Воин - Страница 16
— Я ненавижу тех, кто ненавидит Моисея. Ненавидеть Божьего пророка значит ненавидеть Самого Бога. Я ненавижу их так же сильно, как люблю Бога!
— Брат…
— Это мучает меня, — гневно воскликнул Халев. — Мы были так близко. Так близко к этой земле! Но из-за их неверия мы потеряли все. И сейчас ты и я должны ждать сорок лет, чтобы войти в землю, которую Господь уже отдал нам… Сорок лет, Иисус Навин! Мои дети вынуждены мучиться в пустыне из-за них. Наши жены умрут и не увидят того, что мы видели. — Он схватил Иисуса Навина за край хитона. — В твоих глазах я вижу то же самое, мой друг.
— Меня это тоже мучает. Съедает изнутри. Что нам с этим делать?
Он схватил обеими руками хитон Иисуса Навина около его сердца.
— Возвращаться. — Закрыв глаза, он заговорил тихо, но с болью и отчаянием. — Вернемся туда, где мы радовались, что Господь наш Избавитель. Вернемся к Красному морю и начнем все заново.
«И сохрани нас, Боже, от неверия, помоги нам верить на этот раз».
Глава третья
Не прошло и дня с тех пор, как народ отправился к Красному морю, но уже возник новый бунт. На этот раз взбунтовался Корей из племени Левия: он обвинил Моисея в смерти тех, кто пошел завоевывать Обетованную землю. Кроме того, зачинщик бунта посмеялся над Аароном как первосвященником, призывая других делать то же. На его сторону встало еще двести пятьдесят левитов, решивших взять в свои руки поклонение Богу. Тогда Моисей повелел, чтобы следующим утром они встали у входа в свои шатры. В руках у каждого должна была быть кадильница с горящими благовониями. И пусть решает Господь.
Следующим утром Корей и его сообщники умерли страшной смертью — их поразил огонь, пришедший из Святое Святых. И земля, неожиданно открывшись с ревом и грохотом, поглотила их близких и имущество. Падая вниз, в открытую пропасть преисподней, люди в ужасе кричали; трещина же, проглотив их, быстро захлопнулась, будто львиная пасть.
Но даже этого оказалось недостаточно, чтобы положить конец упрямству сердец, затвердевших и превратившихся в камень под жарким солнцем нечестивых богов Египта.
— Не приближайтесь к людям, — сказал Халев своим женам и детям, не разрешая им выходить из шатра. — Вас там не должно быть. — Он чувствовал, как вокруг назревал новый мятеж, даже в колене Иуды. Всю ночь люди что-то выкрикивали, недовольно вопили и жаловались.
— Я не могу больше это слышать! — Ефрафа закрыла уши руками.
Люди снова взбунтовались. На этот раз они обвинили Моисея в убийстве Божьего народа. Едва это началось, как явилась слава Господня, и в народе началось поражение. Мужчины и женщины, поносившие Бога и Его пророка, падали замертво там же, где стояли. Их были десятки, сотни, тысячи, тысячи тысяч. Бунтари не могли убежать или скрыться, потому что Бог знал каждого, и смерть настигала их повсюду. Моисей воззвал к Богу о милости и послал Аарона зажечь благовония для искупления народа. Сделав это, первосвященник побежал в гущу толпы и встал между живыми и мертвыми.
Только теперь люди, наконец, замолчали, боясь, чтобы их не постигла новая кара. Слишком поздно они вспомнили, что Господь сделал в Египте. Если бы не Моисей и Аарон, погибли бы все до одного.
Халев вышел из своего укрытия, чтобы помочь вынести мертвых из лагеря Иуды. Он знал, что это еще не конец.
— Я вижу это в их глазах, — сказал он.
Ефрафа обняла его в темноте шатра.
— Что ты видишь, моя любовь? — спросила она, когда его рука сжалась вокруг нее.
— Гнев. Но не против тех, кто восставал против Господа, а против самого Бога — из-за того, что Он не изменяет Своему Слову. — Как будто в их жилах все еще текут грязные воды Нила.
Включая его самого. Халев знал, что грех живет в нем. Он успел полюбить этих людей, ставших его братьями. Он любил их и все же ненавидел. Когда он слышал, что кто-нибудь поблизости возмущался или жаловался, он был готов убить этого человека. В нем поднималась ярость и жажда мести.
