Волгины - Страница 9

— Ну и сажай. Тоже мне — командир! — фыркнула Таня. — Если бы вы видели, как я летела, — тоном, которым рассказывают о подвиге, говорила она. — Это был первый прыжок в моей жизни.

— Дурацкий прыжок! — негодующе заключил Виктор.

Юрий укоризненно смотрел на Таню.

— Витенька, не сердись. Ну, пожалуйста… — ласкалась она к брату, попрежнему весело и озорно блестя глазами.

Виктор дернул ее за выбившийся из-под шапочки русый вихор.

— Эх, глупая. Свернула бы шею… Теперь живо! Нужно догонять колонну.

Таня нахмурилась. Чувствуя легкую, тупую боль в левой коленке, стараясь не прихрамывать, она подошла к краю обрыва, заглянула вниз. Сердце ее захолонуло от двадцатиметровой высоты. Теперь было видно: ее падение задержал куст терна, черневший у самого края каменного, величиной в трехэтажный дом выступа. Если бы не куст, она полетела бы на дно оврага, и кто знает, чем бы это могло кончиться.

— Скажи спасибо, что здесь много снегу, — сказал Виктор. — Ты можешь идти?

— Ты же видишь, я нисколько не ушиблась.

«Он прыгнул за мной в эту пропасть», — с гордостью и восхищением подумала Таня и, все еще полная ощущением сильных рук Юрия и затаенной радостью, оглянулась. Лыжный отряд спускался в балку правее, на расстоянии полукилометра.

Виктор скомандовал:

— А теперь за мной! Марш!

Делая саженные броски, он заскользил вдоль обрыва. Таня двинулась за ним, чуть поотстав.

С ней поровнялся Юрий.

— Я вас забыла поблагодарить, — проговорила Таня, скосив на него озорной взгляд.

— Я очень испугался за вас. Ведь тут немудрено сломать ноги. Я давно знаю этот овраг… Я же вам кричал… — словно оправдываясь, сказал он.

— Я не слышала, — не умеряя шага, ответила Таня.

— Вы прыгали когда-нибудь на лыжах? — спросил Юрий.

— Никогда в жизни.

— Не понимаю. Зачем же рисковать?

— Я не люблю ходить тихо на лыжах и коньках. Мне надоели эти интервалы… Терпеть не могу, — тряхнув головой, покривила губы Таня. — Кроме того, вы меня обидели…

— Я вас обидел? — испуганно спросил Юрий и, как бы потеряв равновесие, подался туловищем назад.

— Да, обидели… Сегодня утром… Вы даже не поздоровались со мной…

— Танюша, извините. Я опоздал и прибежал в самую последнюю минуту. Но если бы вы знали…

— Скорей вы там! — обернулся бежавший впереди Виктор. — Иначе мы не догоним. Таня, не отвлекайся разговорами.

Таня повернула к Юрию раскрасневшееся, со снежными пылинками на ресницах и на растрепавшихся кудрях лицо.

— Что — если бы я знала? Что?

В это время левая ее лыжа вывернулась: расстегнулся ремешок. Она остановилась, сняла рукавичку и, взяв ее в зубы, наклонилась.

— Разрешите мне, — предложил Юрий и стал на колени у ног Тани.

— Что там у вас опять случилось? — крикнул, оборачиваясь, Виктор и погрозил сестре: — Эй, Танюха, будет тебе нахлобучка. Ты срываешь пробег. Юрий, пожалуйста, смотрите за ней. Я побегу.

Виктор помчался с горы наперерез колонне, которая уже выходила на противоположный склон балки, приближаясь к опушке рощи.

Склонившись над Таниной лыжей, Юрий возился с ремешком. Таня опиралась рукой на его плечо.

— Говорите же, что — если бы я знала… — сказала она притворно безучастным голосом.

Не снимая с башмака Тани покрасневших от холода рук, Юрий поднял голову. Таня увидела его светлые, пугающе прозрачные глаза, жадно, требовательно и вместе с тем робко смотревшие на нее, увидела коричневую родинку на его правой щеке, придававшую лицу мальчишеское выражение…

— Вы думаете, мне нужен этот пробег? — заговорил он. — Я очень редко теперь хожу на лыжах… Я из-за вас… Чтобы побыть с вами… и сказать вам что-то важное… самое важное…

— Да говорите же! — капризно прикрикнула Таня.

Смех снова начинал щекотать ее горло.

