Война Владигора - Страница 9

— Какой Власий? — переспросил вдруг староста, даже привстав от неожиданности. — Уж не соляной ли промышленник?

— Он, — согласно кивнул сотник. — Натерпелся, бедняга, весь обоз потерял вместе с охраной.

— Но дочь-то он, конечно, спас? — снова спросил староста, с надеждой глядя на сотника.

— Как бы не так. Похоже, увели ее с собой упыри.

Староста неожиданно обхватил голову руками.

— Снежаночка! Бедная ты моя! — простонал он. — Девочка ты несчастная! Горе какое!

— Невеста его сына, — тихо объяснил Ждан посланникам. — Через неделю собирались свадьбу играть.

— Я и то подумал: уж не родня ли? — так же тихо проговорил сотник.

— Купец где? — спросил Владигор.

— Здесь, внизу. — Сотник с готовностью повернулся к двери. — Позвать?

— Зови, пусть расскажет, что может.

Ильмерский купец Власий поднялся скоро. Ладорский староста как взглянул на него, так обмер:

— Власий! Ты ли это?! Совсем седой!

Не успел купец начать свое печальное повествование, как в который уже раз появился встревоженный начальник стражи:

— Князь, не знаю, что и подумать! Еще одни посланцы прибыли, своими глазами не видел бы, не поверил: все в шкурах, говорят, от владыки угорских племен, и с ними толмач. Тоже требуют, чтобы принял немедля.

— Похоже, что и они скажут нам про Черного всадника, — проговорил Владигор, — такой уж сегодня день.

Люди из-за Рифейских гор прежде не появлялись в Ладоре. Говорили, что их земли больше полугода покрыты снегами, что хлеб и овощи они не растят, а питаются только мясом оленей, с которыми и кочуют от места к месту, словно пустынные жители со своими лошадиными табунами. Совсем недавно посланный к Рифейским горам Ждан заключил с их владыкой торговое соглашение. В согласии с этим договором синегорцы по известным им тропам поднимали наверх глиняную да медную посуду, а угорские купцы оставляли в обмен на горных площадках шкуры зверей. Вот и все, что связывало два соседних народа. Разделяли же их высокие скалистые горы.

Трое посланцев угорского владыки, одетые в меховые штаны и длинные меховые рубахи, подпоясанные ремнями, с бусами из медвежьих зубов на груди, были смуглы и широкоскулы. Едва вошли они, как уселись на пол и, покачиваясь, затянули какую-то заунывную песню.

— О чем они поют? — негромко спросил удивленный Владигор.

— Молят своего бога, чтобы он сделал беседу с тобой удачной, князь, — объяснил Ждан, который был знаком с обычаями угорских людей. — Так делается при встрече с особенно уважаемыми людьми.

Все терпеливо ждали конца песни северных людей. И когда они замолчали, князь обернулся:

— Где же толмач?

— Здравствуй, князь, я и есть толмач, — проговорил человек, одетый в более дешевые шкуры и держащийся чуть позади. — Я синегорец, но некогда потерялся в горах и был подобран людьми из угорского племени. Буду переводить то, что скажет Кеннукут, старший сын великого владыки Эльги.

Толмач негромко сказал несколько слов на незнакомом языке, и сразу тот, что был в белых роскошных мехах, сделал шаг к князю и протянул ему выбеленное оленье ребро, на котором были начертаны какие-то непонятные черные и красные знаки.

— Это послание великого владыки, — снова заговорил переводчик. — Великий владыка народа угоров шлет тебе дружеский привет и пожелание, чтобы олени всегда были здоровы и сыты на твоей земле. Он сообщает тебе, что никогда не желал ни одного локтя от твоего княжества, и поэтому спрашивает, зачем ты заслал к нему злобных существ?

— Что это еще за злобные существа? — изумился Владигор. — Немедленно переведи сыну великого Эльги мой ответ: князь всегда хотел дружить с великим владыкой и никого не посылал на его земли со злом.

Толмач, склонившись к сыну владыки, сказал несколько фраз, но тот нахмурился и резко проговорил что-то, упрямо мотнув головой.

