— В этом конфуцианцы не знали себе равных, — прохрипел наконец-то разлепивший губы Эверард. — Раздавать посмертно императорские и королевские титулы, это надо же. Пепреплюнули все известные и неизвестные мне наградные системы.
— Так мы и при жизни можем, — отозвался Пусянь. Покопавшись в сумке, он извлек подаренный патрульными атлас на китайском языке. — Мир еще больше, чем мы думали! Выбирай. Вот эта огромная страна на самом юге, окрашенная в белый цвет. Нан-Дзи-Жоу, — прочитал он по складам.
— Антарктида, — машинально перевел Эверард.
— Там должно быть очень тепло, — заметил Пусянь.
Эверард скривился.
— Зубы болят? — участливо спросил беглый император.
— Такой пошлой шутки я не слышал с 1944 года, — неохотно ответил Эверард.
— С какого года? — не понял Пусянь.
— Год Деревянной Обезьяны, — тоскливо уточнил Эверард.
— Варвары, — презрительно процедил император.
На краешке света, в угрюмой долине,
В тени вулканических скал,
Сражались герои — Пусянь с Муссолини —
И кто-то из них проиграл.
Пусянь был пришелец из древней эпохи,
Он был узкоглаз и суров,
Его не страшили фашистские лохи,
«Наследники римских орлов».
Свирепый клинок был откован в Дамаске,
Инцест воплощенный и Секс,
Трещали стальные фашистские каски,
Мозги превращались в бифштекс.
Узрев, как ужасен в бою император,
Бенито дрожащей рукой
Схватил пистолет-пулемет Фонтберната —
И снова отправился в бой.
Свинцовые пули жужжали как осы,
Пощады не знал «Фонтбернат»,
И время пришло отвечать на вопросы
«Что делать?» и «Кто виноват?»
Ну кто виноват? Дураки и дороги,
Известная эта беда.
(От битвы проснулись подземные боги —
Их будят везде и всегда).
И бабочки крылья в резиновой ленте
Мелькают, зовут на борьбу,
И сразу из двух пистолетов Глизенти
Пусянь открывает стрельбу.
Приятно, опять пригодились трофеи,
Пусянь на гашетки нажал —
И пули пробили аорту злодея,
И дуче на землю упал.
Могила в степи — вот такая картина.
Над ней возвышается гриб.
Он мог быть владыкой страны Сан-Марино,
Но в битве с Пусянем погиб.
Выходит на брег победитель — и взору
Его приоткрылся пейзаж:
Армада стальных крейсеров и линкоров,
И в каждом — стальной экипаж.
На флагмане том, опираясь на бортик,
И крепко держась за штурвал,
Стоял флотоводец по имени Хорти,
Он был сухопут-адмирал.
А в трюме его, перевязанный леской,
И с кляпом вонючим во рту,
Валялся кровавый палач Антонеску,
Последний румын на борту…
…Ступайте, ищите, не знайти покоя!
Найдите в сплетениях строф
В двадцатом, в тринадцатом веке героев,
Злодеев и просто козлов.
Не этот, который рифмуется с «Таллинн»,
Не тот, где последняя «я»,
Но были другие из бронзы и стали!
О них не напомнить нельзя!