Во льдах (СИ) - Страница 32

Никто к нему и не подходил, но кричал он, как выяснилось, не нам. Кричал он милиционерам, лейтенанту и двум сержантом, вбежавшим за ним.

— Спокойно, спокойно, Ковальчук! Ты что творишь? Мы только поговорить хотим! Понимаешь, поговорить! — сказал лейтенант, но сам он был совсем не спокоен.

— Понимаю, — сказал Ковальчук. — Жизни мне нет, в тюрьму я не пойду. Дай мне машину, и я уйду. А нет — убью, видит Бог, убью её. Я знаю, она дочка Стельбова, тебя не простят, если что.

Лейтенант растерялся. Непривычно это — заложник, требование автомобиля. А нам после обеда фильм показывали, американский, там злодей так и действовал. Видно, эти фильмы крутили здесь часто, Ковальчук их смотрел не раз и не два, ну и решил, что жизнь — она как в кино. Сейчас он всех запугает и умчится с заложницей куда-нибудь. Куда — это он еще не решил.

— Ты это… Какую машину?

— Ту, на которой приехали.

— Это казённая машина, Ковальчук! — не нашел лучшего ответа лейтенант.

— Ты не тяни время. Убью её, а потом себя.

— Хорошо, хорошо, бери машину, бери. Только отпусти девушку.

— Отпущу. Потом, как отъеду подальше, отпущу. Может быть. Вы за мной не спешите, дорогу не перекрывайте. Дайте час.

В фильме злодей заставлял полицейских положить оружие на землю и ногой перебросить к нему, злодею. Здесь оружие оставалось в кобурах — если оно, конечно, там было. Говорили, что милиция часто ходит без оружия, во избежание. Только на серьёзные дела вооружается, а считали они сегодняшнее дело серьёзным? Не знаю.

И тут я заметил, что Ольга готовится применить приём. Мы этот приём отрабатывали не раз, преимущественно на мне, я играл роль злодея. Только вместо ножа настоящего держал нож деревянный, с круглым безопасным клинком. От меня требовалось коснуться шеи, и только. Фифти-фифти. То есть если я точно хотел коснуться — я касался. Если медлил, тянул, побеждали девочки. А вообще-то дзюдо против ножа — как нож против пистолета. Шансов немного. Тем более этот Ковальчук не простофиля, он трёхкратный чемпион, пусть и не знаю в каком виде.

А еще я увидел, что Лиса примеривается к Ковальчуку. Думает, прыгнет, Ковальчук на неё среагирует, тут-то Ольга приём и проведёт.

Может, так, а может, и не так. Может, Ковальчук на выпад Лисы отреагирует убийством Ольги. Потому что он выглядел уже не как живой человек, а как мертвец. Поставил на себе крест. Готовый умереть, и потому готовый убивать.

— Иди, иди, Ковальчук. Только с ножом осторожно, — сказал лейтенант, и шагнул в сторону, давая проход.

— Дальше, дальше отойди. Все отойдите.

Все и отошли.

Подталкивая Ольгу, инструктор пошел к выходу. Мимо нас, на которых он внимания, в общем-то, и не обращал, мимо милиции.

Тут Лиса и прыгнула.

Но я её опередил. Ковальчук был человек высокий, на голову выше Ольги. Вот в голову я и выстрелил. Одновременно Лиса достала Ковальчука, а Ольга провела-таки приём.

Такая вот комбинация.

Секунду спустя инструктор лежал на паркете, поверженный совместными усилиями Надежды и Ольги. Ну, и с простреленной головой, что есть, то есть. Пулька вошла в голову, но не вышла. Небольшая пулька, пять сорок пять, а кости черепа, они прочные. Особенно у трёхкратных чемпионов. Входное отверстие есть, а на выходное энергии не хватило. Что она, пуля, натворила в черепе, лучше и не думать.

Зато чисто.

— Спокойно, лейтенант, спокойно. Лейтенант Чижик, девятое управление, при исполнении, — ответил я, показывая удостоверение. Новенькое, еще пахнущее клеем и краской.

Вечер опять был испорчен. Приехали из «девятки», то, другое, третье… Со всех присутствующих взяли подписку о неразглашении.

