Война Владигора - Страница 2

Молодые дружинники растерянно смотрели на эти превращения и в страхе жались друг к другу. Но Владигор и Ждан, которые видали и не такое, лишь усмехнулись.

— Никак волкодлаки пожаловали! — наконец произнес князь.

— То-то я и чувствую, что дело нечистое, — в тон ему продолжил воевода. — Сжечь их надо поскорей на костре, чтоб жителей не пугали. Займись этим, — скомандовал он самому старшему из дружинников. — Да не бойся их трогать, теперь-то они не страшны.

Много таинственных, страшных легенд рассказывают люди о Рифейских горах. У каждого народа эти легенды свои, хотя немало и общих. Тянутся горы с неведомых северных мест на жаркий юг. И когда у подножия их одни жители, проводив весну, встречают лето, над землею других еще проносятся бешеные зимние ветры. Скалистые горные вершины поднимаются выше облаков, но, когда тучи расступаются, видны их белые, блистающие в любое время года снежные шапки. Люди говорят, что под одной из таких вершин, окруженный со всех сторон неподступными ущельями, стоит Белый замок. Далеко не всякому дано разглядеть его каменные стены, и уж тем более не всякий может стать его гостем, а лишь тот, кого пригласит хозяин, знаменитый чародей Белун.

Иные жители ближних княжеств усмехаются недоверчиво: «Может, и нет того замка вовсе, как нет и его хозяина, а все дела на земле вершатся по воле случая — кому какой выпадет жребий».

Возможно, они в чем-то правы, да только другие, избранные, знают, что замок этот стоит почти три с половиной века, и в нем время от времени собираются на синклит чародеи из разных княжеств. Каждый из них исполняет волю своего бога, но раз уж мир Поднебесья дан богам в общее владение, то и действовать их служителям порой приходится согласованно.

В тот день на синклит в Белый замок первой явилась Зарема. Многие годы она была единственной женщиной среди чародеев, да и показалось бы странным, если бы служение богине женского естества Мокоши доверили мужчине. Зарема лет двести и даже сто назад слыла необыкновенной красавицей, теперь она слегка состарилась, но и ныне стоило лицу ее ожить весельем, а глазам заискриться, как немало юношей отдало бы жизнь за ее любовь. Белун же считал ее самой рассудительной и мудрой среди чародеев.

Едва она появилась в просторном зале, как он подбросил поленья в очаг и подвинул для нее удобное кресло ближе к огню.

— Зачем собираешь, Белун? Или снова что-то тебя беспокоит? — спросила она, кивком поблагодарив его за заботу.

Белун был самым старшим из чародеев Поднебесья. Хотя, пожалуй, о его возрасте вовсе не стоило говорить. Любой из нынешнего чародейского поколения помнил Белуна только высоким старцем с длинной седой бородой. Сам же он знал, что здесь, в Поднебесье, по местному летосчислению живет уже более трех с половиной веков. Сколько прожил он в других мирах и что это были за миры — никто в Поднебесье не ведал.

Молча, словно не слыша обращенного к нему вопроса, Белун продолжал орудовать в очаге длинной тяжелой кочергой. Пламя наконец ярко вспыхнуло и озарило каменные стены и дубовый свод зала.

— Зачем тратить время на это занятие? — удивилась Зарема. — Даже я в своем жилье давно сделала так, что дрова сами залетают в печь и сами воспламеняются. И то если хочется вспомнить зиму. Но вообще-то я люблю весну, и у меня вокруг всегда цветут весенние цветы, сирень и яблони.

— Когда я переселяюсь в искусственные миры, только и остается вспоминать, как я шевелил настоящие поленья настоящей кочергой в этом вот очаге. — С Заремой Белун всегда был более откровенным, чем с другими.

Он хотел еще добавить что-то, но тут в дверях на мгновение возник легкий туманный вихрь и из него выступил старый чародей Добран, чтущий бога небес Сварога. Он оглядел зал и, кивнув Зареме с Белуном, ворчливо, но все же по-доброму произнес:

— Старики, как всегда, первыми.

