Волки в городе (СИ) - Страница 2

Натыкаясь в темноте на стволы деревьев и путаясь в кустарнике, подполковник настойчиво продирался к набережной. Справа от него оставались жилые кварталы а слева были лишь бесконечные деревья парка Воробьевых гор. Найти ночью, практически в лесу, человека было так же сложно, как найти ту самую проклятую иголку в стогу сена, но Днёв не сдавался. Фактически, пути назад у него не было. Задача руководством была сформулирована четко и ясно, а время уходило так быстро, что казалось оно специально ускорило свой бег с того дня, когда все это началось….

Подполковник прислушивался к каждому шороху, к каждому звуку ломавшейся ветки, но результатов все не было. Внезапно он почувствовал какое-то движение сбоку. Он остановился и прислушался. Точно, справа от него явно кто-то был. Передернув затвор пистолета, Днёв, еле слышно ступая, начал медленно двигаться в сторону предполагаемого объекта. Через несколько шагов ему стало ясно, что звуки исходят из довольно высокого кустарника, притаившегося между могучими стволами деревьев, высаженных еще в прошлом веке. Время на размышления больше не было — надо было действовать.

— На землю! — что было мочи крикнул он и вихрем ворвался в самую гущу кустов.

Взгляду подполковника открылась довольно странная картина. На земле сидела, глядя на него испуганными глазами, полуголая девица, стыдливо прикрывая одной рукой налитые груди, а второй шаря в поисках одежды. Рядом с ней, дрожа всем телом, лежал еще более раздетый, чем девушка, парень.

Днёв уставился на них, поймав себя, правда, на мысли, что больше всего в этой сцене его интересует именно женская грудь, упрямо выскальзывавшая из под тоненькой ручки.

— Что здесь происходит? — растерянно спросил подполковник, хотя и сам уже великолепно все понял.

— Простите нас, — залепетала девушка. — Умоляю, простите. Арестуйте меня, но его (она бросила одежду и ткнула рукой в сторону парня) не забирайте. Я вас прошу. Это я дура! Я виновата. А он ничего не делал. Он меня даже не трогал. Если вы его отправите в ТрудЛаг, он там умрет! А он студент!

Днёв ухмыльнулся про себя. Девица явно приняла его за комдружинника или мента. Да, занимались они вещами противозаконными. Ладно бы если б просто целовались — тут можно было бы отделаться выговором или, на худой конец, отчислением из института, но такое….

— Одевайтесь и уходите, — бросил подполковник. При других обстоятельствах он, может быть, и не поступил так, но сейчас было не до этих резвящихся юнцов, которые рискуя жизнями, любили друг друга на берегу Москва-реки. Да и девушка ему понравилась.

Молодежь быстро начала собираться.

— Вы тут никого не видели? Может слышали? — на всякий случай спросил Днёв. И какого же было его удивление, когда парень, подняв голову от земли и немного осмелев, ответил:

— Видели. Минуты за две до вас кто-то пробежал в сторону реки. Быстро очень. Но, может, это собака была….

Дослушивать подполковник не стал. Он что было сил побежал к набережной, боясь, что теперь-то точно упустил преследуемого. Днёву в считанные секунды стал ясен замысел тех, кого он преследовал: на берегу их, скорее всего, ждала лодка или катер. Операция была явно многоходовой и следы заметались на редкость грамотно.

Вырвавшись из перелеска, он оказался на пустой набережной. Все уличные фонари были погашены. Слева шумел мост, перекинувшийся с Андреевской набережной на Лужнецкую, а вокруг не было ни души. Днёв уже собирался подойти к ограде, чтобы осмотреть реку, но сделать этого не успел — тяжелый удар сзади обрушился ему на затылок, и он, потеряв сознание, рухнул на землю.

Без сознания он пребывал недолго: открыв глаза подполковник увидел над собой черное небо, в разных местах которого тускло сияли одинокие звезды. И лишь половина диска луны светила так яростно, что глазам было невозможно смотреть на это свечение. Днёв понял, что удар ему нанесли более чем приличный. С трудом поднявшись и чувствуя нестерпимую боль в затылке, он, пытаясь сохранять равновесие, покачиваясь дошел таки до гранитного ограждения и увидел, как пересекая лунную дорожку вдаль уплывает лодка. Никакого оружия при себе подполковник, конечно же, не обнаружил…

Кое-как он добрел до того места, где недавно прогремел взрыв. Там уже вовсю крутились менты, с которым довольно дружелюбно общался Лычкарев. Недалеко от пикапа лежало накрытое белой простыней тело.

