Волки - Страница 4

Толик смеется. Такое отношение ко мне у большинства людей, Виталик просто высказал его вслух.

Город...

- Давай. Если оставят ночевать, то крикни. А то пойдем к моим друзьям через дорогу.

Толик остается двумя пролетами ниже, а я поднимаюсь дальше и звоню в дверь. Олеся открывает, кричит "вау!". Я перегибаюсь через перила и ору Толику, что все нормально.

Олеся живет у своей подруги, и вечером я, сидя на диванчике в неловкой позе, слушаю, как девушки по очереди играют на гитаре и поют мне песни. Ночью я таращусь на потолок, освещенный уличным фонарем. А на следующее утро мы встречаемся с Кривуновым на автовокзале в половине одиннадцатого. Я по дороге покупаю банку пива. Забытый вкус, забытый запах. Приятно.

Толик появляется за пять минут до отправления. Его приволакивает кто-то в полушубке, с бутылкой вермута в руке. Сидя на лавочке, мы пьем вермут, запиваем пивом. Толик теперь сдан на руки мне, я сдерживаю его воинственные порывы и гружу сопротивляющееся тело в автобус. Из-за этого в сортир забыл сходить, ну теперь уж до Чои.

Чоя...

Толик переживает радость хорошей поездки. Его длинные руки все время движутся, ищут за пазухой благоразумно оставленный дома пистолет, щупают горлышки бутылок - на месте они или уже начали теряться в мельтешащих перед глазами вещах. Иногда он хочет высадить всех из автобуса или захватить в заложники.

Мне тоже нравится ехать, автобус постоянно встряхивает на ухабах, на нашей задней сидушке компания хорошая подобралась. Берем еще две бутылки. Одну Кривунов ловко разбивает, и мои штаны пропитываются водкой. Довольно весело. Сосед угощает горькой настойкой. Что у нас следующее, какая остановка? Какой Санькин Аил? На хрен он нам! Не-е, мы где-то еще должны в магазин сходить.

Время постепенно убыстряет ход, и вот мы уже на свертке на Турачибит и почему-то садимся в "УАЗ". Потом я хожу по Аирташу. И люди, хотевшие меня схватить, остались позади. Я ускользнул от них. Еще светло. А когда я попадаю к Санько, уже темно.

Аирташ...

Андрюха Санько, похожий то ли на ветхозаветного Авраама, то ли на Фиделя Кастро, ласково называет свою жену Светлану "мамой".

- Вот видишь, какой мандюля, - вчера его нажратого привели. А, мама, смотри, он все-таки умный, сволочь, - сказал, что идет к Санько. Молодец. Не сказал бы - пришибли бы где-нибудь. Ты, говорят, весь поселок обматерил, у Байдашева деньги разбросал по полу. Как ты к нему попал? Не знаешь. А кто утром бегал босиком на озеро пить? Я встал, гляжу - следы на снегу... Мама, налей ему еще чайку. Молодец, сказал, что ко мне идешь. Тебя любая собака сразу приведет. У меня ж весь Аирташ в кулаке, я ж главный у них тут. Вот мамуля не даст соврать - осенью полковник из Города приезжал, недельку мы с ним порыбачили, он мне говорит: "Андрей Сергеич, на тебе здесь весь поселок держится". Познакомлю потом тебя с полковником этим. Ты вот что мне скажи: когда к нам переезжать будешь, а? Не надоело тебе по горам мотаться? Смотри, а то у меня сейчас такие дела начинаются. Первый годик раскрутиться, потом счет открываю валютный. У меня, правда, валюта и сейчас имеется, этого добра-то хватает пока. Японские йены видел когда-нибудь, нет? Я тебе потом покажу. Про доллары и говорить нечего. А марками я вон за муку расплачиваюсь.

Светлана подпирает голову рукой и глядит на мужа. Позапрошлый год Андрюха Санько агитировал всех вступать в адвентисты седьмого дня (готовился строить в поселке церковь), чуть позже звал в казачье войско - как вступишь, сразу дают мешок муки, мешок сахара и комбикорма три мешка. Но атаман "козлом" оказался. Потом, кажется, был сбор целебных трав для приезжих. Теперь хочет заниматься туристическим бизнесом. Отвлекают только противные мелкие проблемы - нет средств достроить дом, приходится жить в старенькой "засыпушке", а бесчисленных гостей размещать на потолке. Приходится подрабатывать починкой обуви соседям, сколачивать ящики, в общем, халтурить ради пропитания. Но как же приятно гостить у него!

Я ухожу искать Толика. Он, обхватив руками голову, сидит в заежке и не хочет похмеляться. Грузим его в машину до центральной усадьбы. К сожалению, там всего одно место, и мне придется добираться самому - никакого другого попутного транспорта не предвидится на ближайшую неделю. Так-то недалеко всего тридцать километров. Выхожу на лед озера и по прямой до кромки льда, потом по камням вдоль берега.

Кордон Янгазан...

Середина пути от Аирташа до центральной усадьбы. Я приготовился увидеть Вальку Маневича с Милой, но на кордоне был только неизвестно откуда взявшийся Мишка Бородин - художник из Питера. Маневичи оставили его следить за хозяйством и доить корову, а сами куда-то отъехали. Я заночевал.

Вечером в печке стреляли и оседали дрова, сонные, призрачные предметы обстановки выплывали из темноты к свету тусклой керосиновой лампы и замирали, как ночные рыбы. В этом неверном свете Миша показывал мне свои картины пейзажи Золотого озера. Он забыл дать корове сена, он бросил чистить картошку на ужин и, растаптывая сапогами очистки на газете, таскал холсты туда-сюда и рисовал вслух удивительные перспективы. Сколько картин он продаст за немыслимую цену туристам, сколько подарит просто так бабам. Как он купит парусное судно - по-моему, парусное судно или что-то в этом роде. Седеющие волосы спадали ему на лоб, он их нетерпеливо откидывал рукой, и все это происходило под аккомпанемент "Pink Floyd", "Обратная сторона Луны". В этом было что-то еще более нереальное, чем разговор с волками. По крайней мере подобные ему стареющие хипаны кажутся многим местным не менее загадочными существами, чем снежные барсы. Перед сном он показал мне треснутый у обушка дореволюционный топорик с клеймом, на котором угадывался двуглавый орел. Видимо, он ценил его дороже, чем свои произведения, и оставил показ на десерт.

От Янгазана до центральной усадьбы нет дороги по берегу. Нужно подниматься в тайгу. Лыж нет, и я иду по колено в снегу, потихоньку, стараясь не потерять еле видные зарубки на деревьях. Хорошо еще тут снег не очень глубокий. Наверху местность делается более плоской, высокие деревья застят горизонт, солнышко не угадывается в пасмурном небе.