Воин жив - Страница 38
Но дождь лишь усилился; теперь он почти слепил Джейсона.
– Вон там, впереди! – сквозь раскаты грома прокричал Брен – и действительно, Джейсон разглядел впереди вывеску постоялого двора: мотающийся в ночи под ветром серебристый гриб.
Через дорогу и чуть впереди им кивала коровья голова – вывеска еще одной гостиницы. Но «Серебряный гриб» был ближе, так что Брен Адахан спешился у его дверей и принялся привязывать повод своего коня к коновязи.
В мгновение ока Джейсон и Дарайн оказались рядом с ним, и все трое взошли по ступенькам на крытое крыльцо – подальше от дождя.
Джейсон мечтал выбраться из-под дождя, но сейчас особой разницы не почувствовал: было по-прежнему мокро, знобко и мерзко.
Дверь была заперта. Дарайн взялся за бронзовый молоток в форме козьей головы и постучал – дважды.
Никакого ответа – но из-за закрытых ставен сочился теплый свет, и Джейсону примерещился запах горячего супа. Он попробовал отогнать видение – но рот его наполнился слюной.
Дверь приоткрылась; в проеме стоял рыжебородый толстяк в фартуке, высокогорлой полотняной тунике и широких штанах. Прежде чем заговорить, он смерил их долгим внимательным взглядом.
– В «Серебряном грибе» мест нет, – сказал он наконец. – Ступайте в «Воловью голову» – она тут же, чуть дальше.
Брен Адахан повернулся, чтобы уйти. Внутри зашептались.
– Их трое, но высокий – толстяк. А если один из них гном, это самый большой гном, какого я когда-либо видел.
– Лучше посмотрим. На всех троих.
– Погодите минутку. – Хозяин распахнул дверь и поманил их внутрь, приговаривая: – Парня трясет. Зайдите хоть выпить по кружке грога. Я не хочу, чтоб про «Гриб» думали плохо.
Они зашли. Сени гостиницы были грязными, скупо освещенными масляной лампой. На полу стояли решетки – счищать с сапог первую грязь; травяные коврики должны были стереть остальное.
Джейсон дрожал; с него потоками стекала вода. Брен Адахан, прислонясь к стене, сильными ритмичными ударами стряхивал воду со своей слипшейся в единый ком одежды.
И лишь Дарайн будто совсем не замечал, что промок насквозь. Молча, безразлично он счищал с сапог налипшую грязь – и более всего в этот момент походил на выловленный из реки труп.
Из внутренних дверей быстро вышли двое – один с двумя парами дымящихся серебряных кружек, другой – высокий, гибкий блондин – только с одной кружкой. Очевидно, своей.
Первый выглядел карикатурой на работорговца: мрачный, заросший щетиной тип, на одном боку за поясом – плеть, на другом – кинжал, причем толстое брюхо грозило вот-вот выдавить из-за кушака и то, и другое.
Другой, тонкий в кости, почти на полголовы выше Джейсона, сперва одарил его и Дарайна мягкой улыбкой и лишь потом повернулся к Адахану.
– Меня зовут Лаэран, – произнес он, выдержав паузу. Он был изящен и франтоват – от серебряной застежки короткого плаща до острых носов начищенных до блеска сапожек. У пояса покачивалась тонкая рапира – но, хоть ножны ее и были украшены перламутром и серебром, гарду и рукоять обвивали бечевка и медь. Оружие, которым пользуются, а не просто щеголяют.
Когда Лаэран поставил на столик свою кружку и подвинул гостям три другие, Джейсон убрал руку с рукояти меча.
– Б-благ-годарю, – выбивая зубами дробь, сказал Брен Адахан. Стянув кожаные перчатки, он взял горячее, явно с пряностями, вино и начал поднимать кружку ко рту…
– Нет, господин Хофна, – сказал Джейсон. – Дарайн! Перемешай вино, будь так добр.
Дарайн без звука отобрал у Лаэрана кружку, подошел к столику, разлил вино из Лаэрановой кружки в другие, потом налил из них обратно в нее. Не прошло и минуты, как кружка вернулась к Лаэрану.
Работорговец улыбнулся, но принял ее и выпил.
– Лаэран желает вам удачи, – проговорил он. – Хотя ваши предосторожности напрасны. – Он склонил голову к плечу, словно ведя ленивую беседу. – Здесь гильдия никого не опаивает и не травит.
