Внутренности и внешности Бразилии. Или - Попутчик - Страница 15
И я совсем не чувствую, что я приезжал сюда зря.
Я понимаю…
Как опасна местная природа, насколько сложен и не анализируем этот симбиоз всего живого. Растущего, текущего, ползающего, прыгающего, бегающего, летающего, плавающего, пожирающего и пожираемого.
Я понимаю…
Что удел человека в «компании» таких монстров – ничтожен. От «простых» муравьёв, способных растащить ваше тело на кусочки для строительства очередного моста, за полчаса. Пираний, аллигаторов, ягуаров, и прочих «санитаров». До «сложных» законов функционирования разумных организмов. Организмов, которые состоят из тысяч деревьев, ревущих от одиночества обезьян, миллиардов насекомых и прочих ЕГО (Леса) органов чувств, элементов управления, механизмов воздействия.
Я понимаю…
О «местном» интеллекте, только то, что он иной, не такой, который даёт возможность человеку творить прекрасное и сеять разумное. Тут – этим «занимаются» другие. А человек…
Человек тут – всего лишь один из элементов мозаики жизни. Маленький.
Я понимаю…
Свою нынешнюю, текущую реальность, уже не как проекцию моих прошлых свершений и предшествующих этому мгновению событий. Не как – некий зародыш моих будущих достижений и успехов. Не как – навоз для удобрения чьих-то замыслов и желаний. И не как – вагон скорого поезда, везущего меня к достижению цели моей жизни.
Нет.
Я понимаю…
Свою реальность.
Я признаю её. Приветствую. И готов идти с ней «в ногу».
По могилам поверженных реальностей, по росткам новых реальностей, вдоль выстроившихся в «публику», учителей, учеников и просто - праздно шатающихся.
Захватывая новые территории, устанавливая пограничные столбы, прокладывая дороги и строя мосты.
Но…
Я не понимаю…
Почему у меня болит ступня правой ноги, а никакого шрама нет? А боль – есть.
Почему у меня на левой руке – странная белая, незагорелая полоса, будто бы я лежал на пляже целую неделю, а на этом месте – был обломок карандаша?
Почему у меня не было ни одного синяка, ни одной ссадины, как если бы я действительно отдыхал в пятизвёздочном отеле?
Почему у меня не складывается чёткой картины моего путешествия, последовательного описания моей десятидневной встречи с отцом? Ведь сегодня же – ровно две недели, как я сел в самолёт на Сан-Пауло.
Почему у меня в голове копошится огромное количество названий животных, рыб, деревьев и насекомых? Откуда я всё это знаю? Папа – мне этого не рассказывал.
Почему я похудел, в конце концов – на целых пять килограммов?
Где мой папа? Каково окончание последнего происшествия с анакондой?
Погиб ли на самом деле «Проходящий»?
Что стало с моим джипом и оборудованием?
Как я оказался в этой деревне?
Как мне отсюда выбираться?
Зачем?
…
И ЧТО?
*Извалявшись во внутренностях, похватавши – «внешностей», можно начинать строить…
*Звучат жизнеутверждающие мелодии. Чередуются картинки с изображением великих строек отдельных людей и целых стран…
И что всё это значит?
Реальность моего общения с отцом – ускользала, исчезала вместе с отметинами на моём теле, заменяясь моими ощущениями и воспоминаниями.
…
Ну что же! Придётся идти босиком. Аккуратно, не перенося сразу всю тяжесть тела на эту ногу, её можно поставить вон на ту зелёную трубу…
Отец стоял метрах в пяти от меня и внимательно наблюдал за моими попытками ходить своими ногами, босиком, по этой свалке мусора. Ни взглядом, ни жестом не реагировал на мои потуги не поранить ноги. Внимательно наблюдал – и молчал.
Так. Теперь вторую ногу…
Второй шаг – по диким амазонским джунглям! Похоже на лист, но уж больно толстый, наверняка выдержит мои 80 килограмм…
А-а-а!
