Волна мозга - Страница 12

– Все в порядке, – пробормотал он. – Все кости целы, это главное.

– Все. – Похоже, Фосс испугался сильнее, чем сам Брок. – Решено, мы уезжаем.

Тот отрицательно покачал своей рыжей головой:

– Нет.

– Ты что, сошел с ума? Торчать здесь в одиночку, когда все эти твари посходили с ума, когда все пошло прахом… Ты в своем уме. Арчи?

– Я остаюсь.

– А я – нет! И я хочу, чтобы мы ушли отсюда вместе! Джо тихо зарычал.

– Нет, – повторил Брок, почувствовав вдруг немыслимую усталость. – Хочешь – иди, только меня не трогай. Со мной все в порядке.

– Слушай…

– Часть скота я отгоню завтра Мартинсону – если, конечно, он ему понадобится. С остальными коровами я разберусь сам.

Фосс какое-то время пытался спорить, но вскоре, сдавшись, уселся в «джип» и уехал прочь. Брок заулыбался неведомо чему.

Он подошел к загону, в котором до последнего времени жил бык. Ворота были выломаны мощным расчетливым ударом. Изгороди, созданные для того, чтобы удерживать тупых скотов, явно не были рассчитаны на разумных тварей.

– Чтобы похоронить этого гиганта, понадобится бульдозер, – проворчал Брок. Все последнее время он говорил с Джо так, словно тот был человеком. – Сделаем это завтра. А сейчас поужинаем, почитаем книги и послушаем музыку. Здесь теперь нас всего двое – ты да я.

Коринф понимал, что город – это организм, но он никак не мог предположить, что равновесие его окажется столь хрупким и ненадежным. Утратив свое прежнее равновесное состояние, Нью-Йорк стремительно несся навстречу гибели.

Работало всего несколько линий подземки, так называемая аварийная сеть, поддерживавшаяся в рабочем состоянии группкой энтузиастов своего дела, ни в какую не хотевших расставаться со своей работой. Пустые темные станции поражали немыслимой прежде грязью, колеса вагонов пронзительно скрипели, поселяя в сердце смертельную тоску. Коринф стал ходить на работу пешком, стараясь не обращать особого внимания на грязь, царящую на улицах.

Воспоминания пятидневной давности:

Дороги запружены, стальная баррикада в десять миль длиной, рев клаксонов и крики, повсюду отворяются окна – нечем дышать, слепая паника, толпа, пытающаяся покинуть умирающий город, средняя скорость – пять миль в час.

Две машины сцепляются бамперами, водители бьют друг друга до тех пор, пока их лица не превращаются в кровавое месиво. Полицейские вертолеты застыли над улицами беспомощными чудовищными мухами. Печально сознавать, что многократно усилившийся разум бессилен изменить природу людей.

Те, кто решил остаться; а таких было, наверное, три четверти городского населения, пытались как-то выжить и в этих условиях. Вступил в действие закон о жесткой экономии газа, воды и электроэнергии. Какое-то снабжение города продуктами питания пока сохранялось, но цены были таковы, что купить что-либо стало практически невозможно. В любую минуту, ситуация в городе могла окончательно выйти из-под контроля.

Воспоминания трехдневной давности:

Второй бунт в Гарлеме, страх перед будущим и горькая память о прошлом переполняют сердца, разум уже не в силах совладать самс собой. Зарево бушующих повсюду пожаров в ночном небе. Тысячи потных черных лиц, тысячи тел, одетых в лохмотья, – черные толпы, безумствующие на улицах. Блеск ножа, вонзившегося в чье-то горло. Рев пламени и вой толпы. Визг женщины, упавшей под ноги многотысячной процессии. Перегретый колышущийся воздух. Снующие по небу вертолеты. И, наконец, утро – пустынные улицы, горечь белесого дыма, плач…

И все же город пока был жив. Пока…

Оборванный мужчина с всклокоченной бородой обращался с речью к собравшейся на углу толпе. Несколько десятков человек слушали его необычайно внимательно. Коринф прислушался:

– …Все это происходит с нами только потому, что мы, предав забвению вековечные устои, доверились ученым, всем этим высоколобым… Жизнь наша имеет смысл только пред тем Единым, в котором все мы – одно, которое одно – все. Слушайте, я принес вам весть…

Коринф вздрогнул и поспешил свернуть за угол. Уж не посланник ли это Третьего Ваала? Впрочем, вопрос этот его интересовал лишь постольку поскольку. Нигде поблизости не было ни единого полицейского, которому бы он мог сообщить о том, что происходит за углом. Если эта новая религия обретет достаточное количество приверженцев, беды не миновать. Увидев женщину, входившую в католическую церковь, что стояла неподалеку, Коринф несколько успокоился.

