Воители (Сборник) - Страница 51

— И дадите мне знать о других постояльцах?

— Разумеется.

В здание Управления я вошел, уверенно размахивая кейсом — я был полностью удовлетворен результатами расследования. Оуэн действительно был убит. Он погиб пристойно, если не — увы, этого нельзя еще было сказать — с достоинством. Даже Ордаз теперь это понимал.

Тяжело дыша, меня нагнал Джексон Бера с откровенно расстроенным видом.

— Что случилось? — спросил я у него. Мне не терпелось похвастаться: двадцать три снимка с лицами органлеггеров лежали у меня в кейсе.

Бера остановился.

— Где это вы были?

— Работал. Ей-богу. А в чем дело?

— Помните того торговца наслаждениями, за котор° м мы вели наблюдение?

— Грэхема? Кеннета Грэхема?

— Вот именно. Он мертв Мы проворонили его и Бера поспешил от меня прочь

К тому времени когда я его догнал, он уже входил в лабораторию.

Труп Кеннета Грэхема лежал лицом вверх на операционном столе. Его вытянутое лошадиное лицо выглядело теперь бледным и дряблым и абсолютно ничего не выражало. Над головой Грэхема и под нею работала на предназначенных для нее местах разнообразная машинерия.

— Ну что там у вас? — нетерпеливо спросил Бера.

— Хорошего мало, — ответил врач. И вашей вины в этом нет. Вы достаточно быстро подвергли его глубокому замораживанию. Вот только сила тока… — Он развел руками.

Я потряс Бера за плечо.

— Что у вас там такое случилось?

Бера все еще не мог перевести дух после своей пробежки.

— Должно быть, произошла кое-какая утечка информации. Грэхем в связи с этим решил пуститься в бега. Мы застукали его в аэропорту.

— Почему вам так не терпелось его побыстрее взять? Разве нельзя было посадить еще кого-нибудь на тот же рейс, а затем наполнить весь салон ТИ-4?

— А вы разве не помните, какую вонь подняли недавно все газеты, когда мы применили ТИ-4 к обывателям?

Бера все еще трясло. Я не мог осуждать его за то, что произошло.

Сотрудники РУКА и органлеггеры играют друг с другом в весьма забавные игры, напоминающие «кошки-мышки». Органлеггерам необходимо доставлять доноров в свои подпольные операционные так сказать «живьем», почему они и вооружены всегда только иглопистолетами, отстреливающими дозу чистейшего обезболивающего вещества, которое мгновенно растворяется в крови и усыпляет жертву. Мы пользуемся точно таким же оружием и практически по той же самой причине: преступник должен живым предстать перед судом, а затем поступить в распоряжение одной из правительственных клиник. Поэтому совершение убийства кем-либо из РУКА дело в общем-то почти немыслимое. Хотя лично у меня был и такой опыт.

В один прекрасный день некий мелкий органлеггер по имени Рафаэль Хейн пытался дотянуться до кнопки вызова, находясь в своем собственном доме. Если бы ему это удалось, на меня обрушились бы все силы ада, люди Хейна искололи бы меня своими иглопистолетами, и нормальное функционирование организма восстанавливалось бы у меня уже по частям в тайнике, где Хейн хранил незаконным образом добытые органы. По-этому мне пришлось задушить его.

Отчет об этом был направлен в память компьютера, и только два человеческих существа, кроме меня, знали о случившемся. Одним из них был мой непосредственный начальник Лукас Кар-нес. Вторым стала Жюли. Пока Хейн был единственным человеком, которого я когда-либо убивал.

А вот Грэхем стал первой жертвой Бера.

— Мы брали его в аэропорту, — рассказывал мне Бера. — Он был в шляпе. Заметь я это несколько раньше, мы бы, возможно, действовали более энергично. Но мы просто стали его окружать, направив на него свои иглопистолеты. Он повернулся и увидел нас. Тогда он просунул руку под шляпу, после чего сразу же рухнул на пол.

— Он совершил самоубийство?

— Еще как!

— Каким же образом?

— Посмотрите на его голову.

Я подошел поближе к столу, стараясь не мешать врачу, который в соответствии с установленной практикой пытался вытянуть индуктивными методами всю возможно, еще остававшуюся в мозгу мертвеца информацию.

