Внутреннее обозрение - Страница 1

Исполняя наше прошлогоднее обещание, мы открываем с этой книжки нашего журнала постоянную хронику внутренней жизни нашего отечества. Считаем нелишним сказать в самом начале несколько слов о том, как мы понимаем это дело.

Нам придется сообщать во внутреннем обозрении известия самые разнообразные и нередко даже противоположные друг другу по своему характеру. Сведения об отрадных начинаниях и печальных явлениях быта, светлых надеждах и горьких разочарованиях, высоких стремлениях и низких поступках – все это, без сомнения, будет пестрить нашу хронику и отчасти видоизменять ее характер. Подобная пестрота неизбежна по условиям самой жизни нашей, складывающейся так неровно и так еще плохо установившейся. Но при некотором внимании читатель найдет общую нить, связывающую различные факты общественной жизни гораздо легче, нежели кажется на первый взгляд. Для этого нужно только приучить себя к строгому различению дел от слов, фактов от предположений, живых явлений быта от мертвых, не перешедших еще в жизнь законоположений. Рассматривая однородные факты жизни, мы не найдем в них действительного противоречия, потому что все они развиваются один из другого по известным законам и в известном направлении. Но огромные противоречия встретим мы на каждом шагу, если вздумаем причислять к действительным фактам народной жизни и все те предположения и планы, которые выработываются в головах нескольких лиц и потом являются на бумаге. Эти бумажные, литературные факты постоянно представляют нам картину, далекую от действительной жизни, и в них-то, или, лучше сказать, – в излишнем доверии к ним заключается главная причина той запутанности, которую находим мы в большей части взглядов на современные события. Все ожило, проснулось, все идет вперед, и в то же время все спит, молчит, остается в неподвижной апатии; все зреет, зреет не по дням, а по часам, зреет уже несколько лет, и вдруг слышится торжественный голос, что все не созрело, и сотни взрослых людей безмолвно и кротко выслушивают этот голос и через несколько дней бегут поучаться и дозревать на лекции строгого ученого, столь бесцеремонно аттестовавшего их. Все освещено, настал полный рассвет в нашей общественной жизни, во все уголки свет пробрался, вот уже года три тому назад, по газетным сведениям; и между тем что год, то больше открывается темных уголков, в которых делаются вещи неслыханные и невообразимые, и бывалые люди говорят, что таких уголков и теперь осталось еще много, так много, что если открытые углы «стократ умножить миллионом» и дерзнуть сравнить с неоткрытыми, так и то —

Все это чрезвычайно запутывает суждения о современном положении русского общества. Мы видим, что все движется, строится, ломается, опять строится, украшается, переделывается, и остаемся нередко в полном недоумении относительно смысла всех этих построек. На наших глазах одна стена дома сламывается, другая штукатурится, на третьей прибито объявление, что «сей дом продается», а внутри разводится оранжерея. Подходя то с одной, то с другой стороны, мы строим различные предположения и стараемся вывести что-нибудь из переделок, совершающихся перед нами. Само собою разумеется, что нам редко удается сделать правильный и умный вывод. Дело в том, что переделки в доме свидетельствуют о вкусе и потребностях хозяина и жильцов, но не показывают степени прочности, удобства и ценности самого дома. Так точно и в наблюдениях над русской жизнью – изменения и переделки, предполагаемые и совершаемые в ней, могут нас привести к одному только непреложному заключению: значит, устройство русской жизни оказалось неудовлетворительным, значит, есть что-то такое неладное в ней, и русские люди хотят избавиться от существующих неудобств и изменить свое положение к лучшему. Но что именно улучшено, что еще требует улучшений и каких именно – об этом можем мы рассуждать только на основании фактов, непосредственно взятых из жизни, а никак не по формальным, бумажным проявлениям строительной деятельности, кипящей теперь во всех уголках нашего отечества. Возьмем несколько примеров.

