Внучка, Жук и Марианна - Страница 2

Офис Вероники был устроен на высоком подиуме и отгорожен стеклянной стеной с затейливыми жалюзи — когда ей надо было, хозяйка кабинета просто закрывала их и оказывалась в полном уединении, но большую часть дня жалюзи были раздвинуты, и владелица агентства могла наблюдать за своими сотрудниками сверху.

Вероника уже была на работе, как всегда элегантная, свежая, в стильном сером костюме и белой блузке. Присев на край стола, она машинально гладила пальцами дорогую цепочку белого золота на своей эйфелевой шее и болтала по телефону, по привычке обворожительных женщин столь же машинально строя глазки невидимому собеседнику. На столе стояла простая стеклянная ваза с огромным букетом белых нарциссов.

— Можно? — Катя заглянула в дверь.

Вероника призывно поманила ее рукой, не прерывая разговора. Наконец попрощалась, весело улыбнулась Кате:

— Привет! Что у тебя с утра пораньше?

— Вот, заявление на отпуск. — Катя протянула бумагу.

Вероника прочитала, слегка нахмурив безупречный лоб.

— А что случилось-то? Ты же вроде не собиралась? И потом, на целый месяц, это просто невозможно, у нас контракт с «Фармасьютикал продактс», ты ответственный исполнитель… И срок сдачи проекта — 30 июня. Месяц всего времени. Ты же просто не успеешь!

— Мне очень надо. Бабушка заболела, срочно надо ехать. — Катя не поднимала глаз. — А для «Фармасьютикал» у нас уже почти все готово, придумано — и ролики, и печатная реклама, и баннеры… Марина и Илья закончат без меня.

— Ну, не знаю, а если заказчик потребует переделок?

— Но я же к тому времени вернусь и доделаю, если что…

— А бабушке никто другой не может помочь, только ты?

— Никто, только я, — пробормотала Катя.

— Ну ладно, я подпишу, но, если сможешь вернуться раньше, сделай милость.

Вероника ослепительно улыбнулась и шикарным росчерком подписала заявление.

Катя выскочила из стеклянного офиса, мечтая не просто уехать, а улететь, испариться, исчезнуть. Чтобы не видеть ни этой победительной улыбки, ни длинных ногтей с замысловатым маникюром, ни модной стрижки колорированных волос. И вообще никогда в жизни больше не видеть красавицу и умницу Веронику.

Медсестра Тоня вышла на крылечко, перекрестилась на небо и, по-старушечьи покачав головой, бочком стала слезать с высоких ступенек.

— Совсем плохая Васильевна, надо же, — бормотала она себе под нос. — Надо Геннадию Трофимовичу сказать, пусть бы зашел сам…

Марианна проводила ее долгим взглядом, зевнула и принялась приводить в порядок блестящую шерсть. Утренний визит медсестры нарушил ее привычный режим, пришлось раньше времени прервать туалет. Да и вообще чужие в доме, их голоса, запахи, шаги ее раздражали.

— Слышь, Мариванна, а чего это Тоня сказала такое про Бабушку? — свесил лохматое ухо набок сидящий под крылечком Жук. — Я не понял, чего это «совсем плохая»?

— Не Мариванна, а Марианна, а коротко Мэри, мужлан, — презрительно скосилась на него Марианна. — Сколько раз говорить!

— Да ладно тебе, какая разница! — тявкнул Жук. — Ты дело говори!

— Болеет Бабушка, что тут непонятного! — Марианна несколько раз лизнула грудь, приглаживая растрепавшиеся волоски. — Болеет, а из больницы сбежала. Тоня уколы делала, ругалась.

— Ох, только бы не померла наша Бабушка, — пригорюнился Жук. — Куда мы с тобой тогда денемся, пропадем совсем… И супу сегодня не даст, наверное. Опять придется всухомятку…

— Тебе лишь бы пожрать! — фыркнула Марианна. — Какой ты все-таки болван! Никаких чувств, одна миска со жратвой на уме!

— Да-а-а, тебе хорошо, — заныл Жук. — Ты мышь поймала — и сыта, а мне куда деваться? По помойкам шляться, как в молодости? Так там этот Одноухий со своими шавками все с утра подчистил. Сиди теперь голодный!

