Водопад - Страница 10

Ребус щелчком отправил окурок на мостовую. Там, где они стояли, тротуар был выложен гладкими прямоугольными камнями – «шашками». Когда он впервые приехал в Эдинбург, то совершил непростительную ошибку, назвав их «брусчаткой», но какой-то местный житель тут же его поправил.

– Что ж, идем дальше, – сказал Ребус. – И если в следующей квартире нам предложат чаю, отказываться не будем.

Филлида Хейс кивнула. На вид ей было под сорок или немного за сорок. Темно-русые волосы доставали ей до плеч; округлое веснушчатое лицо, казалось, сохраняло детскую пухлость. Сегодня на ней был серый брючный костюм и изумрудно-зеленая блузка, заколотая у горла серебряной брошкой с кельтским орнаментом. Ребусу было очень легко представить, как на деревенской вечеринке она стремительно кружится в риле, сохраняя на лице ту же серьезную сосредоточенность, какая отличала ее в работе.

В цоколе, под большой квартирой, занимавшей первый этаж, помещалась «квартира садовника», в которую вело несколько наружных ступенек. Она называлась так потому, что ее жилец должен был ухаживать за садиком, располагавшимся позади дома. Да и каменные плиты перед фасадом были уставлены кадками с цветами. Из четырех цокольных окон два находились почти на уровне тротуара – там было что-то вроде полуподвала. Деревянные двери по обе стороны от квартирной, очевидно, вели в подвал. Несмотря на то, что их должны были проверить в прошлый приход, Ребус подергал ручки. Двери были заперты. Хейс сверилась со своими записями.

– До нас здесь побывали Грант Худ и Джордж Сильверс, – сообщила она.

– Но были ли двери тогда заперты? – спросил Ребус.

– Я им отпирала, – раздался рядом чей-то голос.

Ребус и Хейс повернулись и увидели пожилую женщину, стоящую в проеме квартирной двери.

– Дать вам ключи? – спросила она.

– Будьте так добры, мэм, – сказала Филлида Хейс.

Когда женщина повернулась, чтобы идти за ключами, Филлида подмигнула Ребусу и поднесла к губам сложенные пальцы, словно держала чашку с чаем. В ответ Ребус показал поднятые вверх большие пальцы.

Квартирка миссис Жардин представляла собой нечто среднее между музеем разноцветного ситца и выставкой разнокалиберного фарфора. Ажурная накидка на спинке дивана была произведением искусства, отнявшим у вязальщицы уйму времени. Проведя Ребуса и Хейс в комнату, пол которой был почти сплошь уставлен жестянками, тазами и кастрюлями, хозяйка извинилась за беспорядок. «Никак не соберусь починить крышу», – сказала она. Ребус предложил пить чай здесь – он боялся, что в гостиной непременно уронит или опрокинет какой-нибудь экспонат. Однако вскоре начался дождь и разговор пошел под барабанную дробь капели, а брызги, летевшие из ближайшего к Ребусу корыта, грозили промочить его ничуть не меньше, чем если бы он остался на улице.

– Я совсем не знала бедняжку, – сочувственно сказала миссис Жардин. – Быть может, если бы я выходила почаще, я бы ее увидела.

Филлида Хейс посмотрела в окно.

– Тем не менее вы содержите ваш садик в хорошем состоянии, – заметила она. Впрочем, сказать «в хорошем состоянии» значило ничего не сказать. Длинные полоски газонов и клумбы по обе стороны извилистой тропинки были безупречны.

– Это не я, это мой садовник, – сказала миссис Жардин.

Хейс снова заглянула в свои записи, потом чуть заметно качнула головой. Сильверс и Худ ни о каком садовнике не упоминали.

– Не могли бы вы сообщить нам его имя и адрес? – вежливо попросил Ребус. Его голос звучал совершенно естественно и даже небрежно, но миссис Жардин сразу насторожилась. Ребус улыбнулся как можно приветливее и предложил хозяйке ее собственную ячменную лепешку с маслом. – Просто на случай, если мне самому понадобится человек, который умеет ухаживать за садом, – солгал он.

Последнее, что они сделали, это проверили подвалы, которых оказалось два. В одном стоял древний обогревательный котел, в другом не было ничего, кроме плесени. Поблагодарив миссис Жардин за гостеприимство и пожелав ей всего хорошего, Ребус и Хейс вышли на улицу.

