Война крылатых людей [Война крылатых людей. Сатанинские игры. Звездный торговец. Люди ветра. Право п - Страница 163

— Великолепно! — Тон ее голоса был почти официальным. — С тобой здесь хорошо обращаются?

— Насколько это возможно. Конечно, компания не очень подходящая, а врачи и помощники не могут остановить их болтовню. Я был чертовски одинок, Табби, пока ты не пришла.

— Я постараюсь навестить тебя снова. Ты же понимаешь, что я постоянно занята, а большую часть времени вынуждена проводить в Сен-Ли на службе.

Слабость охватила его. Филипп опустился на подушки, руки его упали на одеяло.

— Табби… ты согласилась бы подождать этот год?

Она медленно покачала головой и снова глянула на него.

— Может быть, мне следовало притвориться, пока ты не станешь достаточно здоровым, Фил. Но я не слишком умна для этого, не слишком умею притворяться, а кроме того, ты заслуживаешь лучшего отношения.

— После того, что я сделал…

— После того, что я сделала. — Она наклонилась и положила руки на его плечи. — Нет, мы не позволим ненависти встать между нами, правда?

— Тогда не можем ли мы оба простить?

— Я думаю, что мы уже сделали это. Когда боль умерла там, где я ее чувствовала, и я снова смогла думать, я поняла, что больше ничего не осталось. Дружба, уважение, воспоминания… Но это все!

— Разве этого недостаточно… чтобы начать все снова?

— Нет, Фил! Теперь я понимаю тебя лучше. Если бы мы попытались начать сначала, я знаю, что сделала бы с тобой рано или поздно. Я этого не хочу.

Табита нежно поцеловала Рошфора и встала.

Они еще немного поговорили, а потом она попрощалась под предлогом, что ему нужен отдых.

Когда Табита ушла, Фил надел наушники, чтобы не слышать палатных разговоров, и закрыл глаза.

«Вероятно, она права, — думал он. — И моя жизнь не кончена. Надеюсь, я преодолею и это.»

Он вспомнил девушку из Флервиля и понадеялся, что когда закончится война, он попадет в госпиталь на Эсперанса.

Табита остановилась перед зданием больницы, держа в руках гравипояс. Силуэт здания враждебной громадой высился на фоне очертания Грея.

Она вспомнила протесты, которые раздались, когда Марчварден Холм рассредоточил все промышленные, военные и медицинские объекты. Тогда возобновление битвы казалось неизбежным, и комментаторы говорили: то, что он приказывает делать, слишком ничтожно, чтобы спастись от бомбардировки, и слишком громоздко, если страхи окажутся напрасными.

«Мы делаем, что можем», — ворчал он и вопреки всем провел свой проект в жизнь.

Это означало, что офицеры домашней охраны вынуждены были ему повиноваться. Они знали, что он и вправду беспокоиться об этих людях, о заболевших землянах, чья боль заставила умолкнуть оружие. Табита стояла на склоне пологого холма, покрытого ковром смарагдинов, розовыми кустами и чашами будды. Отсюда открывался вид на город и сверкающий залив Фалькайн.

Ароматный ветер гнал маленькие, словно ватные, облака.

Она вдыхала в себя его прохладу.

После Экватории он казался просто целебным. Табита почувствовала удивительную пустоту внутри.

Зашелестели крылья. Рядом с ней кто-то опустился.

— Доброго полета тебе, Хрилл, — сказал женский голос.

Табита вздрогнула. Кто это?

— Айат! Доброго тебе приземления!

«Как монотонен ее голос, как тускло ее оперение. Я не видела ее с того дня на острове…» Табита взяла в обе руки ее когтистую ручку.

— Просто удивительно, дорогая! Как ты?

Поза Айат и мембраны, прикрывавшие глаза, были ей ответом. Табита обняла ее.

— Я искала тебя, — пробормотала Айат. — Я провела битву дома, а потом я пасла стада, потому что нуждалась в одиночестве. А кроме того, стране было нужно мясо. — Она прильнула головой к животу Табиты. — Потом я освободилась и отправилась на поиски…

Табита все гладила и гладила ее по спине.

— Я узнала, где ты служишь, и о том, что ты говорила, будто собираешься остановиться в Грее во время отпуска, — продолжала Айат. — Я ждала. Я расспрашивала в отелях. Сегодня мне сказали, что ты здесь. Я подумала, что ты должна прийти сюда.

— Что я могу сделать для тебя, подруга по цели, лишь скажи мне?

