Воин-Врач II (СИ) - Страница 32
Ода сперва среагировала на тембр, приоткрыла губы и потянулась было через стол. А потом до неё дошёл и смысл. Но владела собой гостья великолепно. Наверное, именно из таких потом, к моему времени, и селекционировались агенты Абвера и БНД*.
* БНД, федеральная разведывательная служба Германии (нем. Bundesnachrichtendienst, BND) — служба внешней разведки Германии.
— А ты интересный… собеседник, — рука, потянувшаяся было через стол, изменила траекторию и легла на высокую грудь. — Ты, наверное, очень хорош в… хм… шахматах.
Вот дались им всем эти шахматы! Я фыркнул внутри, не выдержав, и князь, кажется, едва не повторил то же самое снаружи.
— Я, Ода, очень много в чём хорош, точно тебе говорю. Например, я люблю свою жену и не терплю предателей. Тех, кто играет за моих врагов, я тоже не терплю. Поэтому они все очень быстро заканчиваются, — эти пошлые ужимки начинали выводить Чародея из себя.
— Да? А как тогда ты объяснишь своему дядюшке, что взял меня силой, когда я обсуждала с тобой мирные торговые дела? — нарисованная бровь поднялась вверх, собрав высокий лоб в некрасивую гармошку, выдавшую истинный возраст немки.
Она рванула на груди платье, с которого посыпался с щелкающим звуком на плахи пола жемчуг, и заорала истошно:
— Нет, нет, отпусти меня! Убери свои руки!
Всеслав даже опешил. Вот такого поворота событий он не ожидал совершенно точно.
А следом за ним опешила и Ода. Когда с одной стороны из сплошной, кажется, стены, вышла Дарёна, и глаза её были страшными. А с другой стороны в открывшуюся беззвучно дверь, пока немка хлопала ртом, как выброшенная на берег рыба, пытаясь собрать на довольно дряблой конопатой груди тряпки, одновременно вполне логично и обоснованно отползая от жены Всеслава, вошли патриарх, дедко Яр и ещё два каких-то пожилых, но очень представительных гражданина. Один был в рясе, второй в кольчуге.
Дарёна преодолела те три-четыре шага до Оды без звука и, кажется, не касаясь пола ногами. Плыла, как чёрно-багровая туча, поблёскивая небесным святым огнём из-под ресниц и нахмуренных бровей. Я даже напугался: с таким лицом убить человека — как нечего делать. Названные, нежданные, но, не отнять, очень своевременные гости-свидетели, кажется, чувствовали то же самое. Отец Иван успел только ладонь поднять в останавливающем жесте. Больше ничего не успел.
Воеводина дочь оказалась рядом с немецкой принцессой. Чисто визуально, у будущего абвера-вермахта не было ни единого шанса. Немка хрипло взвизгнула и прижала ладони к лицу, опасаясь, наверное, что жена вождя русов вцепится ей в щёки и глаза когтями. Но ласточка-ладушка, Дара-Дарёна, Солнцем озарёна, положила блондинке левую руку на затылок и начала методично, прямо сквозь прижатые ладони, рихтовать нос, видимо, ей тоже показавшийся длинноватым. Об столешницу. С маху. Да приговаривая.
Я едва было не смутился. За долгую жизнь довелось повидать и наслушаться всякого, но когда молодая красавица рычит сквозь зубы такие слова — как-то не по себе, честно скажу. Даже Всеслав удивился, хоть и не терминологии. Он-то и пояснил логично, что детство в гарнизоне-детинце не исключало знакомства с активной лексикой. И что в этом времени многие вещи просто и привычно называли своими именами. И если баба ведёт себя так — то и звать её по-другому смысла нет. Память его, открытая передо мной, это лишь подтвердила. Это в европах в толерантном будущем незаконнорожденных называли красиво, бастардами и байстрюками. В Русской Правде под редакцией Ярослава Мудрого для них было вполне определённое слово, без романтики и возможности двойных толкований.
На третьем прилёте принцессы об стол произошёл конфуз. Белокурые локоны черниговской фрау остались в руке русской княгини, что замерла, прервав от неожиданности косметологические процедуры. Под париком у немки оказались свои жидкие прядки серо-мышиного цвета, явно грязного и сального вида. Ну да, в поездке бань не предусматривалось, видимо.
