Внутренняя линия - Страница 14
– Это не совсем так. После отступления группы разошлись, и у Шведова нет данных ни о группе прикрытия, ни о группе оповещения. Что же касается ударной четверки, то, увы, двое офицеров впоследствии были захвачены чекистами, еще один погиб в перестрелке. Шведову удалось спастись буквально чудом.
– Во всем, что относится к военному делу, чудеса требуют недвусмысленного объяснения.
– Я вижу, вы не доверяете нашему гостю?
– А следует?
Комаровский пожал плечами:
– Кстати, о чудесах. Вот поглядите – видите это здание? Называется Белая аптека. Рядом статуя льва. Говорят, время от времени около него появляется странная дама, вся в черном. Если оказаться рядом, она предсказывает судьбу.
– Белая аптека, черная дама… Предсказания судьбы, столоверчение, голоса усопших – что за бред? Постыдитесь!
– Зря вы так. Любой в Праге подтвердит мои слова.
– Я не имею ни возможности, ни желания мешать жителям этого славного города пытаться узнать судьбу таким странным образом. Но что касается нас, должен вам заметить – будущее зависит от наших собственных действий. И ни от чего другого. Чудес, кроме рукотворных, не бывает!
«…И ландыш, озаренный солнечным лучом – первым весенним лучом, полным силы и радости – вдруг ожил. Превратился в человека. В маленькую девочку с огромными глазами».
Згурский прикусил губу. Невесть отчего пришли ему в голову слова из сказки, придуманной им когда-то для юной небесной Танечки Кречетниковой. Он попытался отогнать призрак былого, но тот стоял перед глазами, закрывая древний город и вытесняя в душе далекое отечество.
– Долго еще? – вздохнул генерал.
– Уже приехали.
Комната под самой крышей была скудно обставлена и еще более скудно освещена. Если бы не полная луна, виднеющаяся сквозь приоткрытое окно и раздернутые шторы, разобрать черты лица собеседника было бы почти невозможно. Комаровский поставил на стол керосиновую лампу и предложил стул «человеку из центра».
– Чем вы занимались до того, как ЧК заинтересовалась вашей особой? – холодно и резко звучал голос Згурского.
– Преподавал материальную часть артиллерии на курсах «Выстрел».
– То есть, служили красным.
– Именно так, ваше превосходительство. Если вы желаете знать, воевал ли я против своих в гражданскую войну, отвечу – нет. Не воевал. Но был у красных. Впрочем, я уже имел честь все подробнейшим образом изложить в Париже генералу Кутепову.
– Это не имеет значения. Будьте любезны отвечать на мои вопросы.
– Вы мне не доверяете?
– Вопросы веры оставим компетенции Святейшего синода.
– И все же… – щека подполковника Шведова обиженно дернулась, – это оскорбительно.
– Отнюдь нет. Это крайняя необходимость. Вы, будучи опытным боевым офицером, а не придворным шаркуном, должны понять меня. Вам дважды беспрепятственно удалось скрыться от ищеек ЧК и пересечь границу. Причем, оба раза – по вашему же утверждению – это не был подготовленный уход через «окно».
– Не совсем так, господин генерал. Во время дела Таганцева, в двадцать первом году, я действительно перешел границу на свой страх и риск. У меня была красноармейская форма, которая позволила проникнуть в приграничную зону, и загодя подготовленное командировочное удостоверение, предписывающее мне подыскать землю для артиллерийского полигона. А там, засев у реки, я дождался, пока исчезнет из виду большевистский патруль, и бросился в воду. Слава богу, в прежние годы мне доводилось встречаться с генералом Маннергеймом – его имя в Финляндии служит хорошим пропуском.
В этот раз все было по-другому. После ареста моих товарищей стало ясно, что ОГПУ – так нынче именуют ЧК – плотно взяло нас в кольцо и гонит, как волков на флажки. Я нашел убежище у своего боевого товарища – поручика Линевича, он служил красным, но только по принуждению. Его родные были взяты заложниками. К тому же он комиссован в двадцатом году после ранения, живет тихо, преподает в школе младших командиров. Я надеялся отсидеться – Линевич не принадлежит ни к каким нашим организациям, это была моя личная конспиративная квартира.
