Война крыш - Страница 50

Один только перечень профессий и мест их работы наводил на мысль о повествовании зловещем и правдивом:

«Хирург медицинской экспертизы полиции штата Коннектикут», «специалист пластической хирургии», «заведующий отделом протезирования Школы стоматологии», «начальник управления полиции Нью-Йорка»…

Один открыл Вильяму Дж. Каунитцу двери полицейских архивов, другой любезно объяснил, как полностью изменить внешность, третий продемонстрировал, как устроен наш рот, и позволил изготовить парочку длинных симпатичных клыков…

Дело в том, что наводивший ужас на Нью-Йорк убийца оставлял на горле своих жертв глубокий след этих самых зубных протезов…

Я отложил детектив, снова просмотрел газеты.

Кроме «Магазина», ни одна из них не напечатала заявление полицейского координатора по связи с прессой об убийстве АмранаКоэна.

По-прежнему было полно самых различных объявлений, реклам. Страничка с предложениями зажигательных эротических бесед пополнилась новыми увлекательными позами девушек под девизом «Прямо в дело!». Цены указаны были с 17-процентным налогом на добавленную стоимость.

Другая реклама была обращена к лучшей половине человечества.

Бюстгальтеры для женщин с большим объемом груди — «мини майзер» и для других — «пуш ап» — «поднять вверх»: «придают сексапильный вид и увеличивают объем на два размера…»

Я отложил газету.

Итак, убийцы Амрана Коэна были найдены и арестованы.

Ими оказались приехавшие из России подростки.

Ясно, что они вряд ли были связаны с московской «пирамидой» и ее крышей…

Между тем ниточки преступления должны были тянуться в Москву. Люди, которые дергали за ниточки персонажей израильского криминального театра, меньше всего могли быть заинтересованы в успехе моей миссии.

Убийство нищего — партнера Марины стояло в ряду последовавших затем новых преступлений: убийств самой Марины, Воловца…

Было ясно, что ниточки, ведущие за границу, оборваны.

Сделать это, учитывая особенности израильского уголовного процесса, было очень легко.

Тут действовало английское право, в основе которого лежал прецедент — решения, вынесенные судами прежде по аналогичным делам.

Адвокатский компьютер по первому требованию выдавал множество сведений о судьбе подобных исков…

Прокурор, от лица государства, и адвокат, уполномоченный своим подзащитным, на любой стадии судебного разбирательства могли заключить между собой сделку.

Адвокат признавал выдвинутое обвинение, если прокурор, в свою очередь, соглашался на приемлемую для подсудимого меру наказания.

Что-то вроде игры в покер. Обе стороны блефовали. Карт до конца никто никому не показывал. Судью суть дела не интересовала. Если стороны не находили общий язык — свое слово говорил суд.

Судья в Израиле назначался пожизненно. Зарплата рядового судьи приравнена была к зарплате министра, а областного — и вовсе к зарплате премьер-министра…

Мое вмешательство было нежелательным не только для братвы, но и для израильской полиции. Поведение гипертрофированных форм дамы в рейтузах и майке вчера на улице Бар Йохай было весьма подозрительно.

Я отогнал неприятное воспоминание.

«Нельзя начинать день с мысли, что ты попал в поле зрения осведомителя полиции, иначе к вечеру тебе начнет мерещиться арест, обыск, черт-те что…»

У меня были все основания остерегаться встречи с израильской миштарой. Косвенно я наверняка проходил по уголовному делу о кровавой мафиозной разборке на Байт ва-Ган, а потом еще в Рехавии.

Несколько рядовых обвиняемых по этому делу и сейчас еще ждали суда в тюрьме Шаат. Другие были выпущены под залоги в миллионы шекелей. Их Аль Капоне — О'Брайен давно убыл к себе в Бельгию.

Периодически тут составляли списки находящихся в Израиле выходцев из стран СНГ, подозреваемых в преступной деятельности, а также в связях с международной организованной преступностью. Составление последнего такого списка, по моим сведениям, завершало сейчас Следственное управление полиции Израиля.

Ушедший в отставку Генеральный инспектор полиции Асаф Хефец дал понять, что в этот список включены лица, имевшие израильские и заграничные паспорта.