На лице Дарёнки хищную воинственность сменила растерянность, какая-то даже чуть детская.
— Это чего? — голос её прозвучал с удивлением и некоторой обидой. А я вспомнил, где видел похожую ситуацию. В старом хорошем фильме. Где Надюха, точно также, будучи в своём праве, вырвала шиньон Раисе Захаровне.
— Брось гадость. Вшей ещё нахватаешь, — отозвался князь, медленно приходя в себя.
Жена отшвырнула фальшивую причёску мгновенно, а ладонью потрясла брезгливо, как кошка лапой, и вытерла её об оставшийся бархат на плече гостьи. Что сидела без намёка на движение.
— Дара! Встань рядом, — к Чародею будто вернулось понимание, а с ним и контроль над ситуацией. Голос звучал глухо, но твёрдо. Жена плавно и грациозно обошла стол, став за князем слева и сложив руки ему на плечо. Наверняка с милым выражением лица пай-девочки, это она отлично умела. А Всеслав не удержался и продолжил:
— А то набежит ещё охрана тёткина, придётся тебе и их мордами по́ столу возить. Не надо, милая, пожалей стол, он не виноват.
За спинами вошедших раздался сдавленный хрипло-каркающий смех. Ну конечно, старый нетопырь не простил бы себе, пропусти он такое веселье. Чародей же тем самым ровным и спокойным тоном говорил дальше, переведя взгляд с крупно дрожавшей немки на патриарха:
— Доброго вечера, отче. Рад тебе несказанно, очень ко времени привёл тебя Господь в дом мой. Родственница дальняя, вишь, приехала, да, боюсь, бесы вселились в неё. Понять вот не могу — сразу на костёр тащить, или отмолить попробуешь?
Ода заскулила что-то по-немецки, и, кажется, только сейчас заметила, что сидит в платье, у которого стан разорван почти до пупа, без причёски и размазывая кровавые сопли.
— Что за мужи с тобой, святейший патриарх Всея Руси? — и Всеслав, не сводя глаз с Ивана чуть опустил голову, будто передавая мяч или микрофон. К чести священника, в игру тот включился мгновенно.
— Это, княже, товарищ мой старинный, во святом крещении наречён Неофитом, епископ Черниговской и Рязанской епархии. Мы с ним в одном монастыре подвизались у ромеев, и до тех пор встречались… много раз, — со значением ответил Иван.
— Рад знакомству, отче Неофит, пусть и обстоятельства довольно скорбные да тяжкие, видишь, способствуют ему, — по-церковному размеренно поприветствовал ещё одного светлого старца с тёмным прошлым Чародей. — Много земли в епархии твоей, много паствы, братии… Отчего бы, отче Иван, не переверстать епархию в митрополию? Если будущий владыка Неофит не против.
Не иначе, день такой был сегодня: правильные решения приходили одно за другим. В глазах епископа загорелся огонёк понимания и интереса, а патриарх и вовсе довольно глаза прикрыл, будто получил долгожданный подарок.
— Истинно говоришь, княже. Обсудим непременно с владыкой во благовремение, — и они оба важно склонили головы.
«Не политика у нас, а балаган какой-то, друже!» — не выдержав, подумал я. «За столом сидит, размазывая кровавые сопли, полуголая княгиня, императорская кузина, мордой по́ столу приложенная супружницей твоей дорогой, а ты тут митрополиями бросаешься».
«Сам же говорил, Врач, что дело у нас шибко важное и шибко сложное, и использовать нужно любой случай, удобный он или неудобный» — подумал в ответ Всеслав. «А Дарёнушка и вправду молодцом выступила, нарочно так не придумаешь! Эта выдра приехала мужика во блуде и насилии обвинить, а сама от жены его отхватила, да прилюдно, да голой руки, без железа, без дерева. Порожняком скаталась в такую даль по морозу, моль конопатая!».
— А кто второй гость, отче? — поинтересовался князь вслух.
— Боярин черниговский Радомир, что молодую жену Святослава в пути сопровождал людно, конно и оружно, — так же степенно представил коренастого пожилого воина патриарх. По лицу боярина гуляли желваки, да так, что борода ходила ходуном. Видимо, подобного от княгини он не ожидал.