В последнее время чрезвычайно размножились у нас акционерные компании, особенно по части путей сообщения, и всякого рода промышленные предприятия. Один этот факт сам по себе, несомненно, доказывает, что до сих пор – как промышленность наша вообще, так в особенности пути сообщения находились в очень неудовлетворительном положении. Иначе не было бы причины для такого внезапного, порывистого и в самом деле значительного движения для образования множества компаний и предприятий. Далее, смотря на формальную, общую сторону промышленного движения, мы можем заключать еще и о том, до какой степени достигло теоретическое развитие общества в отношении к экономическим вопросам, какие потребности сознаны и какие средства для их удовлетворения поняты и признаны большинством. Мы видим, например, что в течение 1856–1858 годов основано около 60 акционерных компаний, и из них почти половина приходится на пароходство и железные дороги. Ясно, что надобность в хороших средствах сообщения и перевозки была слишком ощутительна и очень живо сознавалась обществом. Затем, видя, что заводятся именно общества пароходства и железных дорог, а не шоссейных дорог, не дилижансов, не парусных судов и не воздушных шаров, мы можем заключать весьма основательно, что пароходы и паровозы в настоящее время признаются нашим обществом за самые нужные и удобные средства сообщения. Очевидно, что сознание общества созрело до железных дорог и пароходства. Но на этом должны и остановиться наши выводы; как скоро мы пойдем дальше, мы почти наверное впадаем в ошибку, если не будем руководиться частными фактами. Многие, например, обрадовавшись, что у нас есть железные дороги и пароходы, немедленно становятся на европейскую точку зрения и уже готовы рассчитывать с ними путешествие по России, перевозку грузов и пр. совершенно на таких же условиях, как бы это было в Европе, – прием чрезвычайно легкомысленный, потому что местные условия и особенности нашей жизни совершенно изменяют иногда тот первообраз, с каким известное учреждение является в Европе. Поэтому несправедливо было бы сравнивать, например, наши средства сообщения с европейскими, основываясь только на количестве верст рельсов, числе пароходов и тому подобных формальных определениях. Настоящий, живой вывод об удобствах наших сообщений можно составить лишь из тщательного рассмотрения частных фактов, указывающих, где, что и как делается. Тогда только мы и увидим, как наши дороги и пароходы строятся, чего нам стоят, к чему они больше приспособлены, какое могут иметь влияние на развитие благосостояния в массе народа и как они действительно относятся к средствам сообщения в Европе. Известия об опоздавших поездах, о нескольких часах, проводимых пассажирами в вагонах в ожидании важного лица, о двухмесячном стоянии пароходов на мели в нижних частях Волги, о задержанных извозчиках с грузом компании, о метелях, холоде, голоде и тому подобных условиях, свойственных нашему климату, все подобные известия непременно должны быть принимаемы в соображение – и не только при настоящем положении дел, но и на известный период будущего, потому что наш климат и наша жизнь не могут, разумеется, переродиться в два-три года, хотя бы все восторженные публицисты престольного града Москвы и столицы Санкт-Петербурга соединили свое красноречие для возбуждения ее к такому перерождению.

С этой точки смотрим мы и на все общественное движение, совершающееся в России. Факты действительные, случившиеся – для нас всегда были и будут важнее самых блистательных и широких предположений и формальных предписаний. Без фактов мы не даем веры ни одному высокому стремлению, ни одному красноречивому возгласу. Но неосуществленных стремлений, не перешедших в дело возгласов так много в нашей современной жизни, что они сами по себе составляют факт, свидетельствующий о направлении общественного сознания. На этом основании мы и предположениям, и начинаниям, и канцелярским, форменным приготовлениям, и даже просто словесным походам уступаем известную долю значения, и они будут постоянно заносимы в нашу хронику наряду с действительными фактами. Конечно, в Москве ездят на очень плохих извозчиках, рабочее население в Петербурге помещается большею частию очень дурно; но тем не менее – нельзя же совершенно презирать и то обстоятельство, что в Москве учреждено общество городских экипажей, а в Петербурге – общество для устройства помещения рабочих. Конечно, у нас денежные и торговые отношения устроиваются далеко не на основаниях политической экономии; но все же Е. И. Ламанский читает для недозрелой публики лекции о банках, г. Безобразов – о кредите во Второй гимназии, а г. Калиновский – о свободной торговле в Пассаже. Конечно, винные откупа существуют на всем пространстве России, и везде русский люд опаивается скверной водкой; но все же в литературе появились обличения на откупа, после того как стало известно, что они существуют последнее четырехлетие… И то хорошо – и то служит проявлением силы общественного сознания: стало быть, все подобные явления тоже надо отмечать в летописи общественной жизни. Но только никак не должно ставить их в уровень с тем, что действительно совершается в жизни. Наши разглагольствия, исследования, комитеты, правления и все вообще виды канцелярий и канцелярских работ совершенно ничего не значат пред твердым и могучим ходом жизни, не спрашивающей у нас никаких программ. Вспомним великую философскую истину: в то время как Манилов спрашивал Фемистоклюса, хочет ли он быть дипломатом, – у будущего дипломата чуть было не попала из носу в суп некоторая посторонняя капля… Все наши бумажные восторги и прогрессы напоминают именно этот вопрос о дипломатическом поприще, а действительность каждую минуту подпускает такую постороннюю каплю в суп нашей жизни, подслащенный красноречием и радужными надеждами.