Волк и голубка - Страница 112

Вулфгар снова обвел взглядом холмы, и внезапно у него в голове словно эхом отозвались странные голоса. Рыцарь невольно прислушался. Слова звучали все отчетливее. «Рагнор! Эйслинн! Брайс! Даркенуолд!»

Имена повторялись одно за другим, и Вулфгар неожиданно понял намерения Рагнора. Гунн удивленно фыркнул, когда хозяин дернул поводья и, повернув коня, громко крикнул Болсгару:

— Оставайся здесь и проследи, чтобы этих людей похоронили. Они храбро сражались. Милберн, ты тоже задержись. Возьмите десять человек, пусть выроют могилы. Остальные, кто может держаться в седле, за мной!

Суэйн, Гауэйн и еще человек пятнадцать вскочили на коней. Среди них были и раненые, все еще не потерявшие желания стоять до конца. Они летели, как ветер, не давая коням роздыха, пока не остановились у дома. Вулфгар сразу заметил, что с башни не прокричал герольд, возвещая об их приезде, и что Эйслинн не выбежала встретить его. Стараясь не думать о худшем, он соскочил с коня и, бросив поводья Суэйну, вбежал в зал. Картина, представшая его глазам, была настолько ужасной, что кровь стыла в жилах. Такого он не ожидал. Зал был разгромлен, и тело дозорного лежало у входа в башню. На полу, в луже крови, распростерся Бофонт. На лестнице растянулся Керуик, и Хейлан осторожно промывала рваную рану, тянувшуюся от его лба до самого подбородка. Сакс по-прежнему сжимал рукоять древнего меча. На верхней площадке валялся еще один труп, по всей видимости, грабителя. Мидерд в отчаянии ломала руки, а Майда оцепенело скорчилась в темном углу.

— Это Гвинет! — завопила Хейлан. — Эта сука Гвинет открыла им дверь! И сбежала с ними!

Плечи женщины затряслись от рыданий.

— Они похитили леди Эйслинн и маленького Брайса.

Вулфгар словно окаменел. Он казался совсем спокойным, лишь лицо смертельно побледнело, а глаза сверкнули, как сталь. Даже Майда, жавшаяся у пустой колыбели, узрела в них смерть.

— Они забрали ребенка, — продолжала всхлипывать Хейлан, — и я слышала, как он сказал, что убьет его, если леди Эйслинн попытается чинить им препятствия.

— Кто, Хейлан? — мягко, чуть слышно осведомился Вулфгар. — Кто это говорил?

Она удивленно уставилась на него, но тут же поспешила ответить:

— Тот самый, что приезжал с королем, — Рагнор. С ним были еще один рыцарь и четыре воина. Бофонт прикончил одного, прежде чем его самого убили, а второго сразил меч: Керуика. Остальные забрали Эйслинн с малышом и скрылись.

Женщина отвернулась, чтобы перевязать рану Керуика. Все это время Майда, раскачиваясь из стороны в сторону, стонала и рвала на себе волосы. Вулфгар подошел к Хейлан и уставился на израненного шерифа.

— Керуик?

Молодой человек открыл глаза и слегка улыбнулся.

— Я пытался, господин, но их было слишком много. Я пытался…

— Успокойся, Керуик, — шепнул Вулфгар, положив руку ему на плечо. — Вот уже второй раз тебе приходится страдать за госпожу.

В зал ворвался разъяренный Суэйн с топором в руках.

— Они убили конюха. Молодого безоружного парнишку. Перерезали горло.

Он широко раскрыл глаза при виде Бофонта и тихо выругался. Вулфгар, стиснув зубы, смотрел на погибшего рыцаря. Однако, не дав Суэйну опомниться, он резко приказал:

— Разотри и накорми Гунна и своего коня. Мы уезжаем. Налегке. Без доспехов. Никаких вещей.

Викинг кивнул и вышел. Вулфгар обратился к Мидерд:

— Иди в кладовую и отрежь вяленой оленины. Мне нужны два небольших узелка с едой и два меха воды.

Она не успела и шагу сделать, как он взлетел по лестнице в спальню. Через несколько минут Вулфгар вновь появился, в шапочке и рубахе из мягкой оленьей кожи. На плечи была накинута безрукавка из волчьего меха, перетянутая поясом, с которого свисали двуручный меч и хорошо отточенный клинок. Поверх кожаных сапог были надеты обмотки из волчьего меха, затянутые подвязками крест-накрест, по обычаю викингов. Проходя мимо Хейлан и Керуика, наконец-то ухитрившегося сесть, Вулфгар тихо, но хрипло бросил:

— Я слишком долго медлил и вот теперь расплачиваюсь за свою беспечность. Пригляди за домом до моего возвращения, Керуик. Болсгар и мои рыцари тебе помогут.

