Военмех – несекретно - Страница 11

Вначале молодой преподаватель с кафедры металловедения познакомил нас с процессом ковки металлических деталей, оборудованием, на котором все это делается, а затем два кузнеца продемонстрировали этот процесс. Труд кузнеца в России всегда был почетным делом, но на крупных заводах в кузнечных цехах это были обычные рабочие, такие как токари, слесари и фрезеровщики.

Потом нам показали литейный участок, где для получения жидкого металла использовалась настоящая вагранка, и мы собственноручно приготовили опоки – формы, в которые он заливался. Я убедился в том, что будущему инженеру оборонной промышленности знание таких технологий необходимо.

Очередной звонок позвал в ничем не примечательную небольшую аудиторию на занятия иностранным языком. В техникуме я изучал немецкий, полагая, что в институте продолжу им заниматься. Однако когда я приветствовал вошедшую преподавательницу словами: «Guten Taq», в ответ я услышал: «Good afternoon!» К моему удивлению, мне поменяли язык на английский и включили в подгруппу начинающих.

Иностранный язык в Военмехе изучали в подгруппах, чтобы уделить больше внимания каждому студенту. Преподавателем в моей подгруппе оказалась Вера Алексеевна Фиделина. Интеллигентная, обаятельная, с какой-то искоркой в глазах, излучающая теплую энергетику. Она сразу заняла в моем сердце то место, где я берегу образы особо уважаемых людей.

Вера Алексеевна рассказала о том, как будут организованы наши занятия. Она же будет вести с нами уроки по грамматике английского языка и практикум, на котором мы будем представлять наши переводы иностранных статей по будущей ракетной специальности, называемые среди студентов «тысячами». Тысячи знаков текста, который мы должны были представить преподавателю в установленные сроки. О, эти знаки! До сих пор воспоминания о них, как о зубной боли. В конце каждого учебного года в экзаменационную сессию включались экзамены по иностранному языку, которые, наряду с Верой Алексеевной, принимали и старшие педагоги.

Еще один предмет, с которым не приходилось иметь дело в техникуме, назывался «Начертательная геометрия». Н. Тьпценко, – такая фамилия преподавателя была проставлена в расписании напротив этого предмета. Занятия проводились на кафедре графики, которая располагалась на четвертом этаже главного корпуса института. Большая светлая комната с многочисленными чертежными столами вместо парт, на некоторых из них лежали рейсшины.

На столах, расположенных вдоль боковых стен аудитории, были расставлены различные узлы, детали, корпуса многочисленных механизмов. Лектор, по-видимому, в прошлом работник конструкторского бюро, сообщил нам, что начертательная геометрия является ядром теории графических отображений, то есть лежит в основе процесса создания чертежной документации. Чертеж, по его мнению, это тот завершающий документ, в котором, в конечном счете, находит воплощение технический замысел конструктора, проверенный многочисленными расчетами инженера-проектировщика, возможно испытанный на моделях или по узлам инженерами-экс-периментаторами.

– Законченный чертеж, – говорил лектор, – обретает силу закона только после его визирования исполнителями, утверждения главным конструктором или начальниками отделов и групп, уполномоченных на это главным специалистом.

Лектор сказал нам, что на предстоящих занятиях мы ознакомимся с ортогональными проекциями точки, прямой, плоскости, взаимным расположением прямой и плоскости и рассмотрим относительное положение параллельных и взаимно-перпендикулярных плоскостей.

– Если вы обратите внимание на внешние поверхности современного легкового автомобиля, самолета, ракеты и других машин, то на них крайне трудно будет найти плоские поверхности, подавляющее число поверхностей будут кривыми, – продолжал преподаватель. – Поэтому одним из разделов курса начертательной геометрии будет изучение кривых поверхностей, способов их задания на чертежных документах.

Занятия по черчению и техническому рисованию проводились на кафедре графики. Поскольку в техникуме, где я учился до института, черчение преподавалось очень профессионально, этот предмет для меня оказался достаточно легким. Интересно было сопоставлять то, что я знал ранее, с тем, что нам преподавали в институте. Техническое рисование, так называемое скицирование, вообще не представляло труда, позволяло быстро и точно выполнять полученное задание. Основными инструментами для выполнения графических работ в то время были чертежная доска, рейсшина и готовальня. В институте не было организовано обеспечение чертежной бумагой – ватманом, поэтому приходилось приобретать ее в ближайших книжных магазинах. Вместе с ватманом покупались и карандаши для черчения, лучшие из них, я до сих пор помню, были фирмы «Кохинор».

И, конечно, дважды в неделю с нами проводились занятия в спортивных залах и на стадионе. Первая встреча с преподавателем физической культуры Петром Илларионовичем Антоником состоялась в большом спортивном зале в стенах института. Зал был построен уже после войны, и внутри было установлено сменное спортивное оборудование для игры в волейбол и баскетбол, закреплены шведские стенки. На входе по двум противоположным лестницам можно было подняться вверх на балкон, предназначенный для болельщиков.

Петр Илларионович произвел на нас приятное впечатление тем, что команды на построение и выполнение упражнений подавал негромко в уважительном тоне, да и вообще в нем ощущались большой опыт спортивного педагога и человека высокой культуры.

В комнате общежития, в которую меня определили, вскоре появились и соседи. Это были иногородние ребята из нашей группы. Сначала заселился Вадим Чистяков, а несколько позже Илья Довженко. Мы быстро привыкли друг к другу, и жизнь потекла своим чередом. Утром – подъем, зарядку никто не делал, мытье-бритье, чайник уже фыркал кипятком. Кружка чаю с бутербродом (заготавливались заранее и выставлялись за окно), и через 10–15 минут мы выходили на улицу. Последний из нас сдавал ключ от комнаты на вахту.

После завершения дневных занятий и обеда в столовой института иногородние студенты дружными рядами устремлялись обратно в общежитие. По пути следования была обязательная остановка в гастрономе «Стрела», где уже по сложившейся схеме покупались любимая ветчинно-рубленая колбаса или пачка сибирских пельменей, иногда сыр, городской батон (некоторые гурманы уносили с собой куриные полуфабрикаты или мясные порционные пакеты) – и путь до общежития продолжался.

Общежитие чем-то напоминало пчелиные соты, а по образу жизни студентов в нем – «броуновское движение», муравейник с постоянно движущимся населением до самого позднего часа. Слышались громкие голоса, разнообразная музыка (от Баха до Армстронга), а иногда и плач ребенка из женской половины этого большого дома.

В комнате, где мы жили, также существовал свой, в основном стихийный порядок обитания. Кто-то с детективом в руках лежал на своей кровати, другие могли вести довольно бурную дискуссию на тему роли русского народа в трудовых и военных подвигах и послевоенный восстановительный период, а то о четвертом снижении цен на продовольственные и хозяйственные товары. Дискуссии возникали даже по материалам статей, опубликованных в газете ЛВМИ «За инженерные кадры», которую можно было свободно взять со стола у проходной общежития. Вместе с тем, в наших конспектах уже лежали бланки с домашними заданиями и мы еще не забыли, что практически все лекторы предлагали нам внимательно изучать во второй половине дня конспекты лекций, прослушанных в дневное время в аудиториях. Стало понятно, что организовать самостоятельную работу в этих условиях крайне сложно, если вообще возможно.

Для администрации общежития проблема создания условий для самостоятельной работы студентов была далеко не новой, и выход из неё был найден – между пятым и шестым этажами в боковом корпусе работал академический зал. Почему академический, а не читальный? Читальный зал обычно открывается при библиотеках, а академический – значит зал для чисто теоретических занятий в области учебной или научной деятельности.