Из-за угла на дикой скорости вырулило такси, тут же скрывшееся в клубах пыли. По другой стороне ехала машина, пассажир которой сжимал в руках дробовик. Повсюду царил страх. Практически все магазины были закрыты, работала только бакалейная лавка, владелец которой был вооружен пистолетом. Возле грязного парадного многоквартирного дома сидел старик, читавший кантовскую «Критику чистого разума», для которого, казалось, в мире кроме этой книги ничего не осталось.

– Господин, вот уже два дня как я ничего не ел. Коринф посмотрел на мужчину, вышедшего из-за дерева.

– Мне очень жаль, – сказал он, – но у меня всего десять долларов. Только-только на обед, сами понимаете.

– Я никак не могу найти работу…

– Отправляйтесь в муниципалитет, дружище. Они вам и работу предложат, и накормят. Им люди очень нужны. В ответ раздалось презрительное:

– В эту контору? Мести улицы, собирать мусор и развозить продукты? Да я лучше сдохну, чем туда пойду!

– Что ж, тогда подыхайте, – хмыкнул Коринф, ускорив шаг. Револьвер приятно оттягивал ему карман. От таких людей, как этот прохожий, можно было ждать чего угодно, Коринф знал это по опыту.

И разве можно было рассчитывать на что-то иное? Типичный американец, работающий на заводе или в офисе, обладает скорее не разумом, но набором вербальных рефлексов, он способен думать только о хлебе насущном, все прочее замещается телевизором. Американский Образ Жизни диктует все его потребности и желания – автомобиль новой марки, модная одежда и прочее. Еще до начала сдвига сознания многими ощущалась бессмысленность и пустота западной цивилизации, люди смутно осознавали то, что помимо эфемерного «я» в жизни должно присутствовать нечто куда большее и куда более реальное, при этом понималось и то, что общество движется совершенно в ином направлении.

И тут, практически в одночасье, человеческое сознание достигло немыслимых высот. Перед человеком раскрылся целый мир поразительных по своей глубине мыслей, образов и идей. Он сполна осознал всю мелочность и бессмысленность своей жизни, тривиальность совершаемых им дел, узость и абсурдность своих верований и убеждений, и – и он отверг их.

Разумеется, так поступили далеко не все и даже не большинство, но этого количества людей тем не менее оказалось достаточно, для того чтобы поставить под сомнение само существование технологической цивилизации. Если шахтеры перестанут добывать уголь, сталелитейщики и механики останутся не у дел, как бы им ни хотелось при этом продолжать свою работу. Добавьте сюда всевозможные проявления разгулявшихся эмоций, и картина станет более или менее полной.

По улице шла голая женщина с корзинкой. Видимо, после долгих раздумий она пришла к выводу, что носить летом одежду нелепо, полиции же сейчас было совсем не до нее. Этот факт сам по себе не был таким уж страшным, но он позволял судить об общем состоянии умов. Коринф поежился. Любое общество основывается на системе достаточно произвольных законов и ограничений. Названная произвольность была внезапно осознана слишком большим количеством людей, которые, не задумываясь, приступили к ее искоренению.

Возле двери, раскачиваясь из стороны в сторону, сидел юноша. Коринф остановился.

– Что-нибудь случилось? – спросил он.

– Мне страшно. – Глаза его горели. – Я только что все понял… Я – один.

Коринф хотел было что-то сказать, но тут юноша разразился целой речью:

– Все, что я знаю, все, что меня составляет, находится здесь – в моей голове. Для меня существует только то, что мне ведомо. И еще – в один прекрасный день я умру. – Из уголка его рта потекла слюна. – Наступит бесконечная беспросветная ночь, меня уже не будет, как не будет и всего остального. Возможно, вам будет представляться, что вы все еще существуете, хотя, возможно, вы – не более чем плод моей фантазии… Абсолютная пустота, в которой ничего не будет – и не будет уже никогда!