– Везет же некоторым!… – сказал Грант Худ. Он стоял на тротуаре, подняв воротник и ссутулившись, словно это могло защитить его от дождя. – Нас в гости не звали, только в одном месте подсказали, который час.

Напарником Гранта был Томми По Барабану, и Ребус кивнул ему в знак приветствия.

– А ты как здесь очутился? Работаешь в две смены?

Томми Дэниелc пожал плечами.

– Просто поменялся с одним… – Он зевнул.

Филлида Хейс постучала карандашом по блокноту.

– Ты, – сказала она Худу, – плохо выполнил свою работу.

– Как так?

– У миссис Жардин, оказывается, есть садовник, – пояснил Ребус.

– Вот еще! – возмутился Худ. – Не хватает еще разговаривать с садовниками, мусорщиками и прочими…

– С мусорщиками мы уже беседовали, – напомнила Хейс. – И в мусорных баках тоже копались.

Казалось, они вот-вот сцепятся не на шутку. Ребус собрался было выступить в роли миротворца, – как и Худ, он был из Сент-Леонарда, и по неписаным законам полицейского братства ему следовало поддержать коллегу, – но вместо этого закурил еще одну сигарету и отвернулся.

Щеки Худа побагровели. Они с Хейс имели одно звание, но Хейс служила в полиции дольше. Против опыта, как говорится, не попрешь, но Худ всегда отличался упрямством.

– Хватит вам, Филиппе Бальфур этим не поможешь, – внезапно заявил Томми По Барабану, положив конец далеко не дружеской пикировке.

– Хорошо сказано, сынок, – поддержал его Ребус. Действительно, участвуя в большом и сложном расследовании, порой забываешь о конечной цели. Превращаясь в крошечный винтик гигантской машины, начинаешь пыжиться и утверждаться за счет окружающих. В результате возникают конфликты из-за каких-то новых кресел, дурацкие, зато легко разрешимые, в отличие от самого дела, которое разбухает словно на дрожжах, заслоняя собой единственную правду – «стержень», как говорил наставник Ребуса Лоусон Геддес, – что кто-то нуждается в твоей помощи. Преступление должно быть раскрыто, преступник должен предстать перед судом – об этом иногда было полезно напоминать тем, кто переставал видеть лес за деревьями.

В итоге они расстались достаточно дружелюбно. Худ записал имя и адрес садовника и обещал поговорить с ним, после чего им ничего не оставалось, кроме как продолжить опрос. У миссис Жардин Ребус и Хейс провели почти полчаса. Это не только нарушило их расчеты, но еще раз подтвердило банальную истину: когда идет расследование, время начинает нестись вскачь, и потом ты никак не можешь припомнить, на что, собственно, истратил столько часов, объяснить, откуда взялись усталость и утомление. Смутное разочарование и неудовлетворенность от того, что что-то осталось недоделанным, незавершенным – вот все, что оставалось в душе после каждого рабочего дня, не отмеченного решительным прорывом.

В следующих двух квартирах никого не оказалось. Дверь третьей им открыл человек со странно знакомым лицом. Ребус был уверен, что когда-то его видел, но никак не мог припомнить где.

– Полиция. По поводу исчезновения Филиппы Бальфур, – деловито объяснила Хейс. – Мои коллеги, вероятно, уже разговаривали с вами. Мы зашли, чтобы уточнить – быть может, вы вспомнили что-то, что может представлять интерес…

– Да, я понимаю. – Блестящая черная дверь приоткрылась шире. Хозяин квартиры посмотрел на Ребуса и улыбнулся.

– Вы, вероятно, никак не можете вспомнить, где вы меня видели. – Улыбка стала шире. – А вот я вас помню. Новичков как-то всегда запоминаешь лучше…

Пропустив гостей в прихожую, хозяин представился – его звали Дональд Девлин, и Ребус сразу же его вспомнил. Это было на первом вскрытии, на котором он присутствовал в качестве сотрудника уголовной полиции. Вскрытие проводил профессор Девлин, который в те времена преподавал в университете судебную медицину и одновременно занимал должность главного городского патологоанатома. Ассистировал ему Сэнди Гейтс. Теперь Гейтс сам стал профессором судебной медицины, а на вскрытиях ему помогал доктор Керт. На стенах прихожей висело множество вставленных в рамку фотографий, на которых Девлин получал различные награды.