Чёрт! Чёрт! Чёрт! Проклятые джунгли! Проклятые листья! Проклятая планета!
Как больно!
Чёрт!
Лист не выдержал моей тяжести, прорвался, и я напоролся на торчащий почти вертикально какой-то сук, глубоко протаранив свою правую ступню.
Отдёрнув ногу и повалившись на спину, я заорал…
Хлынула кровь, подскочил папа, срывая на ходу какие-то листья, начал зажимать мне рану, прикладывать листья…
И молчал…
А вокруг, что-то начало происходить. Еле уловимое, но несомненное. Свет?
Нет.
Движение?
Нет.
Звук. Да. Звук стал как-то сгущаться, словно – все звуки леса стали собираться возле меня, стремиться ко мне…
Чуть изменился ритм. Ещё. Ещё…
И как только этот ритм стал из еле различимого – явственно ощущаемым, то в этот же миг, словно задёрнули шторки, или – состав въехал в туннель…
Свет померк. Да. Вот самое удачно определение.
Остались только, немного подсвеченными контуры близстоящих деревьев, что-то фосфоресцирующее…
Я глянул на своего папу, а тот – смотрел в самый тёмный участок окружающей нас темноты.
И тогда, оттуда выступил…
Ревун. Да. Обезьяна-ревун. Одна из тех, кто орёт по утрам и вечерам, «местные петухи».
Вот так новость!
Кровь на проколотой ноге вроде бы остановилась, боль – тоже была терпимой, поэтому – я с интересом следил за следующим актом «бразильского Бродвея».
Ревун, конечно, был хорош! Не чесался, не дёргался на месте, а спокойно так стоял, почти облокотившись о дерево. «Ваш завтрак, сэр…»
Но вот, в сумраке – за ним, за этим ревуном, очень смутно различались какие-то силуэты. Или – это мне просто казалось, от разыгравшейся фантазии, по поводу резкой смены дня и ночи…
Нет.
Что-то там было…
С человеческий рост, а второй силуэт – был явно гигантским, простирался на несколько метров ввысь, вроде бы угадывается борода, блестящие украшения, свет глаз…
Нет. Слишком смутно. Ничего не разобрать. Но что-то там есть…
А что же наш «камердинер»?
Хм.
А он – начал разговаривать с моим отцом. Я явственно видел, как шевелятся его губы, а взгляд – направлен точно на моего папу, который, так же как и я, застыл, сидя на корточках возле моей пораненной ноги.
Но звука – не было. Звучал только тот самый ритм, в результате появления которого и наступила темень. И этот ритм – заполнял всё вокруг.
Закончив свою пламенную речь, обезьян сделал несколько жестов руками. Начальные – я не уловил, а заканчивалось всё таким же жестом, который выполнил мой папа при расставании с «третьим», в начальном пункте нашего путешествия. Вот тут вот – метрах в ста пятидесяти, если выйти из леса…
Двумя сжатыми кулаками – резко вниз, как бы ударяя по земле.
Что бы это всё значило?
Ревун же, развернувшись, на секунду задержавшись, будто бы глянув на своих попутчиков, которых там может и не было, а может – они просто стояли за его спиной, шагнул в темноту. И сама темнота – стала медленно разряжаться, свет стал пробиваться сквозь деревья, всё ярче и ярче…
Но вместе с увеличением яркости изображения окружавшей нас природы, начал ускоряться ритм, звучащий повсюду. Некоторые деревья – так и остались в темноте, словно «выступив» из строя, а другие – наоборот засияли, в ярком свете солнца. С всё ускоряющимся ритмом – зрительная картинка начала как бы подёргиваться, сначала. Появились и первые смазанные куски.
Вот тот дальний…
Я начал вертеть головой, так как что-то неуловимо раскручивалось, как маховик. Миллиметр за миллиметром.
И «лёд тронулся, господа присяжные заседатели»!