— Сын великого Эльги удивлен таким ответом князя. Народ Угоры не терпит обмана. Если ты желаешь воевать, то объяви об этом прямо, как положено мужчине. А если хочешь дружбы, то зачем посылаешь к нам тех, кто несет беду?

— Ничего не понимаю, объясни ты своими словами, кто там у вас бедокурит?! — не сдержался Ждан.

Толмач что-то спросил у сына владыки, тот согласно кивнул.

— С разрешения самого Кеннукута, старшего сына великого Эльги, я буду говорить от себя. — Толмач посмотрел в глаза князю, словно желая проверить его искренность. — А происходит на земле Угоры небывалое. Там появились откуда-то волколюди.

— Ты хочешь сказать, волкодлаки? — спросил Ждан.

— Такого слова нет в языке угоры, потому что прежде о них никогда там не знали. Они пожирают стада оленей и людей народа угора. Но это еще не все. С ними ходят подобия человека в серых балахонах, они пьют живую кровь народа угора и уводят молодых девушек. Только это ненастоящие люди.

— Упыри! — снова вставил Ждан.

— Но и это еще не все — ими командует Черный всадник, который ездит верхом на лосе. Если волколюдей и тех, кто носит серый балахон, можно проколоть копьем и лишить жизни, то Черного всадника убить нельзя, он пустой внутри, но пустота его приводит человека в ужас.

— И вы думаете, что всю эту нечисть послал за Рифейские горы я? — удивился Владигор.

— Как нам думать иначе, если они переговариваются на твоем языке? А кони водятся только на твоей земле.

— Скажи своему господину, что все, кто здесь у меня собрались, только о том и говорят, что о Злой Силе, да о черных всадниках. А у этого человека, — князь показал на Власия, — существа в балахонах только что погубили дочь…

Ильмерский купец, услышав, что говорят о нем, обхватил лицо руками и негромко зарыдал.

— Скажи еще, — добавил князь, — что, похоже, всадники эти появились всюду. И не удивлюсь я, ежели сегодня мы увидим в Ладоре послов из других земель.

Владигор еще не успел договорить, как снова заглянул начальник стражи. Привыкший ко многому, на сей раз он не мог скрыть своего потрясения:

— Прибыли послы из Ладанеи и Венедии, князь. Требуют срочного с тобой разговора. Кого впускать первым, кого вторым? А ежели скажешь, подержу и внизу, хотя оба уверяют, что важнее дела не может быть.

Князь оглядел присутствующих. Толмач что-то быстро нашептывал сыну великого Эльги. Кеннукут согласно кивал. У остальных послов на лице было такое же выражение, как и у начальника стражи.

— Пока послы не вошли, позволь, князь, передать слова господина моего Кеннукута, — быстро заговорил толмач. — Мой господин просит тебя забыть обидные слова, произнесенные здесь, он понял, что беда у всех у нас общая.

— Сказано разумно, — горестно подтвердил староста Разномысл, — иначе как бедой такое и не назовешь.

В полдень Владигор приказал явиться писцам. Их было шестеро. Они сели в той же зале за длинным столом, расставили глиняные чернильницы, разложили писала, листы пергамента и с готовностью воззрились на князя. Всем им Владигор продиктовал одинаковое письмо, приказав пропустить первые три строки. В письмах князь приглашал всех властителей съехаться немедленно в Ладор на большой княжеский совет или прислать вместо себя особо доверенного человека. Лишь начала писем были разными. А для написания грамоты к Великому Эльге был вызван толмач, который перечислил все титулы верховного жреца богов Уга и Ора, царя полуночных земель и правителя народа угора.

К каждому письму князь приложил личную печать, и послы были спешно отправлены к своим правителям.

Ближе к вечеру прибыл посол из Бореи. Борею всегда считали врагом Синегорья. Борейцы помогли Климоге Кровавому обманным путем захватить в Ладоре престол и держать в страхе народ. Да и в другие годы сколько несчастий приходило из борейской земли! Но недавно власть в этом княжестве унаследовал юный Рюген. Он сам пожелал встретиться с Владигором.

— Коварство и злобность борейцев известны многим. Не обмануться бы тебе, князь, — сказал тогда Ждан.