«Мое сердце во мне, как бушующее море, Господь. Ты мой Бог! Пусть ничего не стоит между Тобой и мной. Гнев пытается проникнуть в мое сердце и завладеть мной. И я должен сражаться с этим грехом. О, Боже, как мне бороться с этим огнем в моей крови? Ведь из-за того, что они не верили Тебе, я и мои сыновья не вошли в Ханаан. Помоги мне не питать ненависти к этим людям. Помоги мне твердо держаться Твоего Слова и выполнять все Твои законы, понимаю я их или нет».
И все же недовольство не покидало стан, хотя теперь оно было не на поверхности. Подобно подводному течению реки, оно затягивало в свою струю новые и новые души, лишая веры, в Божьи обетования.
Склонив голову, Халев схватился за мотыгу, которую использовал для рытья могил. Он долго сжимал ее, пока у него не заболели пальцы.
«Помоги мне, Господь. О, Боже, помоги мне не поддаваться гневу».
*
Народ израильский последовал за Господом и Моисеем обратно к Красному морю, и начались их долгие странствования. Никто не знал, как долго придется пробыть на одном месте. Халев наблюдал за облаком, и когда оно поднималось, он и его семья делали то же.
— Вставайте, — говорил он. — Господь идет дальше. Поднимайтесь!
Иериофа родила еще одного сына. Халев назвал его так же, как и то место, где Господь позволил им остановиться. Когда Ефрафа родила сына, Халев поднял его на руках перед облаком Господним.
— Его имя Ор.
Есром стоял рядом, опираясь на свой посох.
— Еще одно имя не из нашего рода. — Ему было нелегко нести свои годы, а горе по утраченным сыновьям наполнило его горечью и злобой.
Но Халев не ослабел.
— Ор и Ларон держали руки Моисея, пока Иисус Навин сражался против амаликитян. Так и мой сын будет поддерживать тех, кто избран Богом вести Его народ. — Он держал младенца у своего сердца. — Мои сыновья будут выбирать честь вместо позора.
— Пусть они растут сильными в вере, как ты, но пусть у них будет сострадание Моисея. — И старец ушел.
Халев старался держать сыновей поближе к себе, даже среди колена Иуды: он не хотел, чтобы они общались с теми, кто все еще с тоской вспоминал Египет.
К нему подошел Завдий.
— Ты нужен нам на совете старейшин.
— Для чего? — Раньше они его никогда не слушали.
— Все твои враги умерли, мой друг, многие во время последней кары.
Халев поднял голову.
— И я должен оплакивать их?
— Ты слышал их крики так же, как и я. В тот день я потерял сыновей. Тебе не жаль меня и тех, кто умерли из-за гнева Господня?
— Они умерли из-за собственного неверия.
— Их мечты слишком долго не сбывались.
Даже Завдий был слеп.
— Это не было мечтой! Земля была перед нами, как обещал Господь. Она была приготовлена для нас, уже созрела, как тот спелый виноград и гранаты, которые мы принесли. Надо было просто пойти и взять. Но страх ожесточил ваши сердца против Господа.
— Мои сыновья, мои сыновья… Остался только Хармий с сыном.
Халев увидел в глазах старца мольбу о сочувствии, но не поддался.
— Это опять неверие, Завдий. Вы ищете оправдания богохульникам. Вы слышали Закон. Возлюби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всеми силами твоими. А ты и другие все еще держитесь за плоть и кровь.
— Ты так обижен на нас?
— Мне обидно за эти потерянные годы.
Завдий посмотрел на мальчиков, игравших неподалеку. Его губы сжались.
— Но ты-то войдешь туда, куда нам дорога закрыта.
— Да, войду. Когда мне будет восемьдесят. Когда моим только что родившимся сыновьям будет столько же, сколько мне сейчас. А Меша и Мареша будут намного старше!
Завдий опустил голову.
Халев повернулся, чтобы уйти, но Завдий схватил его за руку.
— Ты нужен нам. — Он поднял голову, в его глазах были слезы. — Мои внуки нуждаются в тебе.
Халев пошел на собрание старейшин.