеллект был бы уже куда менее развитым. Роботы смогли бы отразить любую атаку с Земли. Человеку как виду давалась еще одна возможность оценить свое прошлое и определить свое отношение к будущему.

Другие участники проекта занимались драгоценным грузом, прибывшим из Америки. После того как все ящики оказались выгруженными на землю, Грюневальд и Манзелли приступили к их распаковке. Кто-то включил прожектор, и вскоре они увлеклись своим занятием настолько, что совершенно забыли и о луне, и о море, окружавшем их со всех сторон.

Не заметили они и огромной серебристой сигары, бесшумно повисшей у них над головами. Они обратили на нее внимание только после того, как оттуда раздался усиленный динамиками голос, исполненный крайнего сожаления и печали:

– Мне жаль расстраивать вас, но вам придется отказаться от своей затеи.

Грюневальд испуганно вскинул голову и тут же застыл, потрясенный видом стальной сигары. Русский моментально выхватил пистолет и выпустил в небо всю обойму. Птицы, до этого мирно спавшие на пальмах, подняли невообразимый шум.

Манзелли выругался и, резко развернувшись, ринулся в космический корабль, который имел на вооружении такие орудия, против которых не устояла бы никакая броня. Заметив, что орудийная башня задвигалась, направляя ствол в небо, Грюневальд, не раздумывая, бросился на землю. Это орудие стреляло ядерными снарядами!

Из парившего над ними корабля неожиданно вырвался тонкий ослепительно белый луч, направленный точно на башню. Металл мгновенно раскалился добела и, расплавившись, стал проваливаться вовнутрь. Острие луча тем временем прошлось по всему звездолету заговорщиков, на миг задержавшись там, где находились его маршевые двигатели. Сталь плавилась, обдавая стоявших на земле людей жаром.

«Гигантская атомно-водородная горелка, – промелькнуло в сознании Грюневальда. – Теперь мы не сможем взлететь…»

Обшивка изуродованного космического корабля стала светиться красным. Швед завопил и, сорвав с пальца кольцо, отбросил его в сторону. Из корабля с дикими криками выскочил Манзелли. Луч уже погас, красное свечение стало бледнеть. Люди ошарашенно смотрели на свое детище, не в силах вымолвить ни слова, лишь изредка тишину нарушали всхлипывания Манзелли.

Вражеский корабль – теперь они видели, что это настоящий звездолет, – как и прежде, неподвижно висел у них над головами. От него отделился небольшой антигравитационный плотик, который стал медленно спускаться на землю.

Грюневальд сделал шаг вперед и вновь замер.

– Феликс, – пробормотал он упавшим голосом. – Пит, Хельга…

Мандельбаум кивнул. В лучах прожектора лицо его казалось немного зловещим. Он оставался на плотике, пока три молчаливых рослых человека, которые в прежнем мире работали детективами, собирали оружие, лежавшее у ног заговорщиков – еще минуту назад оно было настолько горячим, что его невозможно было удержать в руках. Заметив, что полиция справилась со своей работой, он сошел с плотика на землю, за ним последовали Коринф и Хельга.

– В любом случае мы не позволили бы вам полететь туда с этим… – В голосе Мандельбаума слышалась крайняя усталость. Он покачал головой. – Наблюдатели вели вас едва ли не с самого начала. Вас выдала ваша собственная секретность.

– Тогда почему вы позволили делу зайти так далеко? – спросил австралиец с усмешкой.

– Отчасти, чтобы предотвратить какие-то иные, более страшные злодеяния, отчасти для того, чтобы собрать всех единомышленников в одном месте, – спокойно ответил Мандельбаум. – Мы появились как раз вовремя.

– Как это подло, – воскликнул француз. – Подобное хладнокровие прежде было просто немыслимо! Вам осталось сделать то, что велит вам ваш новый интеллект – расстрелять нас на месте, и дело с концом!

– Ну зачем же, – пожал плечами Мандельбаум. – Если уж говорить начистоту, то мы воздействовали на вас не только полем, вызывающим разогрев металла, но и полем, замедляющим химические реакции, иначе ваши патроны наделали бы немало бед. Как вы, очевидно, понимаете, нам нужно прежде всего выяснить, кто стоит за вами. И еще – вы умны, энергичны и мужественны. Это стоит многого. Не ваша вина, что вследствие перехода вы сошли с ума.

– Сошли с ума?! – Русский сплюнул и покачал головой. – Это вы нас-то считаете сумасшедшими?

– Видите ли, – сказал Мандельбаум, – чем, как не мегаломанией, можно объяснить вашу уверенность в том, что вы вправе решать судьбу всего человечества? Если вами двигали по-настоящему серьезные причины, нужно было обнародовать свои соображения, не так ли?

– Мир ослеп! – с достоинством ответствовал индус. – Он уже не может воспринять истину. Некогда я сподобился видения Всевышнего, но теперь оно невозможно. Я, в отличие от вас, это понимаю…

– Это явление вполне объяснимо, – спокойно ответил Мандельбаум. – Ваш разум стал развитым настолько, что вы уже не можете впадать в транс, который был характерен для вас прежде. Вы же с этим никак не можете примириться.

Индус презрительно фыркнул.

Грюневальд посмотрел на Коринфа.

– Пит, а я ведь считал тебя своим другом, – пробормотал он. – Я полагал, после того, что случилось с Шейлой, ты поймешь…

– К тому, что здесь происходит, он имеет косвенное отношение, – перебила Грюневальда Хельга. Она сделала шаг вперед и взяла Коринфа за руку. – Тобой занималась я. Пит присутствует здесь только как физик. Он изучит ваш аппарат и попробует понять – возможно ли его использование в каких-то иных, отличных от ваших, целях.

«Трудотерапия – ох, Пит, Пит, как же тебе трудно…» Коринф покачал головой и заговорил с необычной для него горячностью:

– Я не нуждаюсь в оправданиях. Знай я, что вы готовите миру, я поступил бы так же, как Хельга. Только подумай, во что превратилась бы Шейла, вернись все на круги своя.

– Вас подлечат, – улыбнулся Мандельбаум. – Ваш случай вряд ли можно отнести к категории тяжелых, так что, думаю, лечение будет непродолжительным.

– Уж лучше убейте меня сразу! – воскликнул австралиец. Манзелли все еще плакал, вернее, рыдал, словно, ребенок.

– Как вы не понимаете? – спросил француз. – Неужели то, к чему пришёл человек в прошлой своей жизни, ничего не стоит? Ведь он, помимо прочего, пришел и к Богу! Неужели вы хотите обратить Бога в персонаж бабушкиных сказок? Что вы дадите людям взамен? Человек привык работать, обеспечивая тем свое существование, отдыхать, отдаваясь каким-то простым радостям, и так далее. Вы же хотите обратить его в счетную машину с уравнениями вместо души!

Мандельбаум пожал плечами.

– Сдвиг придумал не я, – сказал он. – Если вы действительно верите в Бога, вам надо принять происшедшее как осуществление Его воли. Он заставил людей сделать шаг вперед.