Волчья кровь (СИ) - Страница 56
Я тихо, на одной ноте завизжал от сковавшего тело ужаса и услышал, как мне вторили волки Общины.
Омега судорожно вздохнул, сильно дрожащими руками вцепился в край своей рубашки и опустил голову, глядя в землю.
- А потом оказалось, что Люциан… он… Он хотел как лучше! – убежденно и болезненно воскликнул волк. – Мы были голодны. Виктор, ты понимаешь? А омега все равно уже умер.
Я замотал головой, отступая, поджал хвост к брюху, желая сгинуть из мира, где волк убивает волка, где набивает живот его мясом. Это было дико, ужасно, противоестественно. Я отказывался верить, что это совершили волки моей стаи.
А затем Люциан зарычал на свою пару – зарычал яростно, как альфа рычит на альфу, и его омега отступил, растерянно всхлипнул, кусая губы и отчаянно качая головой. Я почувствовал, как во мне взвыли инстинкты, встряхнулся, сбрасывая со шкуры липкий ужас, и кинулся вперед, длинным прыжком оказался между Люцианом и его парой, яростно оскаливаясь. Он был волком моей стаи, сосредоточием жизни моего народа, и я был намерен его защищать даже от собственного альфы.
А потом по застывшей, скованной страхом поляне пронесся яростный клич. Его мгновенно поддержали другие голоса, и еще, а затем в него вмешалось боевое рычание перекидывающихся альф, и Люциан успел только оглянуться, прежде чем в бок впились клыки седого омеги. Затем его подмяли под себя сразу десяток бойцов, разрывая на части, превращая визжащего волка в кровавое месиво на снегу.
Омега Люциана закричал тонко и отчаянно, рванулся вперед, перекидываясь, и я успел перехватить его, мягко прижал к снегу воющего волка, хватая его за загривок – и у меня встала шерсть дыбом, так безнадежно и страшно он кричал. Мы вместе смотрели, как альфы превращают то, что когда-то было Люцианом, в ошметки плоти: они рвали его, раздирали кости, втаптывали сердце в снег, и я почти оглох от обезумевшего визга омеги.
Это была ужасная смерть, но я и представить не мог другого наказания для того, кто так просто переступил через нашу природу, отверг все принципы и законы, нарушил, сломал хрупкий волчий мир.
Все быстро закончилось, и я отпустил рванувшегося вперед омегу; он перекинулся, упал на колени перед грудой костей и кровавыми ошметками плоти, которые когда-то были его парой, неверяще протянул руку, касаясь оголенного ребра, и я слышал в наступившей, гнетущей тишине, как вырываются из его рта облачка пара.
А потом он закричал – нечеловечески, страшно, безысходно и отчаянно, вцепляясь себе в волосы и раздирая кожу на висках, я никогда еще не слышал такой леденящий душу, замораживающий сердце вопль. Омега согнулся у кровавой груды мяса, скрючился, бессильно и безнадежно заскулил, и я понял, что он уже не понимает, не видит ничего, кроме своей погибшей пары.
Сквозь толпу застывших волков к нему двинулся Арвен, неслышно переступая изящными лапами, мазнул носом по воющему омеге, и аккуратным, точным движением перекусил тонкую человеческую шею, обрывая отчаянный крик.
Арвен всегда был милосерден.
Волки молчали, тихо дышали в ночной темноте, освещенной немногочисленными факелами. Я не знал, что нам делать с этим, как жить с осознанием несовершенности наших устоев, но был уверен, что мы справимся с этим. Я надеялся всей душой и молил Великих Духов усмирить свой гнев и не испытывать нас. Волки не только разобрались и покарали убийцу или оборвали бессмысленную жизнь обезумевшего от горя омеги – мы потеряли пару, которая могла продолжить наш род, потеряли братьев, членов стаи, друзей.
Арвен вскинул морду к затянутому ночному небу и завыл, выпевая Песнь, которой провожают души умерших, и я вплел свой голос в единый клич Общины, всем сердцем желая им найти покой и слиться с Великими Духами.
Мы закончили Петь через несколько часов, когда на востоке показался отблеск рассвета, а в воздухе почувствовалось ледяное дыхание Северных Ветров. Волки перекидывались и уходили с площади, ошеломленные и тихие, беты убирали кровь и тело омеги с красного снега, а я подошел к сгрудившимся, обнявшимся людям, которые сидели на снегу рядом с домом, и перекинулся, глядя на них сверху вниз. Я был слишком опустошен, чтобы бояться того, что они подумают обо мне и моем народе, и поэтому просто сказал, протягивая руку:
- Идем. Вы замерзли.
Духи выли, набирая ярость, и я бездумно стоял с протянутой рукой, слушая Северные Ветра. А потом мои пальцы сжала горячая рука Ольтара, и я задохнулся, помогая ему подняться и прижимая к себе, прячась в него, вдыхая теплый запах.
- Ну у вас и порядки, - пробормотала самка, вставая на ноги.
- Неринга! – одернул ее Айдас, и я оторвался от шеи Ольтара, поцеловал его в скулу.
- Пойдем домой. Буря началась.
Самка передернула плечами, прижимаясь к Айдасу.
- А мы, блин, не видим, мистер очевидность! Домой мы пойдем, ишь ты…
Я бессильно посмотрел на нее, окинул взглядом тонкую, испуганную фигуру, и неожиданно подумал, что она похожа на Ольтара. Самка была напугана: миром, в котором оказалась, непривычным окружением, огромными волками, которые разорвали на части своего собрата, непонятными ей устоями и обычаями, тем, с какой легкостью вписался в них ее единственный брат, тем, как легко воспринимает происходящее ее не истинная, но все же пара.
Она никогда не имела дома, вспомнил я рассказ Ольтара, но раньше ее окружал знакомый мир, со своими проблемами, у нее был брат, хоть и убежавший, она была не одна. Но они пересекли Рамн, их нашел я. И она в своих мыслях потеряла не только дом, но и брата, который предал их предыдущую жизнь, с легкостью окунувшись в нынешнюю. И все ее выходки, крики, отчаянная попытка сорвать Совет – все это реакция истерически напуганного существа, которое пытается собрать свой разбитый на осколки мир. Я понимал ее.
Мы пошли по тихому, замершему городу. Я вел людей по пустым протоптанным тропкам, которые пробирались между домами волков. В слюдяных окнах почти нигде не горел свет, но я слышал и сдавленное парное дыхание и тихие перешептывания небольших группок – мы все искали утешения друг в друге, слишком ошеломленные случившимся, чтобы быть в одиночестве.