Вне себя - Страница 6

— Квартал Нумеа, Сите-дез-Иль, Клиши 92110. Мюриэль Караде.

Я повторяю адрес и чуть опускаю веки: спасибо.

— Ну вот, — говорю я, возвращая ей телефон. — Простите, что ввел вас в расход. Как только получу карточку, приглашаю вас в лучший ресторан Парижа.

Моя горячность почему-то действует на нее как ушат ледяной воды. Эйфория, ненадолго охватившая нас обоих, когда мне удалось доказать, что я — это я, и одновременно перекрыть кислород самозванцу, сменяется неловкостью иного рода. Она, видно, подумала, что я ее, как это теперь называется, клею. Я лихорадочно соображаю, как бы рассеять недоразумение, не нахамив ей.

— Это ничего не доказывает, Мартин.

— О чем вы?

— Я хочу сказать: это не доказывает, что настоящий — вы, а не тот, другой. Вы могли где-то подсмотреть номер кредитки и запомнить его, как и все остальные данные, впрочем. То, что вы сейчас сделали, уж извините, может с тем же успехом называться подлогом.

Я развожу руками и бессильно роняю их на колени.

— Поймите, я вовсе не обвиняю вас во лжи. Но полиции, если она вам не верит, это ничего не даст.

Я убито откидываюсь назад, упершись затылком в подголовник, закрываю глаза. Она лепечет, что ей очень жаль, но лучше все-таки поехать в больницу. Я вдруг с силой бью кулаком по подлокотнику.

— Но зачем бы мне это делать, черт возьми? Если бы я хотел присвоить чужую кредитку, то почему у вас на глазах? Ну хорошо, давайте поедем в НИАИ в Бур-ла-Рен, и я за пять минут докажу вам, что я — известный в Соединенных Штатах ботаник. Мои работы можно найти в интернете, наверняка где-то есть моя фотография…

— Ну да, прямо сейчас и поедем! — в свою очередь взвивается она. — А если там окажется не ваша фотография, вы будете уверять, что он взломал сайт…

— У вас есть другое объяснение? — фыркаю я, взбешенный тем, что она заранее обрекает любую попытку на провал, и еще сильнее — тем, что мне и в голову не приходила гипотеза, которую она сейчас так логично сформулировала.

— Да. Вы могли прочитать статью о нем незадолго до аварии…

— Ну конечно, статью, в которой был указан номер его кредитной карточки!

— Послушайте, Мартин, я уж не знаю, что и думать. Я, конечно, хочу вам помочь, но всему есть предел!

— Вокзал Монпарнас, — заявляет какой-то тип, вваливаясь в машину.

Он плюхается на заднее сиденье, захлопывает дверцу. Мюриэль, обернувшись, говорит ему, что такси занято.

— Дождь! — ноет он. — Битый час тут торчу, хоть бы одно такси остановилось! Я вас умоляю…

— Ладно, — говорю я и распахиваю дверцу. — Только одолжите мне евро на автобус, я сразу же верну, когда…

— Далеко же вы уедете с одним евро.

— У меня поезд через двадцать минут! — нудит тип на заднем сиденье.

— Мне плевать! — рявкает на него Мюриэль. — Я разговариваю! А вы сидите! — прикрикивает она на меня, закрывая дверцу. — Ладно уж, отвезу вас в Бур-ла-Рен, а его подбросим на Монпарнас, это по дороге.

Она трогает машину так резко, что меня прижимает к сиденью.

— Спасибо, — говорит пассажир.

Пока она лавирует в потоке машин, он названивает по мобильному, раз, другой, говорит, что уже едет, просит перенести совещание в Нанте, если он не успеет на поезд. Каждому собеседнику повторяет одно и то же, но разным тоном, от почтительного до приказного, и ритм грассирующего голоса окутывает меня непроницаемым пузырем. Мне хочется остаться в нем одному. Я закрываю глаза, расслабляюсь, собираю себя по частям. У кого-то тоже есть проблемы, другие, не мои, и на их решение тратится больше энергии, чем они того стоят, — это как-то успокаивает.

— А кроме вашего сайта, чем еще вы могли бы меня убедить?

Я открываю глаза и с горечью констатирую, что каких-то двух километров на размышление ей хватило, чтобы переметнуться во враждебный лагерь.

— Мюриэль, все обстряпала моя жена. Она узнала об аварии, решила, что я умер, и выдала своего любовника за меня…

— Не проще ли было остаться вдовой?

