Военные приключения. Выпуск 5 - Страница 19

Вполуха слушая обычную, давно отработанную, а потому очень скучную нахрапистую болтовню, Верещагин изучал Волкова, думая об одном: мог ли он настолько хладнокровно застрелить Шелихова, а если мог — то откуда у него появился «вальтер», из которого более сорока лет назад был убит Комов?

— Ну хватит, Павел Викторович, — оборвал его Верещагин. — Давайте-ка по существу. Я — старший следователь краевой прокуратуры Петр Васильевич Верещагин.

— Вот как! — вскинул глаза Волков. — А я-то думаю: то один мытарил, про пистолет какой-то выспрашивал, теперь другой… — И тут же, словно нервы его более пяти минут не могли выдерживать спокойного тона, взвился со стула, и без того неприятно-жесткое лицо стало откровенно злобным: — Да пошли вы все…

— Тише, тише, — осадил его Верещагин.

— Тише, говоришь, — сузил глаза Волков. — Да какое «тише», когда вы мне откровенную липу шьете. Ствол я, видите ли, с собой таскал. Да не видел, понимаешь ты, в глаза не видел никакого ствола! И тот, кто мне в карман его сунул, тот пускай и отбрехивается. А то ишь ты, тише, — с клокочущим хрипом выдавил он.

«А если действительно он тут ни при чем?» — невольно подумал Верещагин и откровенно внимательно посмотрел на сникшего Волкова. Тот почувствовал взгляд, как-то по своему расценил его и уже более миролюбиво сказал:

— Думаете, не знаю, гражданин следователь, что за хранение ствола полагается? В том-то и дело, что знаю. А тут, — с неподдельным отчаянием махнул он рукой, — сидел еще…

— Это верно, — согласился с ним Верещагин. — Однако здесь не о простом хранении оружия речь идет…

— А чего еще? — вскинулся Волчара, и опять откровенно злобный взгляд уперся в Верещагина.

— Об этом потом, а сейчас ответьте-ка мне на один вопрос: где вы находились в тот вечер, когда был убит Артем Шелихов?

— Это что, тот парень из поселка?

— Он самый.

— Как «где»? — удивился Волков. — Дома, конечно.

— Вот как? — не менее его удивился следователь. — А откуда вы знаете, в какой именно день он был убит?

— Ой, начальник… — отмахнулся руками Волков, — только не смеши меня да на пушку дешевую не бери. Об этом весь поселок талдычит. Так-то вот. — Он усмехнулся, поудобнее сел на стул, как вдруг его лицо стало меняться. Оно как-то округлилось, потом вытянулось, под щетиной выступила краснота, нервным тиком дернулось веко, в глазах появился неподдельный испуг. — А что… — на выдохе спросил он, — из этого ствола… того парня?

Минуты две стояла напряженная, страхом пронизанная тишина. И все это время неподвижные зрачки Волкова вопросительно сверлили следователя. Наконец Верещагин достал заключение дактилоскопической экспертизы, пододвинул его Волкову.

— Читайте.

Несмотря на огромную выдержку, тот трясущимися, руками взял подколотые листы, и было видно, как зрачки его бегают по отпечатанным на машинке строчкам.

— Ну?.. — уставился он на следователя, дочитав заключение до конца. — А я-то тут при чем? Я же говорил, что козел этот, Степан, мог его мне подсунуть.

— А теперь прочтите еще одно, — не обращая внимания на его слова, сказал Верещагин и протянул заключение сравнительной баллистической экспертизы.

И чем дальше читал это заключение Волков, тем более Верещагин убеждался, что стрелял не он и то, что один убит, а второй тяжело ранен именно из изъятого у него пистолета, — узнал только сейчас. Лицо Волкова как-то сразу одрябло, потеряло жесткость, на лбу выступила испарина. Какие-то строчки он перечитывал дважды, видимо, не понимая их смысла, а когда наконец-то дочитал до конца, безвольно опустил голову, вздрагивающей рукой положил протокол экспертизы на краешек стола.

Молчал и Верещагин.

Казалось, прошла целая вечность, когда Волков чуть приподнял подбородок, выдавил из себя глухо:

— С-сука…

— Это вы ко мне? — поинтересовался Верещагин.

Волков вскинул на следователя глаза, пробормотал:

— Что ж я, самому себе враг? К нему, — кивнул он в сторону окна. — К Степану, козлу вонючему…

— С какой целью вы приехали в город? — спросил Верещагин.

