Вокруг света за погодой - Страница 29

За время своих странствий я стал вполне квалифицированной прачкой, но так и не постиг великого искусства обращения с утюгом.

Вот и сегодня он отколол довольно гнусную штуку, оставив подпалины на моей любимой хлопчатобумажной рубашке, причем на самом видном месте. Любил я эту рубашку главным образом потому, что она была у меня последняя — две другие я прожег утюгом и выбросил в иллюминатор перед Кубой. Перспектива гулять по Дакару с его адской жарой в нейлоновой тенниске не очень вдохновляла меня, и я бросил призыв о помощи, на который откликнулась старший инженер Роза Александровна Бритвина. Оказалось, что рубашку можно легко спасти, если воздействовать на подпалины соком репчатого лука. Я воздействовал. Подпалины действительно исчезли, но вместо них появились расплывчатые желтые пятна. Я вновь выстирал рубашку — пятна остались, опять залил их соком лука — никакого впечатления.

Когда я, охрипнув от проклятий, открывал иллюминатор, ко мне заглянул Юрий Прокопьевич. Изучив ситуацию, он сказал, что дело поправимо: у него есть чудодейственная щавелевая кислота, которая запросто снимает любые пятна. Вот спасибо! Взяв кислоту, я вприпрыжку отправился к себе выводить пятна… И что бы вы подумали?

Пятна исчезли, как по волшебству, но зато на их месте образовались многочисленные дырки, и рубашка стала похожа на авоську. Теперь все было просто. Я с огромным облегчением открыл иллюминатор и выбросил рубашку в море, где ее тут же подхватила гулявшая поблизости акула. Носит она ее или съела, мне установить не удалось.

А наутро мы благополучно, не потеряв ни метра троса, подняли глубоководный якорь и полным ходом двинулись в Дакар.

Да, чуть не забыл: к двадцати четырем часам ветер, которого мы и так не ощущали, стих совершенно — этот факт зафиксировала в своем журнале метеоролог Нелли Капустин, — и на море установился такой абсолютный штиль, какого мы не видывали за весь рейс. Более того, данные, полученные от спутников Земли, свидетельствовали о том, что не только в нашем районе, но и за тысячу километров от него не наблюдается никаких штормов. Ввиду того, что даже сам Воробышкин не смог объяснить, чем вызвано такое необычное поведение природы, этот штиль вошел в летопись нашего плавания как антинаучный.

Дакар огромен и прекрасен. Допускаю, что этим не исчерпываются достоинства столицы Сенегала, но таково первое впечатление.

Мы пришли сюда для того, чтобы и себя показать и других посмотреть: в Дакаре находится Центр оперативного управления Атлантического тропического эксперимента, и нас ждут конференции, заседания, инспекции и встречи. Весь цвет мировой метеорологической науки из семидесяти стран собрался в этом знойном городе. Никогда еще ни в одном порту мира не находилось одновременно столько научно-исследовательских кораблей! Тридцать девять судов из десяти стран (тринадцать — советских!), двенадцать самолетов, станции наземного наблюдения, многие тысячи специалистов — такого штурма океана и атмосферы наука еще никогда не предпринимала. Действительно, грандиозный эксперимент!

Завтра мы — Василий Рещук, Валентин Лихачев и я — полетим над морем на «ИЛ-18». Послезавтра Сергеевы повезут нас на машине в глубь страны. Через три дня, вы не поверите, нам обещана прогулка на страусах! И каждый день мы будем смотреть Дакар.

Такова наша исключительно насыщенная программа. Самому себе позавидуешь!

В дакарской штаб-квартире работает несколько советских специалистов, и двое из них, Юрий Викторович Тарбеев и Юрий Иосанфович Беляев, встречали нас на причале. Тарбеева я знал главным образом по рассказам полярников: он был начальником одной антарктической морской экспедиции, руководил полярными операциями в Главном управлении Гидрометеослужбы, а ныне находился на посту заместителя генерального директора АТЭП по оперативным вопросам. Беляев, мой старый московский знакомый, стал помощником Тарбеева по судовым операциям. От них мы и узнали все свежие новости, главная из которых та, что нам разрешен полет. А через несколько часов в Дакар приходит «Профессор Зубов», на борту которого находятся национальный координатор СССР Михаил Арамаисович Петросянц и его заместитель Николай Иванович Тябин, с которым я познакомился семь лет назад на дрейфующей станции «Северный полюс-15». Кроме того, на «Зубове» я встречу многих моих антарктических товарищей — Колю Фищева, Сашу Дергунова и других. А вскоре прилетает в Дакар и Алексей Федорович Трешников, директор Института Арктики и Антарктики, мой главный полярный крестный. Сплошные сюрпризы! Жаль, что не увижу Евгения Ивановича Толстикова, благословившего меня в это путешествие: в его руках сходятся все нити советской части Тропического эксперимента, и дела задержали его в Москве.