— Вы думаете, это пустяк — подписка? Это не пустяк. Допустим, вы кому-то проболтались по пьянке или просто от чувств, — объяснял всем уже майор. — Слух пошёл, пошёл, пошёл, и через десятые руки дошёл до нас. И мы начнем спрашивать — кто этот слух пустил. Уж поверьте на слово, спрашивать мы умеем. Да никто покрывать и не станет, с чего бы. Мне сказал Ваня, Ване сказал Петя, Пете сказал Гриша — и мы выйдем на источник если не через день, то через три точно. И что тогда? Мокрый вид и красные уши, вот что тогда. Потому понимайте: молчание — золото.

Освободился я заполночь.

И пошёл к девочкам.

У них на столе была бутылка виски. Польское (здесь виски среднего рода), но не хуже ирландского. Куда уж хуже, да.

— Ну зачем ты, Чижик? Мы бы и сами, живьём, — сказал Ольга.

— Никто ваш подвиг умалять не собирается, — ответил я. — Но что случилось, то случилось.

— А чего это он, Ковальчук, за нож схватился? — бутылка виски была наполовину пустой. Или наполовину полной, как посмотреть.

— Опознали давешнее тело. Это его жена, Лина Ланская. Артистка, в оперетте пела, в кино снималась. На вторых ролях, но всё же. Ну, и решили заняться мужем. В таких случаях муж — первый подозреваемый. Поехали за ним. Сюда. А он, увидев милицию, понял, что по его душу приехали. Вот и случилось, что случилось.

— Так он убил свою жену?

— Вероятно. Теперь уже не спросишь, но последнее время они часто ссорились: у Ковальчука жизнь как-то не ладилась, прежним чемпионством сыт не будешь, он начал пить, а у жены успех, поклонники, не чета мужу, он ревновал, ну, и… Две недели назад Ланская не вышла на сцену, чего за ней не водилось никогда. Муж сказал, что она якобы уехала в Сочи с подругой, понимай — с любовником. Имя подруги не знает. А тут тело и выплыло. Это бывает…

— Чижик, а Чижик, ты выпить не хочешь? Не каждый же день такое случается, а медицина советует снять напряжение. В дружеском кругу.

— А закуска есть?

— Есть, Чижик, есть, — и девочки вытащили банку черной икры, пятиунциевую. — Не бойся, за всё заплачено.

А я и не боялся.

Ночью я подошел к окну, посмотрел на слегка покрытые снежком ели.

Не такое это простое дело — убить человека, тут стаканчиком виски не отделаешься. Но убить человека — дело и не такое и сложное. Прицелился и выстрелил. Разница между головой трёхкратного чемпиона и головой Пантеры — двадцать сантиметров, с пяти метров не промахнусь, разумеется, из знакомых пистолетов.

Пистолет мне вручил Тритьяков, за день до комсомольского съезда. Пригласил к себе, и вручил.

— Есть такая поговорка — молния метит в высокие деревья. В вас, Михаил, она бьёт слишком уж часто. Случай со Стельбовым, тот, новогодний. Случай с Леонидом Ильичом — в Ливии. Еще раньше у тебя во дворе нашли мёртвого уголовника — знаю, знаю, ты в то время был далеко, но всё же, всё же. Не слишком ли часто для совпадения? А недавно в тебя врезается самосвал, и лишь невероятное везение позволило вам отделаться переломами рёбер, — Тритьяков переходил с вы на ты и обратно. Верно, волновался. Или приём такой — вести беседу?

— Вы, товарищ генерал, словно не верите в везение.

— Не исключаю, что покушавшийся намеревался не убить тебя, а попугать. Он и стукнул так, что машине конец, а тебе нет.

— И кто же этот покушавшийся?

— Темна вода во облацех. Но мы работаем, работаем. Знаю, тебе орден зажимают. Поди, обидно?

— Не скажу, чтобы уж очень. Но странно.

— Юрий Владимирович решил наградить тебя иначе, — и Тритьяков достал из стола пистолет. — Это изделие туляков, а тулякам, сам знаешь, равных нет. Мал, да удал. Самозарядный, малогабаритный, для скрытого ношения, в магазине восемь патронов. Это его пистолет, Юрия Владимировича. Теперь он твой. Если что, Юрий Владимирович себе другой организует, — и Тритьяков вздохнул, мол, вряд ли это случится.

— Благодарю, но…

— Никаких «но» когда награждают, не полагается. Хотя «но», конечно, есть. Иметь пистолет, и держать его в сейфе — какой смысл? И мы вот что придумали, — он наклонился ко мне и заговорщицкий понизил голос. — Мы, вернее, Юрий Владимирович, оформляет тебя в девятое управление КГБ.

— Девятое управление?

— Охрана партийных и государственных деятелей.

— У меня другие планы на жизнь.