На голове у Грэхема была плоская вытянутая пластмассовая коробка, размером вдвое меньше стандартной колоды карт. Я потрогал ее и сразу же понял, что она прикреплена намертво к костям черепа Грэхема.

— Дроуд. Нестандартный. Слишком большой.

— Вот как?

Мои нервы будто наполнились жидким гелием.

— В нем автономный источник питания? — спросил я.

— Верно.

— Мне всегда чертовски хотелось узнать, что покупают сами виноторговцы, когда им хочется выпить. Теперь я понимаю. Автономный дроуд. Вот что, приятель, я сам хотел бы получить его в подарок на Рождество.

Бера поморщился.

— Перестаньте.

— Вы не догадывались, что он сам может баловаться токовой стимуляцией?

— Нет. Мы опасались установить аппаратуру для слежки у него дома. Чтобы не спугнуть его. Поглядите-ка еще разок на эту штуку.

Коробка показалась мне при более близком рассмотрении какой-то бесформенной. Ее пластмассовая черная оболочка была как будто оплавлена.

— Сильный нагрев, — задумчиво произнес я. — Вот что!

— Еще какой. Он разрядил мгновенно всю батарею. Послал весь ее убийственный разряд прямо к себе в мозг, вернее в центры наслаждения коры своего головного мозга. Джил, что мне больше всего хотелось бы узнать, прости меня боже, так это, что он при этом чувствовал? Не правда ли, интересно?

Я с силой ударил его по плечу вместо того, чтобы дать более вразумительный ответ. Ему еще долго предстоит мучиться этим вопросом. Так же, как, впрочем, и мне самому.

Вот лежит то, что осталось от человека, имплантировавшего электроды в голову Оуэна. Стала ли его смерть кратковременным адом или сопровождалась всеми восторгами рая, сконцентрировавшимися в одном звонкопоющем ударе неслыханного счастья? Адом, очень хотелось бы надеяться мне, хотя сам не очень верил в это.

Но главное все-таки было в том, что нет уже больше на этом свете Кеннета Грэхема, не одеть ему на себя новое обличье, так же, как и не сменить ему узоры на сетчатке глаз и не пришить новые кончики пальцев, заимствованные из подпольных хранилищ Лорена.

— Ровным счетом ничего, — тяжело вздохнув, произнес врач. — Слишком сильно выжжен его мозг. Из того, что осталось, никак не наскрести чего-либо такого, что можно как-нибудь понять.

— Доктор, постарайтесь, — взмолился Бера.

Я тихо вышел из лаборатории. Наверное, я еще поставлю хорошую выпивку Бера. Он, кажется, очень нуждается в этом. Бера относился к тем людям, которым органически свойственно сопереживание. Я видел, что он почти физически ощущает тот ужас, который вероятно испытал в своем поражении Кеннет Грэхем, покидая этот мир.

Голоснимки из жилкомплеса «Моника» прибыли несколько часов назад. Миллер подобрал снимки не только тех постояльцев, которые в течение последних шести недель проживали на восемнадцатом этаже, но и тех, что жили на семнадцатом и девятнадцатом. На первый взгляд можно было только радоваться такому богатству. Неужели, мелькнула у меня в голове шальная мысль, мог найтись кто-нибудь такой, кто спрыгивал бы со своего балкона на девятнадцатом этаже на восемнадцатый каждый день в течение не менее пяти недель? Но у квартиры номер 1809 не было не только внешних стен, но и даже окон, а о балконе и говорить нечего.

Неужто такая мысль могла мелькнуть и у Миллера? Чушь. Он, наверное, даже не понимал сути проблемы и просто перестарался с этими голоснимками в своем рвении показать, насколько полезным для следствия ему хочется быть.

Никто из постояльцев трех этажей комплекса «Моника» не был похож на известных нам или даже подозреваемых подручных Лорена.

Я высказал эту мысль вслух и отправился за кофе. Затем вспомнил о двадцати трех предполагаемых сообщниках Лорена, чьи снимки находились в кейсе Оуэна. Я оставил их программисту, поскольку не был вполне уверен в том, что смогу ввести их в компьютер самостоятельно, ничего при этом не напутав. К этому времени он уже должен был закончить эту работу.