Заметив подполковника, Лычкарев бросился ему навстречу.

— Борис Владимирович! Лес уже прочесывает милиция!

— Пусть твоя милиция себе одно место прочесывает, — скривился в болезненной ухмылке Днёв. — Он ушел. Пусть сворачиваются. Что с этим? — Офицер кивнул в сторону трупа, тотчас пожалев о движении головой.

— Да там… — Лычкарев словно засмущался.

— Что?

— Да пацан там, лет шестнадцать от силы…

Подполковник подошел к убитому, откинул простынь и долго еще стоял, глядя в остекленевшие глаза парня, устремленные в пустоту июньского неба.

* * *

— С пацанами не справился….

Генерал Збруев с мрачным лицом сидел за своим столом и сверлил взглядом Днёва. Аудиенция у начальства продолжалась уже пятнадцать минут и за все это время подполковник не проронил ни слова. Говорил Збруев. Говорил много и яростно. С первых минут пребывания Днёва в кабинете ему стало ясно, что разговор предстоит тяжелый. Сам себя он готовил к самому худшему. Вплоть до суда. И пока его мрачные ожидания оправдывались полностью.

— Ты, Днёв, совершил ошибку. Очень серьезную ошибку, — наставлял генерал. — Такие ошибки партия не прощает. Ты сам это должен понимать не хуже меня. И мало того, что сам влип по самые гланды, так еще и Лычкарева за собой потянул.

Днёв вздрогнул. О Сашке он как-то и не подумал — все больше винил за провал себя. А оказывается…

— Да он-то тут при чем? — Голос у подполковника сорвался от длительного молчания и он дал петуха. — Лычкарев все сделал как надо. Вел пикап до конца. Дальше только моя вина.

— Тоже мне герой нашелся. — Збруев выбил тыльной стороной ладони из пачки сигарету и закурил. — Лычкарева сейчас обрабатывают так, что тебе и в страшном сне не приснится. Сам же знаешь, какая ситуация: в партии кругом враги, в органах тоже. Ты вот мне тут лепишь черт знает что, а я тебе верить должен. А на каком основании, Боря? На каком? На том, что я знаю тебя чуть ли не с пеленок? И что? Ну, знаю. А вдруг ты предатель? Вдруг ты в сговоре с этими?…

— Да с кем «с этими»-то, Павел Семенович? — Днёв попытался перевести разговор в более конструктивное русло. — Мы ведь даже не знаем кто они!

— Не знаем? — Лицо генерала налилось кровью. — Не знаем, говоришь? А то, что они делают уже месяц как мы знаем? Нет, ты скажи мне, Днёв, знаем мы этот или нет?

— Знаем, — мрачно ответил подполковник.

Да, это он знал. И все знали. Примерно месяц назад произошел первый акт насилия (именно так это проходило по официальным документам МНБ) против государства и лично Вождя…

Случилось все в самом начале июля. Лето обещало быть жарким. Май обласкал москвичей так, что было настоящим предательством с его стороны не передать эстафетную палочку хорошей погоды июню. Именно так и говорили дикторы Главного канала национал-коммунистического народного телевидения в те дни. Именно этими словами. И июнь не подвел — двадцать пять градусов с прохладным ветерком…

Акт насилия случился ночью. В ночь с четвертого на пятое июня. Подонки взорвали памятник Вождя в одном из окраинных районов города. Случилось все настолько внезапно и неожиданно, что соответствующие органы и, в первую очередь, Министерство национальной безопасности, просто не успели отреагировать. Такого не случалось на протяжении всех пятнадцати лет после Великой коммунистической революции две тысячи двадцать второго года. Это было в определенной мере немыслимо. На такое преступление могли пойти только безумцы, учитывая, что за год до этого был принят закон номер три тысячи пятьсот шесть, в котором черным по белому было записано, что за осквернение образа Вождя (словесно или в какой-либо иной форме) следует смертная казнь без суда и следствия. И вот такое…