– Ближе к делу.
– Когда я уже, было, решил, что все успокоилось и можно рискнуть перейти границу, в квартиру Линевича пожаловал человек, назвавшийся Болеславом Орлинским.
– Никогда о таком не слышал.
– Это не настоящая фамилия. На самом деле – это бывший статский советник Владимир Орлов, теперь доверенное лицо самого Дзержинского. Ныне он занимает должность председателя Центральной уголовно-следственной комиссии в Петрограде или, как его теперь именуют, в Ленинграде. В восемнадцатом году по поручению генерала Алексеева этот господин пробрался в Петроград для ведения разведывательной деятельности и благодаря знакомствам устроился в Наркомат юстиции.
– Очень интересно, – кивнул Згурский, делая пометку карандашом в маленькой записной книжке. – Проверим. Что же сказал вам этот Орлов-Орлинский?
– Он сообщил, что ГПУ выследило мое убежище, и потому пришел арестовать меня до того, как это сделают чекисты.
– Для чего?
– Видите ли, пользуясь своим положением, он собрал в Петрограде большую военную организацию из бывших офицеров, нынешних краскомов армии и сотрудников милиции. Есть даже верные люди в ОГПУ. Его подчиненные совершили арест, вывезли меня и Линевича с квартиры, находившейся под наблюдением. Потом я якобы был застрелен при попытке к бегству. Ночью Орлинский с помощью верного начальника заставы переправил меня на эту сторону границы.
– Складно-складно… А где же ваш товарищ Линевич?
– Орлинский обещал позаботиться о нем.
– Н-да… – Згурский постучал карандашом по переплету записной книжки. – Предположим, вы говорите правду, хотя я в этом не убежден. Скажите мне, господин подполковник, с чего бы это вдруг законспирированному агенту такого уровня рисковать собой, чтобы спасти одного из многочисленных неудачливых боевиков генерала Кутепова?
– Орлинский спешил, – ему нужно было срочно передать информацию, имеющую чрезвычайное значение. Потому-то я и просил о встрече, притом – именно здесь, в Праге.
– Что за информация?
– Как утверждает господин статский советник, его организация – лишь филиал крупной сплоченной и вооруженной группировки бывших кадровых офицеров и генералов, находящихся в Совдепии. Эта группировка создана благодаря усилиям генерала от кавалерии Брусилова и имеет мощную опору в армии. Они ищут связь с надежными людьми в руководстве РОВС, чтобы согласовать действия и заручиться международной политической и финансовой поддержкой.
– Что ж, допустим…
– Позвольте мне продолжить, – нарушил субординацию Шведов. – По утверждению Орлинского, сам Брусилов будет в Праге через несколько дней.
– Все?
– Да. Хотя… – Шведов замялся.
– Я вас внимательно слушаю.
– Есть одно странное, очень странное, известие. После неудачного покушения я в Москве скрывался у одной дамы, на даче видного чекиста. Прежде этот особо уполномоченный мерзавец работал в Петрограде, но сейчас его перевели в Центральный аппарат. Так вот, моя знакомая рассказала, будто ее муж сейчас усиленно занимается розысками,– подполковник сделал паузу, – великого князя Михаила Александровича – младшего брата убиенного государя императора.
– Что еще за блажь? – Згурский нахмурился. – Великий князь Михаил Александрович убит большевиками в восемнадцатом году в Перми.
Шведов утвердительно кивнул:
– Газеты тогда сообщали, что он и его секретарь Джонсон бежали. Но потом выяснилось, что его императорское высочество был похищен из квартиры членами пермского ревкома и расстрелян где-то за городом. Но останков тогда найти не удалось. А сейчас ОГПУ сбилось с ног, разыскивая великого князя, казненного шесть лет назад.
До отправления московского поезда оставалось четыре с половиной часа. Нильс Кристенсен постоял у билетной кассы, с грустью поглядел на дверь с надписью «Управление ГПУ по железной дороге». Судя по росписям в стиле модерн и серебристым чашкам, изображенным на стекле, прежде здесь находился вокзальный буфет.