– Дарайн желает удачи тебе, – произнес великан. – Хотя я предпочитаю полагаться на себя. Очень извиняюсь – но меня и Тарена наняли охранять этого вот купца. Мы просто выполняем свою работу. – Он принял кружку у Лаэрана и сделал глоток.
– Я так и понял.
– Тарен тоже желает тебе удачи. – Джейсон, качнув кружкой, осушил ее.
– Что ты творишь? – прошипел Брен Адахан, когда они снова оказались на улице под дождем. – Если думал, что в вино что-то подмешали или отравили…
– … тогда я вообще не стал бы пить, – перебил его Джейсон. На этот счет он как раз совершенно не волновался: местные не позволили бы рабовладельцам вот так запросто травить и опаивать проезжающих. Тот случай, когда опоили дядю Чака, был делом особым: его и еще нескольких наемников обманом выманили из Пандатавэя, а уж потом опоили, заковали и продали. – Я просто не хотел, чтобы нас сочли слишком уж легковерными. Они тут и без того подозрительны; это их подозрительность только бы подогрело.
Дарайн медленно, с трудом наклонил голову.
– Ты поступил верно.
Все трое с большими кружками горячего чая расселись на полу перед пылающим камином.
Джейсон поднял руку и пощупал волосы. Чуть влажные. Наконец-то он обсыхал. Как же приятно стать сухим – пусть себе и ненадолго!
Комнатушка в «Воловьей голове» была сырой и холодной, воздух в ней – дымным, от матрасов несло прелой соломой, и в них обитала всяческая живность… зато огонь был жарким, а чай – горячим. Пах он в основном лавром, хотя Джейсон уловил привкусы и корицы, и мяты. Меда вот многовато… однако кто станет жаловаться на это в холодную мокрую ночь?
Больше же всего юношу порадовало, что при комнате есть ванна – похожая на котел бадья, подвешенная над железной печкой. Выкупаться в горячей воде – это прекрасно!
Некогда гостиница эта была куда более изысканной – правда, наверное, очень давно. Резные деревянные столбы по углам комнаты изображали взобравшихся друг другу на плечи гномов. Под покрывающим стены налетом Джейсон разглядел остатки древних мозаик с изображением резвящихся на зеленой лесной лужайке оленей.
Большой камин, устроенный против застекленной балконной двери, разгонял холод. В нем жарко пылали дрова. Справа от камина, на прутьях железной сушки, была разложена их одежда – не только промокшая под дождем, но и отсыревшая в вещмешках. Джейсон смотрел, как от его волглого жилета поднимаются струйки пара.
На горячей плите у огня лежал плоский железный брусок, а на плетеном травяном коврике – обожженная, окованная железом дубовая доска, но никто из троих не воспользовался ими – ни чтобы поскорей высушить одежду, ни чтобы разгладить ее.
Одежда могла подождать. Оружие все было цело – но промокло насквозь. Хорошо, если они успеют закончить с ним хотя бы к полуночи.
Дарайн выглядел сейчас не столько грозно, сколько глупо: он сидел на ковре, завернувшись – наподобие саронга – в шерстяное одеяло, и трудился над лежащей на коленях гладкостволкой. Его крупные руки крепко, но осторожно водили по ружью мягкими тряпицами, волосы закрыли лицо, на груди и животе выступил пот, тело покраснело от близости очага. Рядом с ним, на ковре, стояла зеленая бутыль с оливковым маслом. На Салкете, где оливковые рощи росли повсюду, оно было традиционно хорошим – и самым дешевым.
Джейсон закончил смазывать свои револьверы – теперь они были в полном порядке. Но патроны, лежащие на одеяле, как осыпавшиеся желуди, внушали ему опасения. Ни пулям, ни медной оболочке вода не повредила, да и запалы были сухими – подозрения вызывал порох.
Вспыхнет ли он? В этом стоило убедиться.
Из рабочего мешочка, что лежал между ним и Бреном, юноша вынул плоскогубцы и, зажав конец патрона в тисочках, аккуратно вытащил из него пулю и высыпал порох на истертые доски пола.
Он почти ничем не отличался от обычного приютского пороха – разве что был мельче. Тонкая черная пыль. Совершенно сухая на вид.
Взяв кремень и – с одеяла – только что смазанный нож, Джейсон провел кремнем по лезвию. Нож был смазан на совесть: чтобы высечь искру, понадобилось три удара.