Внесен ли я в этот список?

У меня были все шансы в него попасть.

Об этом я мог тут узнать, выезжая, прямо в аэропорту.

Неожиданный телефонный звонок заставил меня вздрогнуть. Я успел забыть его громкое завывающее «у-лю-лю…».

Словно летело вниз в колодезь раскручивающееся на веревке ведро…

«Нет мира под оливами…»

Кажется, был такой итальянский фильм.

Телефон звонил, я не снимал трубку, я сидел напротив, у письменного стола. Серебряные фигурки — персонажи китайского цирка, угловатые, в напряженных позах — смотрели на меня с компьютера…

Мне не от кого было ждать звонков.

По-видимому, это была проверка.

Кто-то периодически мог набирать мой номер в надежде узнать однажды, что я в Израиле.

В любом случае следовало быть настороже.

Люди, убившие Амрана Коэна, затем Марину и Волов-ца, не собирались предоставлять мне статус наибольшего благоприятствования.

В отличие от Тель-Авива, обычного крупного промышленного города, на Иерусалиме лежал присущий ему глубокий отпечаток ортодоксального иудаизма.

По субботам абсолютно все до одного торгующие заведения, мелкие лавочки, кафе, киоски, не говоря уже о крупных, были закрыты.

Общественный транспорт не работал.

Деловая жизнь полностью прекращалась.

Звонить по телефону людям, степень религиозности которых неизвестна, в этот день считалось непринятым.

По этой причине невозможно было договориться о встрече с адвокатом «Лайнса», хотя и необходимо было как можно скорее положить в сейф документы, связанные с долгом Яцена и его виллой в Кейсарии.

Выпив чашку кофе, я вышел из дома.

В сквере под деревьями уже были разожжены мангалы, пахло шашлыками… Вдоль улицы были припаркованы машины.

Израильтяне вставали рано.

Особенностью района было отсутствие замкнутых огороженных дворов. В сущности, это была одна возвышенность, опоясанная на разной высоте извилистыми улицами, повторявшими профиль горы.

Я пересек ее, спустившись на Бар Йохай прямо к дому, указанному мне накануне тучной дамой в рейтузах и майке.

На галерее внизу играли дети. Балконы были завешаны детским бельем. Марокканские семьи славились своей многочисленностью.

Я прошел вдоль подъездов.

Только две фамилии на смежных почтовых ящиках оказались со знакомыми корнями…

«Терпение, умение и везение…» — гласила мудрость, которую я когда-то прочел в «Настольной книге следователя».

Мать Лены стояла на пороге.

Костистая, большая. Мне показалось, что одна нога у нее чуть короче другой.

Так и оказалось. Все остальное было уже несущественно: серьги, какие-то брошки, красная шелковая нитка «от сглаза» на кисти…

«Учительница младших классов…»

— Извините, здравствуйте. Я должен с вами поговорить по поводу Бориса…

Женщина оглянулась. В квартире кто-то был.

— Может, потом?.. — спросил я едва слышно.

Учительница услышала. Махнула рукой.

— Входите, Я сейчас…

В комнате сидела крупная, расплывшаяся девица. Под майкой тяжело лежала уродливая грудь, короткие мятые шорты открывали белые большие ляжки.

— Вы по поводу контрольных… — Она подмигнула. — Посидите, я сейчас поищу.

Женщина при ходьбе по-утиному покачивалась.

— С вашего позволения, я посмотрю пока библиотеку.

Девица мгновенно утратила ко мне интерес и продолжала:

— …Парнишка один освободился. Он сидел с ним. Говорит, спать им совсем не дают…

Они говорили на интересующую меня тему. Я подошел к книгам. Библиотека — литература шестидесятых — уместилась на десяти румынских полированных полках.

В простенке над полками висели цветные репродукции: актриса Шарон Стоун и топ-модель Синди Бар.

— Они ему говорят: «Половину отсидишь и выйдешь! На воле тебе все равно три года трубить в армии, так что получается всего четыре с половиной года. Выйдешь в двадцать три — вся жизнь впереди! А будешь запираться — пожизненное!» — Девица поднялась. — Ладно, пойду…