Волчья Луна (СИ) - Страница 3

Впрочем, временами, она и вела себя, как сущий ребенок. Даже Василия не стеснялась. Как не стеснялась говорить вперемежку сразу на четырех языках, не считая латыни и греческого, — которых, по идее, не должна была знать, но, тем не менее, знала — вдохновенно сквернословить и "блажить", щедро делясь с окружающими странными, ни на что не похожими выражениями и речевыми оборотами. Во всем этом она не просто знала толк, но и была подлинной мастерицей, о чем Август уже знал, а Василий и его "боярышня" до недавнего времени даже не догадывались. Да и как тут догадаешься, если нрав и поступки Теа никак не укладывалось даже в наиболее широко трактуемые нормы поведения женщин и девушек "их круга".

Ну, ладно бы она играла только на испанской шестиструнной гитаре. Вполне аристократический инструмент, на котором не стыдно играть приличной женщине. Не клавикорд и не лютня, разумеется, но все-таки нечто понятное, потому что знакомое. Однако Теа — вернее, Таня, но об этом знал один лишь Август — играла на скрипке, инструменте чисто мужском, да и не аристократическом. Тем не менее, потакая и этой ее слабости, в дополнение к изумительной скрипке маэстро Амати, приобретенной еще в Генуе, перед самым отъездом из Вены Август купил Татьяне еще один великолепный инструмент — скрипку работы австрийца Штайнера.

***

По случаю снегопада — хотя правильнее было бы говорить о метели — застряли в какой-то богами забытой деревне, хотя капище на околице все-таки имелось, значит и боги сюда, пусть изредко, но заглядывали. Жили тут по словам Тани "белорусы", то есть, не поляки, как понял Август, и не литвины. Говорили же эти люди на некоем славянском языке или диалекте оного, который, хоть и с трудом, но понимали все четверо компаньонов, хотя Август, по понятным причинам, меньше других. Но, главное, они могли худо-бедно объясняться с аборигенами, так как никакого другого языка те не знали.

Гостиница здесь стояла маленькая и плохонькая, но выбирать, собственно, было не из чего. Так что, заняв угол в душноватом, под низким дощатым потолком, общем зале, компания приготовилась коротать день, а, возможно, и ночь. На втором этаже, прямо над корчмой имелось, правда, несколько жилых комнат, но все они были уже заняты другими путешественниками. Августу ситуация сильно не понравилась, и он попытался договориться, предлагая опередившим их людям деньги в качестве отступного. Однако ни подданные английской короны, числом три, ни два немолодых русских чиновника, путешествовавших по "служебной надобности", уступить комнаты не согласились ни за какие деньги. Однако, когда за дело взялись Василий и Теа, быстро выяснилось, что, зная правильный подход, "уломать можно любого".

Чиновникам граф Василий пообещал покровительство при дворе, — "но, если вы не желаете, господа, то можно организовать и опалу", — а англичан уболтала графиня Консуэнтская. К сожалению, ни Август, ни граф Новосильцев на языке туманного Альбиона не говорили. Им оставалось лишь наблюдать за разговором со стороны. И это зрелище, следует сказать, их немало удивило. Теа говорила спокойно, сохраняя на лице нейтрально-равнодушное выражение, и ни разу не повысила голос. Британцы, напротив, очень скоро, — то есть, буквально после нескольких фраз, — не на шутку разволновались, лишившись хваленого англо-саксонского хладнокровия, начали горячиться и что-то быстро-быстро тараторить на своем напрочь непонятном Августу языке. Но на Таню их горячность не подействовала. Она продолжала произносить лишь редкие короткие фразы, не опускаясь до уровня собеседников.

Минута, другая, и англичане впали в состояние близкое к невменяемости. Один при этом побелел, как полотно, а другой налился дурной кровью, став красным, как вареный рак. И тогда, женщина протянула руку куда-то в сторону, пошевелила в нетерпении пальцами, и большой кувшин с вином, стоявший на трактирной стойке, поднялся в воздух и в полной тишине перелетел к ней. Теа ловко поймала кувшин за ручку и с улыбкой протянула его тому англичанину, который казался чуть более вменяемым. Добавив еще пару слов, она величественно кивнула и, отпустив невольных собеседников небрежным жестом только что освободившейся руки, повернулась к компаньонам.