Однако время дорого — быстрее на берег!

Театр начинается с вешалки, приморский город — с порта. Порт здесь один из крупнейших в Африке, он оборудован многочисленными причалами и щетинится кранами, при помощи которых разгружаются и заполняются трюмы десятков судов. В двух шагах от «Королева» чернокожие докеры сбрасывают с машин тяжелые мешки. Это арахис. Его здесь целые горы, терриконы. В свое время французы решили, что выращивать арахис в Сенегале выгоднее, чем в других колониях, и превратили страну в большую арахисовую плантацию. И до сих пор главная проблема, больше всего волнующая правительство страны, — это сбыт «земляного ореха» на капризном мировом рынке.

Продается арахис — страна облегченно вздыхает; остается не востребованным на складах — народ туже затягивает пояса. Дорого обходится Сенегалу навязанное колонизаторами однобокое развитие экономики…

— Хай, фелловс!

Нас приветливо окликнули с борта соседа, канадского научно-исследовательского корабля «Куадра», с которым «Королев» работает на одном полигоне. В море мы общаемся по радио, а на берегу между экипажами идет интенсивный обмен визитами, научной продукцией и… значками: многие канадцы уже ходят с силуэтом Гагарина на груди, а мы — с кленовым листом — национальной эмблемой Канады.

Мы вышли на улицу — и окунулись в жизнь большого города.

В Сенегале триста лет хозяйничали французы, и колониальная администрация соорудила для себя в центре Дакара маленький Париж — великолепные жилые дома, банки, роскошные магазины. Этот по-французски изысканный, с чисто европейской архитектурой островок окружен с одной стороны аристократическими окраинами, а с другой — бидонвилями и прочими жилищами без всяких красот, где проживает та часть населения, которая не имеет чековых книжек и текущих счетов. Целый день мы ходили, смотрели, впитывая в себя впечатления. Ну, прежде всего это жители Дакара. Мы не очень обращали внимание на белых его обитателей — французских советников, западногерманских бизнесменов и английских туристов: эка невидаль!

А вот коренные жители, крупные, красивые, одетые в разноцветные одеяния негры, — это интересно! Сенегальцы, особенно представители наиболее многочисленного здесь племени волоф, самые темнокожие и высокие в Африке, а женщины поражают грациозностью и танцующей походкой. Идет по улице босоногая красавица, будто плывет, да еще и улыбается всем лицом, показывая ослепительно белые зубы, и поводит плечами, будто вот-вот пустится в пляс, а из-за спины, привязанный, высовывает курчавую головку детеныш и черными глазами зыркает. Даже ахаешь от восхищения — до чего смотреть приятно.

Две основные категории женщин: вот такая прелестная газель, почти обязательно с ребенком, или бывшая газель, а ныне располневшая матрона, туго обтянувшая могучую плоть ярко раскрашенной тканью.

Как-то, гуляя по городу, я зашел в музыкальный салон, расположенный неподалеку от президентского дворца на площади Независимости, и застрял там минут на пятнадцать. Виной тому были не всевозможные инструменты и не сотни пластинок на стендах, а продавщица, юная негритянская мадонна с такими глазами, от одного взгляда которых хотелось лет на двадцать помолодеть. Она, видимо, привыкла к томным вздохам покупателей и не очень обращала на них внимание, в отличие от ее компаньона, двухметрового негра с челюстью чемпиона по боксу и кулаками размером с арбуз. Один из них он и показал мне, когда убедился, что объектом моего внимания является отнюдь не разложенный на полках товар. Я мысленно представил себе, какие катастрофические последствия для моего организма может иметь более близкое знакомство с этим кулаком, и, соблюдая максимум достоинства, ретировался.