— Это трудно. — Айат, не поднимая глаз, до боли сжала руки Табиты. — Аринниан тоже здесь. Он работает в штабе своего отца. Я искала его и… — Звук подавленного рыдания, хотя итриане не плачут.

Табита догадалась:

— Он тебя избегает?

— Да. Аринниан пытается быть добрым со мной. Это самое худшее — то, что ему приходится заставлять себя…

— После того, что случилось…

— Кр-а-ах! Для него я уже не та. — Айат собрала все свои силы. — И для себя. Но я надеюсь, что Аринниан понимает лучше, чем я.

— Неужели он единственный, кто может помочь? А как твои родители, сиблинги, товарищи по чосу?

— Они ко мне не изменились. Отчего им было меняться? Во Вратах Бури то, что случилось со мной, считается простой неудачей, а не позором или ущербностью. Они не могут понять моих переживаний.

— А ты чувствуешь себя так из-за Аринниана, понимаю. — Табита посмотрела вдаль. В этот прекрасный день особенно остро ощущалось биение жизни. — Что я могу сделать?

— Не знаю. Может быть, ничего. И все же, если бы ты могла с ним поговорить… объяснить… попросить у него за меня прощения…

В груди Табиты всколыхнулась волна гнева.

— Попросить? У него? Где он?

— На работе, наверное. Его дом…

— Я знаю адрес. — Табита выпустила ее из объятий и выпрямилась. — Пойдем, девочка, хватит разговоров. Сегодня прекрасный день для полета, и у меня С собой все, что нужно, а когда день кончится, я останусь с тобой там, где ты окажешься. Я посмотрю, как ты засыпаешь.

…Опустился Сумрак, мазнул шафраном по серебристой глади воды, зажег ранние звезды. Табита приземлилась возле двери дома Аринниана. Окна были освещены. Она не стала пользоваться звонком, а Просто постучала.

Он открыл. Табита увидела, что он тоже похудел. Волосы цвета черного дерева казались особенно яркими в сочетании с изможденным лицом.

— Хрилл! — воскликнул он. — Я никак… я не мог… проходи же, проходи!

В комнате царил беспорядок. По-видимому, ею пользовались только для того, чтобы спать и есть. Аринниан неуверенно подошел к ней. Их разговоры были короткими, чисто деловыми, и общались они только по фону, пока не началась новая битва. После этого они знали только о том, что оба живы, и это все.

— Я — я рад тебя видеть, Хрилл, — выдохнул он.

— Не уверена, чувствую ли я то же самое, — сухо отозвалась она. — Сядь. Я хочу хорошенько щелкнуть тебя по носу, глупая ты голова!

Некоторое время он продолжал стоять, потом повиновался. Табита увидела, как напряжен ее друг, и вдруг растеряла все сердитые слова. Текли минуты, а они молча смотрели друг на друга.

Дэннель Холм сидел перед тремя экранами, на которых виднелись изображения Льзу из Тарна, Мэттью Винери из Парламента и Хуана Кайала из Империи. Четвертый экран только что потемнел. Он передал записанное на пленку сообщение Треувея, высшего Вивана Итри, который умолял Авалон сдаться прежде, чем случится самое худшее, и всему Доминиону будут продиктованы самые жесткие условия Империи.

— Вы слышали, господа? — спросил Кайал.

— Мы слышали, — ответил Льзу.

Холм ощущал биение пульса в груди и висках. Он не то что ускорился, но превратился в громкое и твердое тиканье.

Ему страшно хотелось сигару — но нет, сейчас это недоступно, или выпить — но это нежелательно, а лучше всего было бы проспать год, и чтобы никто не тревожил! «Во всяком случае, — пронеслось у него в голове, — мы в лучшей форме, чем адмирал. Если мне когда-то и приходилось видеть голову мертвеца, то именно на этих плечах».

— Что вы говорите? — голос Кайала был голосом старика.

— Мы не испытываем желания драться, — объявил Льзу, — или усиливать страдания наших братьев. И все же мы не можем предать свой народ, проявивший к нам такое доверие.

— Марчварден Холм?

— Вы не посмеете возобновить нападение, пока здесь находятся ваши люди, — жестко сказал человек. — Я не хочу сказать, что мы станем их держать вечно. Я говорил вам раньше: мы не заключаем политических сделок, спекулируя судьбой мыслящих существ. И все же время и обстоятельства их освобождения должны быть хорошо продуманы.