— Скажу… Сегодня же скажу… Только не здесь… — глухо сказал Юрий и, застегнув ремешок, все еще не вставая с колен, неотрывно смотрел на Таню снизу вверх.

— А сейчас разве нельзя? — глаза Тани лукаво сощурились.

— Сейчас не могу. Повторяю: это очень важно.

— Вы застегнули там или нет? — недовольно спросила Таня. — Надо хорошенько, а то опять отстегнется.

— Кажется, теперь надежно, — вздохнул Юрий. Он сделал движение, чтобы встать, и вдруг, обхватив ее ноги, прижался к ним щекой.

— Вы — что? С ума сошли? — гневно прошептала Таня. — Встаньте…

Она оттолкнула его и побежала.

— Скорей! Они уже далеко! — звонко крикнула Таня и еще сильнее, уже не чувствуя боли в ушибленной ноге, нажала на лыжи.

Они помчались под гору, с гиком обгоняя друг друга.

По-зимнему рано вечерело, когда лыжный отряд пришел в станицу — конечный пункт перехода. Усталые лыжники медленно втягивались в широкую и прямую станичную улицу. У Тани не ладилось с левой лыжей, и ей приходилось не раз останавливаться, крепить ослабшие ремешки и снова догонять растянувшуюся цепь.

Два раза на привалах к ней подходил Юрий, но она разговаривала с ним сухо, и Юрий напрасно ловил ее странно-отчужденный, ускользающий взгляд. Очередь томиться беспокойством теперь перешла к нему.

Солнце уже заходило, дрожащими огнями отражаясь в окнах разноцветных станичных домиков. К вечеру опять начало подмораживать, но несмотря на это, в неподвижном воздухе чувствовалась какая-то особенная почти неуловимая теплота, словно не январь был, а конец февраля.

Городских гостей вышли встречать представители районных организаций, школьники, колхозники. Высокая, наспех сколоченная, обвитая кумачом арка с широким транспарантом «Добро пожаловать» стояла посредине улицы, перед площадью.

На площади гомонила детвора. Возле клуба, выстроенного недавно и еще пахнущего свежим тесом и масляной краской, сгрудилась пестрая толпа. Среди празднично разодетой молодежи было много пожилых мужчин и женщин. Небольшой оркестр, блестя на солнце новыми медными трубами, выстроившись у здания клуба, нескладно играл марш.

По узкому, образовавшемуся в толпе коридору лыжники проходили прямо в клуб, где уже ждали их столы с желанным обедом. Неся на плече лыжи, словно боевое оружие, гордая, раскрасневшаяся, шла Таня мимо плотного ряда станичных женщин, лузгающих семечки, и вдруг услышала за собой шутливый голос:

— Гляньте, бабоньки, и девчата в шаровары вырядились. Оно и правда, видать, в кино таких показывают.

Таня живо обернулась, встретилась глазами с прямым, веселым взглядом краснощекой казачки. Казачка не смутилась, смотрела на Таню вызывающе-насмешливо. Таня ответила ей такой же вызывающей улыбкой и снова услышала:

— Вот, девчата, попробовать бы на этих самых лыжах молоко в город возить!

Дружный хохот грянул среди женщин. Таня, не сдержавшись, тоже весело рассмеялась и, стуча лыжными башмаками, вбежала на крыльцо клуба.

Уже смеркалось, когда участники перехода вышли из столовой и перед тем, как разойтись по заранее отведенным для ночлега квартирам, выстроились перед зданием станичного совета.

Над займищем поднималась желтая полная луна, повитая словно кисейным шарфом, жемчужной морозной дымкой. На снегу вытягивались длинные неясные тени от крытых камышом хат. Луна все больше отрывалась от земли, и чем выше уходила она в синее пустое небо, тем крепче становился мороз.

— Ребята, ночь будет — хоть иголки собирай, — сказал кто-то из лыжников.

Петр Ефимович и председатель совета, добродушно-смешливый здоровяк с круглым, красным от мороза лицом, распределяли, кому куда идти ночевать.

— Я беру к себе самых красивых, — на всю площадь гремел председатель. — Хотя моя хозяйка девчат недолюбливает по одной секретной причине, но ради такого торжественного случая я ее сагитировал, и она койки и перины уже приготовила.

Маленькие, блестящие, как стеклянные бусы, шальные глаза председателя остановились на Тане и Тамаре, стоявших рядом.

— Кончено, товарищ командир! Этих я беру к себе. Уж очень они мне понравились, — подмигнул председатель.