Волков. Велесова ночь - Страница 3

Тесто явно лежало несколько дней: успело зачерстветь, размякнуть от дождя, снова зачерстветь и снова размякнуть – и ко всему прочему еще и покрылось плесенью. Однако и такое кушанье показалось божественным нектаром. Я будто и не пробовал ничего вкуснее… Во всяком случае, в этом мире.

После ограбления еще пары могил мне пришла в голову мысль выбраться с кладбища на берег, и я попытался спуститься к реке. Примерно половину пути удалось одолеть без приключений, но потом непослушная нога все-таки подвела: я шлепнулся, выронил костыль и съехал по траве вниз.

И там, не вставая, перевернулся на бок, зачерпнул ладонями мутной и пропахшей нечистотами воды и выпил. Проглотил все до последней капли, вместе с песком, травинками и, кажется, даже дохлой мухой. Снова зачерпнул, снова выпил, и так раз десять, не меньше. И только после этого заставил себя перестать глотать живительную влагу и кое-как умыл лицо и руки. А потом, подумав, плюхнулся в Смоленку целиком. Дно сердито зачавкало под ногами, и я утопил сначала один белый тапок, а за ним и другой, оставшись босиком.

Зато смог кое-как отмыть от грязи волосы и одежду. Конечно, похоронный костюм – рубаха на завязках и грозящие отправиться следом за тапками штаны без пояса – едва ли годился для прогулки по улице, однако за неимением лучшего его все же следовало привести в порядок.

В общем, где-то через четверть часа я выбрался на другой берег Смоленки. Замерзший, уставший даже чуть больше, чем был до водных процедур, зато хотя бы относительно чистый. К счастью, день еще только вступал в свои права, так что наблюдать за моим купанием оказалось некому. Разве что тем, кто упокоился по обе стороны реки – но все они, как и положено покойникам, уж точно не спешили болтать.

Проковыляв с полсотни метров вдоль кладбищенской ограды, я нашел лаз с парой выломанных прутьев и пробрался внутрь. У богатых склепов или мраморных ангелов еда почти не попадалась – едва ли у их благородий часто находилось время навестить покойную родню. Зато у первого же надгробия попроще я устроил себе самое настоящее пиршество: кто-то не поленился принести не только конфеты с баранками, но и несколько яиц, завернутых в кулек.

Я разжевал и проглотил их вместе со скорлупой – кальций пригодится костям, которые только-только начали срастаться. Конечности как будто понемногу приходили во вменяемое состояние, но о количестве сломанных ребер я мог только догадываться. И это не считая пальцев, дырок в черепе и…

– Мишка… Мишка, это ты, что ли?

От неожиданности я едва не подавился. Сгорбленный старичок, сидевший на лавочке около соседней могилы, в тени деревьев казался одной из кладбищенских скульптур. Неудивительно, что мой пока еще единственный исправный глаз не заметил его, пока смешная угловатая фигурка не поднялась и не заковыляла в мою сторону, опираясь на клюку.

– Ишь, стервец… Опять за свое?

– Я не Мишка, – буркнул я.

Не знаю, кем приходился старичку этот самый Михаил, но отвечать за чужие прегрешения у меня не было никакого желания. Как и разговаривать хоть с кем-то прежде, чем получится раздобыть сносную одежду. Первый же городовой или будочник непременно пожелает узнать, куда направляется подозрительного вида гражданин в похоронной рубахе. Да и гражданских тоже следует остерегаться… даже самых безобидных на первый взгляд.

Я развернулся и собрался было ретироваться, но старичок с неожиданным проворством вдруг поймал меня за плечо.

– Погоди. Погоди, сынок… Ты уж прости, что я тебя сослепу перепутал, – проговорил он. – Тут ведь толком и не разглядеть, а ростом больно на нашего Мишку, паршивца, похож.

Зрение у старичка действительно было так себе: он щурился и забавно вытягивал шею вперед, пытаясь разобрать, что именно на мне надето, но, похоже, так и не смог.

– Ну куда ты собрался? Тут, сынок, стесняться нечего. Бери, кушай, сколько душе угодно. – Старичок постучал клюкой по ближайшей могиле. – Покойным оно уже без надобности, а живому человеку на пользу.

Я не стал спорить, взял с краешка плиты очередную черствую баранку и принялся жевать, понемногу отступая. Хотя бы в тень дерева – туда, где сердобольному и словоохотливому дедуле будет сложнее распознать мое облачение.

– Физиономия-то у тебя, гляжу, вся побитая… Да и босой еще. – Старичок ткнул клюкой в землю рядом с моей ногой. – Это кто ж тебя так, родимый?

– Ограбили, – не задумываясь, соврал я. – Ночью на мосту по затылку дали. Обобрали и к реке сбросили. Видать, думали, что мертвый.

– Что ж за люди такое сделать могли? За сапоги и кошелек душегубством заниматься! – Старичок сердито нахмурился, но продолжил уже тише: – Ты ж молодой еще совсем, такого тронуть – никакой совести не иметь. Даже звери дикие и те добрее будут… Видать, совсем в Петербурге народ страха божьего без государя лишился.

– Как это – без государя? – переспросил я. – А что?..

– Крепко ж тебя стукнули, сынок, раз такое спрашиваешь. Неужто не помнишь? – Старичок покачал головой. – Третьего дня, в субботу, Александра Александровича, царя-батюшку нашего, убили.

– Убили?! – Я едва не подпрыгнул на месте. – Кто?.. Как?!

– Не знаю, сынок, – вздохнул старичок. – Но одно ясно, что дело там вышло темное. Александр Александрович хоть и в годах, а человек исключительного здоровья был. А значит, сам помереть ну никак не мог!

С этим я спорить не стал, однако сама по себе новость могла означать… почти что угодно. В последнее время в столице творилось слишком много всякого, разного и недоброго, так что даже внезапная кончина государя меня не слишком-то удивила.

– А Александр Александрович… он от болезни богу душу отдал? – осторожно поинтересовался я. – Или стреляли? Или?..

– Сначала говорили, что от болезни. Но где ж это видано, чтобы вот так, за один день человек сгорел, да еще и из благородных… Вот что я тебе скажу, сынок. – Старичок огляделся по сторонам и заговорщицки прошипел: – Это его колдун убил! Тот самый, про которого в газетах писали.

– Князь Сумароков?

– Да кто ж тебе точно скажет… Может, он, а может, и другой кто. – Старичок развел руками. – В газетах сейчас чего только не напишут. Всякий скворец на свой лад поет, а спроса с них никакого – вот и выделываются, кто как может… А пойдем-ка почитаем, сынок.

– Ч-что?..

– Пойдем, говорю, газету почитаем. Там как раз про все это и должно быть. – Старичок ухватил меня под локоть и потянул. – У тебя глаза помоложе моих, разберешь. Заодно и позавтракаем.

Не то чтобы мне так уж хотелось идти невесть куда, да еще и в похоронной рубахе, однако еда – нормальная, полноценная трапеза, а не украденные с могилы черствые баранки, – определенно не повредит. Как и газета, и чем свежее, тем лучше. Капитан Владимир Волков был не такой уж значительной фигурой, так что про его гибель уже наверняка сообщили все, что следует, однако смерть государя – событие масштабное. А если в деле еще и замешан колдун или очередной политический заговор, столичным писакам хватит работы до самой зимы.

Старичок потащил меня не к выходу с кладбища, а, наоборот, в самую глушь. И я уж было начал подозревать неладное, как могилы с деревьями вдруг расступились и мы вышли к храму. В этом мире церковь Смоленской иконы Божьей Матери расположилась не на привычном месте, а метров на двести дальше от реки – там, где в начале века должны были уже построить часовню блаженной Ксении Петербургской. Но почему-то не построили. То ли юродивую похоронили в другом месте, то ли ее судьба вообще сложилась иначе.

– Пойдем, сынок. – Старичок бодро застучал клюкой вдоль каменной стены. – Тут стесняться нечего – в божьем доме для всякого место найдется.

Похоже, мой спутник то ли трудился при церкви, то ли вообще обитал прямо здесь, на кладбище. Но на батюшку или монаха походил мало: рясу не носил, да и изъяснялся слишком уж просто для священнослужителя. Однако положенное православному христианину милосердие проявлял, пожалуй, даже чересчур ретиво: затолкал в какую-то комнатушку и разве что не силой заставил проглотить две тарелки супа. Холодного, жидковатого, явно сваренного день или два назад, зато неожиданно вкусного и питательного.