Война (Книга 1) - Страница 8

- Какая там готовность! - Федор Ксенофонтович досадливо вздохнул. Все делается по ранее утвержденным планам: укрепрайоны на старой границе в Белоруссии разоружены, а близ новой только развертываются строительные работы. Войска, которые передвигаются к границам, полагают, что это в учебных целях, и даже боекомплектов при себе не имеют.

- Вот-вот. - Лицо Нила Игнатовича перекосила жалкая улыбка. Конечно, Сталин прекрасно понимает, что, объяви открытую мобилизацию, завтра же война; подчини работу железных дорог только передвижению армии война; отдай приказ пограничным войскам сняться с мест расквартирования и занять боевые позиции - немедленно Германия начнет войну. А нам бы еще год времени... Вот и делается все возможное, чтобы заставить Гитлера упустить время. И в этом, разумеется, есть смысл... Но удастся ли?.. Я хорошо знаю закономерности процессов и психологических аспектов, связанных с подготовкой войн. Азартный охотник - а Гитлер именно таков - никогда не отпустит натянутую тетиву лука впустую. Обязательно пошлет стрелу в цель, если не успеть перерубить тетиву либо не прикрыть цель щитом. Бывают исключения, когда идет подготовка к войне без решительных намерений, а лишь для политико-экономического шантажа. Монголы, как мы знаем, еще в тринадцатом веке не раз демонстрировали подготовку к сражению, а затем ретировались, когда узнавали, что противник силен... Да и в период метафизического толкования военного искусства, если говорить уже собственно о войне, некоторые теоретики строили на этом основании принципы стратегии. Вспомним хотя бы труд прусского офицера Генриха Бюлова "Дух новейшей военной системы", где он доказывает, что задача стратегии достичь целей войны без сражения.

- Ллойд тоже исключал генеральное сражение, считая его следствием ошибок, - заметил Федор Ксенофонтович и тут же ощутил смущение, ибо показывать профессору Романову свои познания военной истории - это все равно что ребенку храбриться перед великаном.

- Верно, - согласился Нил Игнатович. - Но сейчас другие времена... Он умолк.

- Неужели Гитлер все-таки решится воевать с Западом и Востоком одновременно? - нарушил молчание Федор Ксенофонтович. - Неужели войны Фридриха Великого, а затем первая мировая война с ее пресловутым планом Шлиффена не научили Германию, как опасно вести боевые действия на два фронта?

- В наших кругах многие рассуждают точно так же. - Профессор горько усмехнулся. - Получают по самым различным каналам донесения, что Германия приготовилась к нападению, и разводят руками: мол, не может быть, чтобы Гитлер и его генералы не понимали рискованности такого шага. А иные "стратеги" объясняют стягивание Германией сил к нашим границам даже тем, что Гитлер боится агрессии со стороны Советского Союза.

- Ну, это уж глупость очевидная. - Чумаков махнул рукой.

- Ты, конечно, не читал "Майн кампф"? - неожиданно спросил профессор и сам же ответил: - И не мог читать. В ней Гитлер весьма отчетливо излагает свою точку зрения насчет России. Я на память помню его слова: "Когда мы говорим о новых землях в Европе, мы должны в первую очередь думать о России и подвластных ей пограничных государствах. Кажется, сама судьба указывает нам путь в этом направлении..." Вот так-то... Еще в двадцатые годы в Ландбергской тюрьме, куда Гитлера упрятали за попытку захватить власть в Баварии, он писал эту свою книгу и уже тогда нацеливал острие германской военщины на "дикий Восток"... А о военных действиях на два фронта... Трудно сказать, что думает Гитлер. Гесс, видимо, не зря полетел в Англию. Но если и не состоится англо-германский сговор, Гитлер надеется, что после молниеносных побед во Франции, Норвегии, Польше, на Балканах его армиям будет под силу и Советский Союз.

- И вы, Нил Игнатович, полагаете, что уже наступил этот роковой час?

- Возможно, не я один полагаю... - Профессор вздохнул. - Но... после этих арестов в армии многие предпочитают быть только исполнителями предначертаний свыше: пусть, мол, за меня решают другие. Выдвигать свои собственные концепции - недолго попасть в паникеры, в провокаторы или еще найдут какую формулу... Ты, Федор, только не делись этими мыслями ни с кем... Пусть они уйдут со мной как плод моих размышлений и догадок...

- Зачем вы о себе с такой обреченностью, Нил Игнатович?..

Профессор будто не расслышал вопроса Чумакова.

- И может случиться, что я ошибаюсь или ошибаются те люди, что делятся со мной, - продолжал он. - О чем же я?.. А, о разведданных. Понимаешь, Федор, Генштабу известно о передвижениях почти каждой немецкой дивизии к нашим границам. Но витает смертный страх перед дезинформацией. Некоторые генштабисты твердо убеждены, что Гитлер пытается переброской армий на восток ввести в заблуждение Англию, и верят, что Германия вот-вот начнет вторжение на Британские острова... В нашем разведывательном управлении концентрируется вся информация, стекаются очень важные сведения, но часто их берут под сомнение... Бывает, докладывают правительству важные факты, а в конце делают осторожные оговорки. Разведывательные сведения поступают по разным каналам, подчас противореча друг другу. А если б каждый командующий постоянно получал не просто разведдонесения, но и выводы из них, трезвую оценку военной ситуации, обобщение фактов, это повышало бы боеготовность... Месяц назад ходил я со своими размышлениями в один кабинет... Дали понять, что Иосиф Виссарионович войны не хочет, стало быть, надо думать о том, как ее избежать, а не взвинчивать ему нервы всевозможными сведениями и догадками о намерениях Германии. Словом, намекнули, что я догматик старой школы, и посоветовали хранить свои мысли при себе... Но я не стал их хранить. Изложил на бумаге и послал лично Сталину.

- Ох, молодец вы, Нил Игнатович! - с радостным удивлением воскликнул Чумаков. - Ну и как? Ответа нет?

- Был ответ... Позвонил мне домой Поскребышев, сказал, что Иосиф Виссарионович хочет поговорить со мной. Когда моя Софья ответила, что я в госпитале, велел кланяться и передал благодарность товарища Сталина за письмо. Просил позвонить после выздоровления...

По шелохнувшейся занавеске на распахнутом окне и по тому, что от дуновения воздуха острее запахло лекарствами, Федор Ксенофонтович понял, что кто-то приоткрыл дверь в палату. Оглянулся и увидел немолодую высокую няню в белом халате. Она сделала ему требовательный знак, что пора заканчивать свидание. Но Нил Игнатович, смежив веки, продолжал говорить: