Война людей (СИ) - Страница 20

– Так-так, а откуда взялось название "17-й год"?

– Как-то сидели с Быстровым, он придумал, а кто-то из учеников подхватил и прижилось.

– А какова ваша роль в группе?

– Давным-давно, еще при советской власти, я милиционером был, а Юра мой друг и сосед. Он попросил для авторитета побыть с ним рядом, а мне не сложно. Сначала даже интересно было.

– В общем, понятно. Ступайте.

– Так, а что со мной будет?

– Ничего плохого. Идите.

Фирсов вышел, а Лопарев посмотрел на меня:

– Промашка вышла.

– А ничего другого и не ожидалось. Вот "чегеваровцы" реально отметились, что есть, то есть, а эти так, энтузиасты.

– И сколько у нас таких?

– Именно из "17-го года" четырнадцать. Молодежь можно подучить и раскидать в новые пятерки, а Фирсова и прочих бесполезных граждан, отпустим. Вывезем в Тверскую область, дадим немного денег, и пусть ковыляют по жизни, как им угодно.

– Ты учти, Егор, скорее всего, они сразу в полицию пойдут.

– Вот и я про это говорю. Оставлять их в "Дружине" бессмысленно, все время подвоха ждать придется, а убивать рука не поднимется. Следовательно, они обуза. Кто готов сражаться и терпеть лишения, тот с нами, а теоретиков и бесхребетных балаболов в сторону, пусть сами свою судьбу решают. Если есть мозги и сила воли, тогда спрячутся в дебрях. Благо, страна у нас огромная и заброшенных деревень хватает. Ну, а коли захотят вернуться на зону, тогда им путь в полицию. Разве я не прав?

– Прав, – Иван Иваныч потер ладони и окликнул Мишу: – Следующего пригласи.

Вторым был подрывник отряда имени товарища Эрнесто Че Гевары недоучившийся химик Стас Локтионов, высокий и статный брюнет с поломанным носом и одним ухом. Когда его брали, он оказал сопротивление, и с ним не церемонились. Но хорошо, что живой остался, могли бы и убить.

– Я хочу вступить в "Дружину", – сходу заявил Локтионов.

– Сначала пообщаемся, – Лопарев кивнул на чурбак, и когда парень присел, сказал: – Расскажи о вашем отряде. Коротко и по существу.

– Большую часть нашей истории вы, наверное, знаете. Но если надо, могу рассказать, как дело было. Отряд сложился после того, как вы начали свою работу, и состоял из двух частей. Первая, действующие сотрудники полиции из Орехово-Зуево, старшим у них был капитан Митин. Копы вышли на молодежный отряд, который изначально создавался как группа антифашистов, но позже перепрофилировался в националистическую группировку…

– Как это? – Иван Иваныч улыбнулся.

– Мы сами не поняли, – Локтионов развел руками и продолжил: – Поначалу вроде бы с бритоголовыми нациками дрались, гитлеровцами погаными, а потом посмотрели, что вокруг происходит, и взгляды изменились. У нас ведь в городе, как и везде вокруг Москвы, засилье черных и гастарбайтеров. Отсидеться в стороне не получилось, а антифашизм катит только до тех пор, пока в твой дом дикие гости с юга не ломятся. Девушку из наших изнасиловали, а это ненависть. Потом таджик мою мать ограбил, а отцу Альберта Рузаева азеры за замечание возле магазина голову проломили. Вот и как тут быть толерантным? Никак и все по формуле: "Бытие определяет сознание". Поэтому толерастия, антифашизм, интернационализм и принципы западного либерализма остались в прошлом, и мы вышли на тропу войны. Сначала обнаглевших кавказцев погоняли, удачно вышло, возле клуба толпу пьяных, которые к девчонкам приставали, выцепили и отмудохали. Затем парочку азиатов с ножами в кармане отметелили. Мелочевка. Но это позволило создать костяк группы. А потом на нас Митин вышел. Думали, хана, либо посадит, либо денег попробует вытрусить. Однако он молодец, хоть и полицай, помог нам, прикрыл, оружием снабдил и многому научил…

Было, парень прервался, но Иван Иваныч его поторопил:

– Продолжай.

– Весной прошли митинги в Егорьевском районе и немало людей за решетку кинули. Власть показала свой оскал, и мы отправились вершить правосудие. Убивать никого не хотели, задумка была в том, чтобы пугнуть жандармов, омоновцев то есть. Но план полетел к чертям. На месте узнали, что парней из Луховицкого района постреляли, и мы дали ответку. Вместе с Саньком Мальцевым, полицейский из ППС, возле дороги заложили фугас и стали караулить омоновцев, которые ехали из Юрцово в Егорьевск. Подловили их и подрыв. Фугас взорвался, и наши парни омоновцев огоньком из придорожных кустов угостили. Короче, семь убитых и восемь раненых с их стороны, да у нас двоих серьезно задели. Вот наша самая громкая акция.

– А как на вас вышли?

– Сразу с нескольких сторон. Раненых пришлось в больницу определить, а иначе бы они умерли, и там их раскололи. Опять же оружие, как позже выяснилось, мелькало в Орехово-Зуевском районе. Ну и через интернет. Бла-бла, ля-ля, и полиция уже под дверью. Четверых наших при задержании убили и полтора десятка покалечили. Что с Митиным и другими полицейскими, мне неизвестно. Если их втихаря не расстреляли, то сейчас они на красной зоне чалятся. А мне тринадцать лет строгача вломили, и если бы не вы, то и все, кончилась жизнь…

– Ясно, – Лопарев остановил парня. – Подробней позже поговорим. Свободен.

Локтионов хотел что-то сказать, но не решился. После чего кивнул и вышел.

– Миша, следующего.

Иван Иваныч отдал команду и понеслось. Люди. Лица. Характеры. Истории. Судьбы. На кого-то мы тратили пять минут, а на кого-то четверть часа, и беседы шли пять часов без перерывов. После чего прервались и решили все-таки поужинать.

Миша Колодников принес котелок с гречневой кашей, кружки с чаем, хлеб, колбасу и ложки. Но поесть не удалось, так как появился Серый.

– Егор, беда! – выдохнул он.

– В чем дело? – я оторвался от котелка и подумал, что проблема возникла у группы прикрытия, которая крайней уходила с ИК-6.

Серый нахмурился:

– Мне только что позвонили, в Балашихе идет бой. Кажется в том доме, где ты квартиру снимал.

Сохранить спокойствие, хотя бы внешне, было трудно, но я с этим справился и обратился к Лопареву:

– Иван Иваныч, дальше ты сам. Мне надо ехать.

– Только не рискуй понапрасну, – отозвался он.

– Попробую.

Наш лагерь находился невдалеке от Куровского, то есть до Балашихи добраться не трудно. Но я ведь не сам по себе, бравый ковбой с двумя револьверами на боку. Поэтому пришлось переодеться и собрать две боевые пятерки, а тут, словно назло, начался дождь и грунтовку развезло.

В итоге до Балашихи мы добрались только через два часа и уперлись в блокпост, на котором находились не только полицейские, но и наемники из ЧВК, кажется, отряд "Омикрон". Впереди длинная очередь, всех, кто въезжает в город или выезжает, досматривают, а у нас оружие. И что делать? Естественно, идти обходными путями, про которые мы знали.

Спустя полчаса мы все-таки оказались в городе. Но что именно происходило в Балашихе, было неизвестно. Мобильные телефоны наших товарищей и женщин не отвечали, а в интернете информация противоречивая. Достоверно известно только одно – связь глушат, идет перестрелка, экстремисты на переговоры не идут и полицейский спецназ готовится к штурму дома. И тут самым главным было сохранить самообладание, не сорваться и не наделать глупостей. А сделать это было очень сложно. Сердцем и душой я рвался к Галине и хотел ее спасти, а разумом понимал, что если она не успела выскочить из кольца, то мне ее не вытянуть. Слишком много сил стянул в Балашиху противник, а нас всего-то десять человек, плюс еще двадцать на подходе, и тогда я сказал Серому:

– Если я начну чудить и сорвусь, останови меня.

Друг понял меня правильно, кивнул и спросил:

– Куда сейчас?

– К Мефодию. Если кто выскочил из оцепления, тот находится у него.

Мефодием мы звали сочувствующего нам одинокого инвалида, который обитал в двухкомнатной квартире в нескольких кварталах от "нашего" дома. Человек надежный, на него вышли агитаторы партии "Социальная Справедливость", когда черные риэлторы у одинокого безногого мужика хотели жилплощадь отжать, а бойцы из пятерки Гнея безногого прикрыли. За это он нам благодарен и в случае проблем наши женщины должны были спрятаться у него.