— Это ты о ком, Добран? — рассмеялась Зарема.

— О ком, о ком, да о себе. Проживешь с мое, начнешь ценить каждое мгновение. Да и чужие станешь беречь.

Добран был на полвека старше Заремы и очень этим гордился. Когда Белун исчезал из Поднебесья, его считали самым пожилым среди нынешнего поколения.

Наконец один за другим стали появляться в дверях и остальные чародеи. Каждый из них на мгновение закручивал в каменном дверном проеме полупрозрачный пространственно-временной вихрь и, выйдя из него, молча приветствовал остальных. Лишь самый молодой, Алатыр, как всегда, решил пошутить: один из огромных каменных блоков стены неожиданно вспучился, из него вылупился огромный алый бутон, который тут же раскрылся, источая благоухание, внутри же цветка сидел в мягком плетеном кресле юный чародей. Он сошел на пол и галантно протянул точно такой же, только уменьшенный цветок единственной среди присутствующих даме.

— Мальчишка! — польщенно фыркнула Зарема.

У каждого гостя в этом зале было за столом свое насиженное место. Старый добрый ворчун Добран сидел рядом с Заремой. Высокий плечистый чародей с холеной бородой и закрученными кверху усами, Гвидор, сел несколько в отдалении. Каждый из них чтил своего бога и не был похож на остальных. Если старик Горяча, не сменивший и ради совета нищенского своего одеяния, вовсе не имел пристанища, точнее, пристанищем его был любой куст, любая кочка в борейской земле, то Гвидор, наоборот, соорудил рядом со своим роскошным золотым замком искусственное голубое озеро, населил его юными красавицами и устраивал в лунные ночи целые спектакли с танцами и пением этих русалок. Поклонялся он солнечному Дажьбогу, подателю земных благ и заступнику человечьему. На совете он всегда сидел рядом с юным Алатыром, который чтил буйного, но отходчивого хозяина ветров Стрибога.

Все уже расположились по обе стороны тяжелого деревянного стола, когда в дверях появился Белун, успевший переодеться в длинные, свободно ниспадающие с плеч белые одежды, расшитые серебряными нитями.

— Собратья, я призвал вас для того, чтобы объявить… — начал он торжественно и вдруг растерянно замолчал.

За столом возникла неловкая пауза, которую никто не решался прервать. Все ждали продолжения речи. Но старый чародей пытливо вслушивался в тишину.

— Что молчишь-то? — проворчал наконец Добран. — Говори, если начал. Или тебе твой Перун молнию в горло воткнул?

— Это ты, Радигаст? — неожиданно спросил в пространство Белун. Вопрос звучал неуверенно и беспомощно. — Ты?

Чародеи переглянулись. Многие подумали одно и то же: уж не наблюдают ли они картину старческого слабоумия? С чего бы это вдруг Белуну разговаривать с тем, кого лет двенадцать нет среди живых на белом свете?

— Радигаст, если это ты, мы будем рады тебя видеть, — тем же неуверенным тоном продолжал беседовать с пространством старый Белун. — Мы как раз собрались вместе, а как войти к нам, ты знаешь.

Первой нашла что спросить Зарема:

— Белун, ты уверен, что с тобой говорит Радигаст? Ты не обманываешься? Тогда спроси скорей у него, что с ним, где он?!

Белун посмотрел на нее почти прозрачными голубыми глазами и смущенно ответил:

— Я и сам не могу себе поверить, но его мысли слышал отчетливо. Сейчас он, по-видимому, появится перед нами, и думаю, мы узнаем обо всем сразу.

— Он не объяснил тебе, где был столько лет, откуда возник?

— Как я понял, из пространственно-временного кокона, в который сам себя замотал, спасаясь от нашего врага.

Белун не произнес вражье имя, но все и так прекрасно поняли, что это был за враг.