— Все в порядке, — улыбнулась она уголками рта. — Они сейчас же освободят для нас комнату.

— Август, — добавила, подходя к столу, — будь любезен, дорогой, плесни мне в кружку немного вина, а то во рту от споров пересохло!

— Что ты сделала? — спросил Август, наполняя ее кружку хорошим бургундским вином из их собственных запасов.

— Да, ничего особенного, — пожала она плечами. — Унизила великобретанцев в ближке, но так им и надо, империалистам! Пусть не обижают недоверием бедную женщину: сказала убью нахрен, значит, так оно и будет!

— Так вы, Теа, их действительно убили бы? — заинтересовался граф Василий.

— Ну, что вы, Василий! — мило улыбнулась женщина. — Что же я, убийца, по-вашему? Сломала бы им что-нибудь важное… Руки, скажем, или ноги… Да и отпустила бы с миром. Пусть живут!

На этом Теа посчитала тему исчерпанной и обратила свой взор к блюду с сырами. Слава богам, у компаньонов хватало слуг. Так что ни Августу, ни Василию не приходилось думать о таких низменных вещах, как пополнение запасов. Все, что нужно, и так закупалось вовремя и в ассортименте. Поэтому и сейчас они ели не похлебку, которой потчевал гостей старик-корчмарь, а сыры, колбасу и окорок, а повар графа Василия уже жарил для них на хозяйской кухне купленного тут же в деревне поросёнка.

— Как думаешь, Август, это надолго? — кивнул Василий на темное окно. — Я имею в виду этот снегопад.

— Можно посмотреть, — согласился Август. — Сейчас закончим ужин, и пойду колдовать. Возможно, что-нибудь и увижу.

И он увидел. Прогноз был неутешительный: в точках совпадения магических потоков и мировых линий клубился туман неопределенности, а запретные области расширились настолько, что угол между векторами вероятностей стал больше 90 градусов. При таких условиях точность предсказания резко падала, а разброс возможностей, наоборот, возрастал.

— Ничего не вышло, — признался он спутникам. — Прогноз погоды — это все-таки не мое. Единственное, что могу сказать более или менее определенно, завтра мы отсюда никуда не выйдем. А что будет послезавтра, "оракул молчит".

Однако несколько позже, когда они с Теа остались наедине, он рассказал ей то, о чем не осмелился говорить в общей зале.

— Я пробовал объективировать прорицание на твой манер, — шепнул он ей на ухо. — Схема получается красивая, но лишенная смысла. И это понятно, поскольку твой метод мне чужд. А вот, отпустив на волю свою интуицию, я кое-что все-таки ухватил. Кто-то колдует, и это темное колдовство, Теа. Где-то поблизости, но не в деревне. И еще, мне кажется, что это женщина.

— Ведьма? — так же тихо спросила встревоженная его рассказом Татьяна.

— Может быть, но точнее не скажу, — пожал плечами Август.

— Ну ладно, тогда, — Теа прижалась к нему всем телом, и Август посетовал мысленно на то, что из-за холода спать приходится едва ли не одетыми.

— Что ты сказала англичанам? — спросил он, заключая женщину в объятия.

— Да, ничего особенного, — усмехнулась Теа, передавая усмешку со своих губ на его.

— Один из них вампир, — сказала через минуту, с трудом оторвавшись от губ Августа. — Не знаю, как поняла, но как-то так. Потом, присмотрелась, а он, и впрямь, дышит через раз — нежить зеленая…

— Не останавливайся! — потребовала, когда ладонь Августа замерла на ее пояснице. — Вниз! Вниз! Еще! Вот так. Вот черт! Да задери же рубаху! Совсем обалдел, гладить девушку через фланель!

Она была очаровательно откровенна в своих желаниях, когда начинала вот так "в полный голос" объяснять, что и как ему следует делать, чтобы сделать ей хорошо. В такие моменты она не ведала стыда и могла сказануть такое, отчего даже Августа бросало в жар. Но, тем не менее, у нее это получалось как-то так, что и не грубо вовсе. Не грязно и не пошло, а скорее, даже невинно и по-детски непосредственно. Где-то так.