Ответить мне нечего, и я продолжаю свое логическое построение. Лиз могла вычеркнуть меня из своей жизни и вместе с сообщником ввести в заблуждение всех соседей, но и только. В Бур-ла-Рен он никого не сможет одурачить. Тут будет мало фальшивого паспорта и вызубренной наизусть биографии: двадцать лет работы, изысканий, открытий не сымпровизируешь; если он заменил меня в семье, то в профессии это не так просто.

— Мой коллега Поль де Кермер, который и пригласил меня во Францию, чтобы приобщить результаты моих исследований к своим работам, часами общался со мной через интернет, он знает все мои труды о разуме растений… Его обмануть невозможно!

— Еще только без пяти, вот это да! — радуется пассажир на заднем сиденье. — Сколько я вам должен?

— Девятнадцать десять, — отвечает Мюриэль, показывая на счетчик, который работал для меня.

Он дает ей двадцать евро, говорит, что сдачи не надо, и на рысях бежит к вокзалу, зажав под мышкой атташе-кейс. Мюриэль протягивает мне банкноту. Я качаю головой. Она настаивает: у меня ведь нет при себе денег, а проезд я оплачу, когда получу новую карточку. Как просто и естественно она снова приняла мою сторону — это обезоруживает. Я прячу двадцатку в карман.

— Простите, что вспылил, Мюриэль.

Она достает из бардачка серый пластмассовый чехольчик и выходит из машины. Чем-то стучит по крыше. Возвращается на свое место и протягивает мне телефон.

— Раз уж вы все равно залезли в долги, почему бы не позвонить в Америку? Родным, друзьям…

— Мой отец умер, где мать — я не знаю. Кроме жены у меня только знакомые, коллеги… И там сейчас четыре часа утра.

— Как хотите, — хмыкает она, шаря за счетчиком. — Мне казалось, так проще всего: вы дадите мне трубку, я опишу вас и точно узнаю, вы это или нет.

Я сглатываю слюну. Мне обидно, что ей еще нужны доказательства такого рода. Но в чем-то она права. Вот только как у нее с английским?

— Немного знаю.

— Я позвоню Родни Коулу, моему ассистенту в Йельском университете.

После третьего гудка механический голос сообщает, что абонент недоступен. Мюриэль забирает у меня телефон и со вздохом выключает его.

— Можем попробовать разбудить кого-нибудь другого.

— Нет, хватит. Номер остался в памяти, я сама перезвоню, если захочу удостовериться. И узнаю, не набрали ли вы номер от фонаря.

Она трогает с места. Съежившись на сиденье, я смотрю на поток машин. Вдруг ее рука ложится на мое колено.

— Я очень хочу верить вам, Мартин. Но меня столько раз в жизни обманывали… Какая улица в Бур-ла-Рен?

Мы входим в холл из черного стекла, украшенный чахлой юккой, засыхающей посреди сада камней.

— Добрый день, — здороваюсь я с девушкой на ресепшне.

Она поднимает глаза от глянцевого журнала.

— Месье?

— Месье Харрис.

— Его сейчас нет, что передать?

Я стискиваю зубы, стараясь не смотреть на Мюриэль, беру себя в руки и, как могу вежливо и естественно, отвечаю:

— Это я!

Она всматривается в меня, хмуря бровки, будто силится вспомнить.

— Извините, месье, я подменяю Николь и еще не всех знаю… Вас зовут?…

— Нет, вы не поняли: это я…

— Поль де Кермер здесь? — по-хозяйски перебивает меня Мюриэль.

— Нет, мадам, его тоже еше нет, он придет после трех.

Девушка поворачивается, чтобы уйти, но я удерживаю ее за локоть.

— Неправда. Он у себя в лаборатории, по утрам он ставит опыты, один, и не любит, когда ему мешают. Мадемуазель, пожалуйста, позвоните ему, 63–10. Скажите, что это срочно, по поводу тиннидей, скажите, что я от Мартина Харриса.

— По поводу?…

— Тиннидей. Это разновидность ос… он поймет.

Облизывая языком уголок губ, секретарша жмет на клавиши и говорит в селектор:

— Месье, тут пришел какой-то господин по поводу ос от месье Харриса. Хорошо.

Она улыбается мне и голосом стюардессы сообщает, что я могу пройти. Я не двигаюсь, поджав от напряжения пальцы в ботинках. Вопросительный взгляд.