— Чего? — словно не понимая, о чем спрашивает следователь, переспросил Волков и тут же поправился: — С целью какой? Так ведь к Степану. Мы ж кореша старые. В общем, в колонии срок тянули. В одном отряде были. Баланду, как говорится, из одной плошки хлебали. М-да, — протянул он и, видимо отходя от первого шока, более спокойно посмотрел на Верещагина. — И вот… дохлебалися. Он как-то прибежал ко мне, рожа вся опухшая, с похмелья, ну и говорит: «Выручай! Схрончик с рыбой шуряк накрыл. Сваливать надо, а деньжат нет. Выручи, скоро отдам». А я как раз подкопил малость, мотоцикл хотел купить. В общем, выручил. А тут на днях от него весточка пришла. Приезжай, мол, в город по такому-то адресу, должок верну. Сам-то он не мог в поселок сунуться, коль за ним дело такое. Это ж надо… Шуряка собственного из-за поганой рыбы шлепнуть.

Волков замолчал, облизал пересохшие губы, поискал было глазами графин с водой, но, не найдя, тяжело вздохнул.

— Вот я и привалил к нему. Сунулся, а он у шлюхи какой-то обретается. Ну, поддали малость. Она, смотрю, ко мне клеится, а он то ли приревновал, а может, специально для этой цели к себе заманил… Ну, когда я отвернулся — он меня бутылкой по черепу. В общем, когда в ментовке, извините, в отделении пришел в себя, мне какой-то пистолет суют и говорят: «Признавайся, откуда у тебя это?» Я обалдел, гражданин следователь. Да и как я признаюсь, если впервые вижу! — вскинул руки Волков.

Верещагин внимательно слушал задержанного, пытаясь на интонации и полутонах отличить ложь от правды. Все было вроде бы гладким у Волкова, и только когда он вскинул руки, они опять были такими же уверенными, как полчаса назад.

Перед тем как уезжать в Кедровое, Верещагин зашел в больницу, где лежал Кравцов. Приняла его лечащий врач Игоря, немолодая уже женщина с подкрашенными волосами, и, узнав, что он пришел справиться насчет москвича, улыбнулась мягко:

— Первый раз встречаюсь с таким популярным больным. Собкор их газеты чуть ли не каждый день навещает.

Она кивнула на кресло-«ракушку», приглашая Верещагина садиться, достала из стола пачку сигарет, протянула гостю.

— Что, не курите? — удивилась она. — Обычно ваш брат следователь…

Верещагин ухмыльнулся. Понравилась ему эта женщина. Чем? Не понял еще. Но, видимо, такие же вот профессионалы вытащили и его из реанимационной, когда он лежал в госпитале на грани жизни и смерти.

— Раньше-то курил, — признался он. — А вот после ранения…

Врач удивленно вскинула подведенные брови и даже красивую элегантную зажигалку, видимо чей-то подарок, забыла потушить.

— Да легкое, понимаете ли, прострелено. На границе еще. Вот врачи и отсоветовали. Если, говорят, жить, конечно, хочешь.

— Лихо, — покрутила головой врач. — В ваши-то годы… Знаете, тогда и я вам не советую. Сама понимаю, дрянная привычка, а поделать с собой ничего не могу. Насмотришься на страдания, так не то что закуришь — запьешь. Отделение-то наше — архисложное, порой уже перешагнувших линию бытия к нам доставляют, вот в не всегда удается…

Она глубоко затянулась, сунула зажигалку в накладной кармашек, на котором синими нитками было вышито: Мезенцева Л. М.

— В общем, сами понимаете, — чуть грубовато добавила она. — А насчет Кравцова… Одно могу сказать точно: от смерти спасли. Организм у парня сильный — выдюжил. А вот насчет того, чтобы переговорить а ним… — Она задумалась, стряхнула пепел в керамическую плошку. — Видите ли, пулей задеты кое-какие нервы, так что, дорогой мой, будем стараться.

— И все-таки: говорить он скоро начнет?

— Не знаю, — откровенно призналась Мезенцева. — Делаем все возможное. К нему мать прилетела — днюет и кочует в палате. Так что, сами понимаете, и уход за больным, и забота. Кстати, хотите с ней поговорить? — неожиданно предложила она.

Первое, на что обратил внимание Верещагин, когда Мезенцева представила его невысокой миловидной женщине, — это уставшие от бессонных ночей глаза, которые темнели на открытом лице.