Мидерд уже принесла все необходимое, и Вулфгар, не тратя больше слов, отправился на конюшню, где разделил припасы с Суэйном и одобрительно кивнул, увидев, что норвежец одет почти так же, как он, да еще успел захватить две торбы с ячменем. Они вскочили на коней и вскоре исчезли из виду.

Болсгар похоронил погибших и, погоняя лошадей, нагруженных трофеями, вернулся домой, где застал бледного измученного Керуика. Хейлан перевязала ему голову и сейчас сидела рядом, держа молодого сакса за руку. Старик выслушал рассказ Керуика. Лицо его потемнело от стыда и ярости.

— Узнать подобное о родной дочери! — простонал он. — Вулфгар, возможно, простит сестру, но не я. И если у него не поднимется рука, я сделаю все, чтобы наказать предательницу!

Он отправился к себе, но немного погодя вернулся, прихватив с собой лишь мешочек с солью, меч и длинный лук. Вскоре за ним тоже захлопнулась входная дверь.

Рагнор погонял коня так, словно сам сатана гнался за ним, и впадал в ярость при малейшей задержке. Эйслинн мучилась с Брайсом. Как выяснилось, заставить его сидеть смирно и одновременно управлять кобылой — задача почти невозможная. Она горько жаловалась, когда Рагнор бил ее лошадь кнутом, хотя понимала, что тот может не пощадить ни ее, ни малыша, если придет в бешенство.

Они старались держаться подальше от Лондона и норманнских патрулей. Рагнор дал им отдохнуть всего несколько часов и поднял с рассветом. Пришлось давиться холодной овсянкой и мчаться дальше. Хотя Эйслинн едва держалась на ногах, но все же радовалась, что передышки так коротки — Рагнор все чаще и чаще обращал на нее взгляд, и она понимала, что, будь у норманна больше времени, он нашел бы способ утолить свою давнюю похоть. Даже по ночам, лежа рядом с Гвинет, он посматривал на Эйслинн, а когда она кормила ребенка грудью, Рагнор под любым предлогом оказывался поблизости.

Брайс по большей части мирно спал у нее на руках, но, просыпаясь, начинал громко плакать, жалуясь на невозможность как следует размяться и поиграть. Рагнор с каждым часом становился все более невыносимым, и даже Гвинет, почти все время молчавшая, не раз подвергалась его жестоким насмешкам.

Эйслинн со своей стороны отказывалась понимать этого человека. Да, он может добраться до северных гор и вести тяжелую жизнь в унылых бесплодных землях, добывая пропитание набегами и воровством или присоединиться к этелингу Эдгару, но неужели думает, что Вулфгар стерпит обиду?

При воспоминании о муже на глаза Эйслинн навернулись слезы. Можно лишь надеяться, что он сумеет освободить их или выкупить. И еще на то, что Болсгар успел предупредить пасынка о ловушке. Невозможно вынести хвастовство Рагнора, гордившегося тем, что ему удалось поставить капкан на бастарда. Немыслимо ежеминутно трястись от страха, что Вулфгара больше нет в живых.

Солнце взошло высоко, и на дороге поднялась пыль. Брайс проснулся, немного поел и долго капризничал, не понимая, почему мать не позволяет ему порезвиться.

Рагнор повернулся в седле и угрожающе рявкнул:

— Заткни рот ублюдку!

Эйслинн тихо запела колыбельную, укачивая малыша, пока тот не задремал. Они оставили позади долины с широкими реками и оказались среди поросших вереском, усеянных холмами пустошей. По пути попалась заброшенная деревенька с полуразрушенными хижинами. Когда они проезжали через то, что год назад было деревенской площадью, из тени неожиданно выступила старая одноглазая ведьма с высохшей правой рукой. В левой она держала грубую деревянную миску, которую и протянула Рагнору.

— Подайте медный грош, ваша милость, — гнусаво завела она, криво улыбаясь. — Всего медяк для убогой, старой…

Рагнор попытался пнуть ее ногой, но та с поразительной ловкостью отскочила, Эйслинн придержала лошадь, и нищенка снова затянула свою песенку: