Влюбиться в Ноябрь (СИ) - Страница 6

— Ты уже очаровал. Вот это все, — обводит руками пространство вокруг нас. — Для меня никто такого не делал. Спасибо, — сама тянется и касается меня легким, как прикосновения бабочки, поцелуем. А у меня внутри плавится все от ее слов. Ну точно потек ноябрь.

Василиса трется носом о щеку и не спешит убегать из объятий. Наоборот, прижимается крепче, забираясь холодными руками под полы моего пальто. Черт, заморозил совсем девочку. Легонько провожу пальцем по перстню, чтобы воздух стал теплее и укутываю ее прижимая ближе.

— Мне просто немного страшно. Но я правда ужасно устала, — отрывается от груди, чтобы заглянуть мне в глаза. — Поедем?— храбрая моя девочка.

Быть месяцем — работа, обреченная на одиночество. Поэтому просыпаться от посторонних звуков в доме непривычно.

Василиса вчера уснула прямо в машине. Будить ее не хотелось. Подхватил на руки, чтобы донести до спальни. Легкая, маленькая. Под безразмерной курткой пряталась тонкая талия и невыносимо-соблазнительные бедра. Дальше щупать совесть не позволила, хотя очень хотелось.

Она что-то сонно ворчала, но доверчиво обхватила мою шею и зарылась носом куда-то в ключицу. Окутала цветочным ароматом и зацепила своим теплым дыханием что-то жизненно важное в моей бессмертной душе. Что-то о существовании чего я и не подозревал. Ну точно поплыл ноябрь. На улице запредельные плюс двадцать!

Моя девочка изо всех сил пыталась бороться со сном, но так и не смогла открыть глаза. Пришлось помогать раздеваться. Обычно меня описывают как самого холодного, мрачного и отстраненного из братьев. Но куда подевалась вся хваленая выдержка, когда с плеча моей Василисы слетела бретелька футболки? Правильно. Полетела к чертям.

Коснулся губами молочной кожи на ее плечике и сбежал, пока не окончательно не сорвался. Закрылся в спальне и очень долго… Фантазировал в душе. Видимо, все усилия пошли прахом. Потому что я “в полной боевой”, а она рядом.

Наблюдаю за Василисой, пританцовывающей у плиты. Опять она в каком-то безразмерном безобразии, скрывающем ее формы. Огненные волосы рассыпались по плечам. Такая домашняя и уютная, что не могу удержаться и иду нагло тискать. Ее хочется. Вздрагивает от моего прикосновения, но тут же тает в моих руках расслабляясь.

— Доброе утро, — мурлычет, прижимаясь спиной.

Целую ее розовенькое ушко, скулу, шею. Она теплая, медовая и тает на губах. Кожа под моими пальцами покрывается мурашками, а девочка забывает, что делала, зависая с лопаткой в руках. Нагло провожу руками по талии вверх, замечая, что под футболкой на Василисе больше ничего нет. Ну что за хулиганка моя.

— Добр-р-рое, — рывком разворачиваю к себе и усаживаю на столешницу.

Ее футболка задирается вверх по бедрам, открывая головокружительные виды. Впечатываюсь между ее ног. Утро обещает быть очень жарким.

Заметив, что я в одних домашних брюках, Василиса прячет лицо в ладонях. Смущать получается на пять. Поздравляю. Чем еще будешь удивлять, а ноябрь? Но первая удивлять собирается дама. Сначала нерешительно выглядывает из-за пальцев, а потом в открытую ласкает восторженными взглядами.

— Ты красивый, — выдает заключение и, прикусив губу с глубоким исследовательским интересом, скользит перепачканной в масле лопаткой по моей груди, обрисовывая мышцы. Останавливает движение только у резинки брюк, натыкаясь на результаты своего очарования и баловства.

— Не боишься, что серый волк тебя растерзает, милая зайка? — впечатываюсь в нее бедрами, поддразнивая, но она моментально включается в игру, обвивая шею руками, и жмется ближе. Улыбается совершенно хулигански.

— У зайки тоже есть зубки, — в подтверждение своих слов и правда беспощадно вгрызается зубами в плечо, сладко зализывает отметины от зубов.

А меня ломает от ее близости. Ловлю ее губы своими и едва удерживаюсь от порыва прямо на этом столе ее и… Съесть! Никогда такого не было. Меня как магнитом к ней тянет, не успеваю соображать. Пропадаю в ней, но что-то на заднем плане вспыхивает сигнальными огнями. Черт, горим!

Сковородку в раковину, плиту выключить, подхватить мою девочку на руки и утащить в берлогу… Но в берлогу не получается. Падаем на мягкий ковер в гостиной. Смеемся, но резко становится не до шуток. Она ведет своими пальчиками по моей руке, плечу, шее, небритой щеке… А я стягиваю вверх ее футболку, отбрасывая куда-то в неизвестность.

Меня отрубает от реальности окончательно. Съедаю ее всю, потому что остановиться невозможно. Горячая, сладкая, мягкая, отзывчивая, влажная для меня. Она срывается в бездну вместе следом за мной.

Пока она приходит в себя, жадно глотая воздух, надеваю на пальчик колечко. Тоненький ободок платины с прозрачно-голубыми топазами. Пусть об истинных для хранителей ходят всего лишь легенды, но этот камень не зря главный символ верности и истинной любви.

Теперь Василиса обвенчана с ноябрем. Не уверен, что она сейчас согласилась бы. Даже такая румяная и уставшая. Доверчиво прижавшаяся к моей груди. Но на убеждения времени нет. Обратный отсчет пошел. По-другому мне ее не защитить.

— Что это?

— Обещание, — а еще рука и сердце. Но это вслух не добавляю. Просто съедаю ее губы до головокружения.

Она, как огненная бабочка. Вырывается из моих объятий и снова утонув в безразмерной футболке, убегает к кухонному островку. Нагло мешаю ей готовить. Она шлепает мне по ладоням, исследующим ее бедра, и тут же кормит блинами с рук. Пачкает медом свои губы, и я не могу перестать их облизывать.

Беззаботный завтрак с идеальной девушкой. Вот этого бы я точно хотел. За сотни лет работы не было и минуты, похожей на такое счастье. Звонок в дверь не заставляет себя ждать. Почуяли.

— Это ты? — Василиса восхищенно смотрит на снегопад в окно, а я не могу ответить. Потому что нет, не я.

— Ничего не бойся, ладно? — подхожу поцеловать кончик ее носа. — Найди Апреля. Братья тебе помогут, — вкладываю в ее ладонь запасные ключи от берлоги этого засранца, и иду открывать.

За воротами меня ждут два безликих щуплых конвоира и опер. Суровый медведь. Но справедливый. Он будет злиться, но поможет, я точно знаю.

— Ну вот от тебя не ожидал, — начинает без приветствий, опер. Мороз на улице усиливается.

— Не злись так. Люди замерзнут.

— Не одному тебе фокусы показывать. Ты бы раньше об этом думал. Самому пора мороз выпускать на волю. А могучий ноябрь вот — показывает пальцем на россыпь одуванчиков на зеленой траве. Ой позор... — И ладно бы Май или Апрель. Мелкие, не соображают еще. Но ты уже три сотни лет на службе…

Четыре. Но это детали. В этом году люди увидели снег в начале мая, да. Это наша бесстрашная сестрица-лисица натворила дел. Пришлось вмешиваться и мне. Если сейчас меня уберут, братец декабрь достанет из небытия только чтобы наказать самому.

— За девочкой моей присмотри, будь другом. И не пугай ее, брат.

— Брат… Раньше нужно было думать! Ты же знаешь, что будет.

— Не будет. — холодно отрезаю. Стягиваю перстень и вкладываю в руку Декабря. — Не будет. Ясно? Я найду выход.

Выхожу в коридор, чтобы проверить, куда пропал Марк, но вместо него в дверях стоит неизвестный мужчина. Чуть не вскрикиваю от испуга. Чужак огромный, накаченный, пугающий. Выражение лица соответствующе хмурое. Медведь! По-другому и не скажешь.

— В-вы кто? — заворачиваясь плотнее в плед, и решаюсь спросить. — Откуда у вас это? — замечаю перстень Марка на пальце медведя. Широкий ободок золота, с большим камнем, похожим на опал. Только опал показывает радугу только на ярком солнце, а этот камень будто живой…

— У тебя вещица интереснее, — басит незнакомец, подходя ближе и выдергивая мою руку из пледа. Адреналин, выплеснувшийся в кровь, не позволяет пошевелиться, и медведь делает все, что ему нужно, разглядывая кольцо, которое подарил мне Марк. — Вот девятый совсем оборзел! — рычит, не разуваясь проходя в дом.