— Ну так и ты лови мышей, кто тебе мешает, — съехидничала Марианна, которая никогда не ела пойманных мышей. Охотиться, выследить, поймать — другое дело, но чтобы есть сырую мышь, да еще в шерсти — фи! Но она прекрасно знала, что Жук на дух не выносит даже мышиный запах.

— Фу, гадость какая! — взвился Жук. — Что я тебе, кот какой-нибудь облезлый, чтобы по мышам шарашить?

Марианна засмеялась и одним прыжком вскочила на забор, прошлась по нему, извиваясь всем телом и выражая крайнюю степень презрения. Она никогда не считала Жука за стоящего пса, хотя порой беззастенчиво пользовалась его защитой в ссорах с соседскими кошками. Когда перевес был явно не на ее стороне, она стремглав мчалась к будке Жука и пряталась за его лохматой спиной, куда не рискнула бы сунуться ни одна из этих деревенских дур.

Марианна приехала в деревню из Москвы совсем крошечным котенком и всегда считала себя столичной дамой, хотя порой ее тревожили россказни Бабушки о том, что ее якобы нашли на помойке в коробке с другими такими же выброшенными за ненадобностью бедолагами. Сама-то она твердо знала, что такого быть не могло, стоит только посмотреть на ее аристократические пропорции, элегантный силуэт и манеры. Она не сомневалась, что произошла от знатных родителей и лишь тайная злоба недоброжелателей или каприз судьбы могли забросить ее в помойную коробку.

Вот почему она так обожала мексиканские телесериалы, которые частенько неотрывно смотрела, устроившись на коленях у Бабушки. Собственно, и свое роскошное имя она получила в честь какой-то героини давнишнего сериала. По молодости лет она тогда и знать этого не знала. Лишь Бабушка иногда рассказывала полузабытый сюжет, но кроме того, что Марианна была бедная-несчастная, а потом стала счастливая и богатая и вышла замуж за своего Рональдо, ничего существенного рассказать не могла.

Бабушка, всю жизнь преподававшая литературу, обожала английские сериалы по классическим произведениям, которые тщательно и любовно следовали перипетиям бессмертных романов. Все прочие — латиноамериканское и отечественное, наскоро сляпанное «мыло» — она смотрела, иронично комментируя, но все-таки смотрела. Марианна понимала почему: после смерти мужа, тоже учителя Сергея Петровича, она страшно тосковала в одиночестве. Но держалась мужественно, навещавшим ее ученикам и коллегам улыбалась весело. И только Марианна слышала, как Бабушка плачет по вечерам, перебирая старые письма и фотографии — Сергея Петровича, дочери Лизы и зятя Александра, внучки Кати… А днем, тщательно прибранная и деятельная, она хлопотала по своему немудреному хозяйству, встречала гостей, читала вслух соседским ребятам или вязала крючком под бормотание телевизора.

На Марианнин изысканный вкус, сериалы подчас действительно были довольно примитивны, но завораживали красотой кадра и обещанием большого счастья. Бабушка, иногда увлекавшаяся сюжетной линией, даже вздыхала, сморкалась в платочек, но Мэри твердо знала, что в конце все будет хорошо: все потерянные дети найдутся, все злодейки получат по заслугам, все невесты выйдут замуж… Она, как могла, рассказывала все это Бабушке, но добрая старушка только крепче прижимала ее к себе, чего Марианна, по правде сказать, терпеть не могла. Но терпела из уважения к Бабушке, хотя потом, когда серия заканчивалась, долго дергала хвостом и приглаживала вздыбившуюся от фамильярности шерсть…

Марианна обошла свои владения, с высоты забора покосилась на известного всей округе бродячего кота Василия, валявшегося под кустом смородины, — в хорошем настроении Мэри звала его иронично Бэзил, в плохом нещадно била по наглой морде когтями, — проверила, не помечены ли чужаками любимые места отдыха…

Июньское солнце пригревало, хотелось тоже завалиться куда-нибудь под куст и поспать… Но тут на крылечко потихоньку вышла Бабушка. Несмотря на жару, она куталась в вязаный платок, мелко переступая ногами в меховых тапках. С трудом села, отдышалась.

— Ох, день-то какой теплый будет, — еле слышно проговорила Бабушка. — Мэричка, иди сюда, ко мне.

Марианна подошла, покрутилась у бабушкиных ног, вспрыгнула на колени. Она чувствовала, как из старушки потихоньку вытекает жизнь, пыталась как-то помочь ей, согреть зябкие руки…